фрукты, тончайшие лепешки, орехи и финики в меду и пять сортов шербета. Ворс на
ковре был толщиною в ладонь, блюда - из чистого серебра, кувшины - с изящной
чеканкой, а кубки украшены благочестивой надписью: "Во имя Аллаха милостивого,
милосердного!" Саймону казалось, что он пирует с самим халифом Харуном
ар-Рашидом. Тот, кстати, тоже носил титул "амир ал-муминин".
защищал от солнечного зноя. Но Саймон с удовольствием обошелся бы без тента -
леденящий холод все еще терзал его, вгрызаясь в кости и плоть, царапая острыми
когтями сердце. Он покосился на блюда и кувшины. Жаркое было восхитительным,
фрукты в серебряных вазах услаждали взор, но вместо щербетов он предпочел бы
увидеть пару обойм "Коммандоса".
видел там льды и снега - это проклятие всевышнего! - и чувствовал холод. Это
ужасно! От него спасают лишь теплые женские руки да ванна с горячей водой. Так
что я прикажу, чтоб тебя помыли, согрели и умастили... Кому же лучше этим
заняться? Айше? Или Махрух? Или Дильбар, Билкис, Камаре? Или Савде, Хаджар,
Нази? Выбирай!
претенденток. - Нази, мне кажется, погорячее остальных.
дело. Разумеется, эти бану сулайм и бану килаб - ослиный помет в сухом песке,
но все же и к ним обращены слова пророка... - Полузакрыв глаза, он
процитировал: - И если бы два отряда из верующих сражались, то примирите их.
Если же один будет несправедлив против другого, то сражайтесь с тем, который
несправедлив, пока он не обратится к велению Аллаха. А если он обратится, то
примирите их по справедливости и будьте беспристрастны: ведь Аллах любит
беспристрастных!
Кораном? Откуда же, сын мой?
обгладывая ножку павлина. - Иногда она читала мне Коран. Перед сном. Я
запомнил. У меня хорошая память.
сияющем солнечном свете. Он выпил шербет из кубка с благочестивой надписью и
возвратился к павлину. Он вдруг почувствовал страшный голод. Голод заставил
забыть о Курри. Куррат ул-Айн, конечно, была хороша, однако Нази не уступала ей
ни в чем. Достойная награда герою!
блеснули.- Уже вспоминаешь о девушках!
- Я чуть не замерз в Абулфарадже, но мысль о девушках меня согревала, отец мой.
Особенно о Нази.
сохранить лицо перед толпами бану сулайм и бану килаб. Их собралось тысяч пять
или шесть, все - увешанные оружием с головы до пят, на злых длинноногих
дромадерах; казалось, еще чуть-чуть, и они вцепятся друг другу в глотки.
Саймону пришлось продемонстрировать, что будет в этом случае.
средством умиротворения, так и смертельным оружием, экологически чистым и
поражающим только живую силу противника. Все зависело от мощности:
фризер-граната снижала температуру до минус сорока по Цельсию в радиусе
десяти-пятнадцати метров, фризерная бомба могла превратить целый город в
паноптикум с ледяными статуями. Как утверждал Дейв Уокер, отличный способ
охлаждения горячих голов.
использовали. Фризер был очень хитрым механизмом, аккумулирующим тепловое
излучение в локальной области пространства, своеобразной "черной дырой";
границы ее были несколько размыты, и во всех инструкциях рекомендовалось
держаться от нее подальше. Саймон, вместе с любопытными старейшинами бану
сулайм и бану килаб, попал на периферию взрыва, пережив массу острых ощущений.
Теперь все они могли представить чувства мамонта, дремлющего в вечной мерзлоте.
замерз моментально, а камни потрескались и оделись седоватым инеем.
Внушительное получилось зрелище! Даже Саймон содрогнулся - правда, не от
страха, а от стужи. Что до кочевников, то они, проявив редкое благоразумие,
решили, что теперь святой источник очищен и можно вернуться к прежним порядкам
использования вод. Их шейхи, видимо, тряслись до сих пор, и Саймон испытывал к
ним нечто вроде сочувствия: все они были людьми немолодыми и погреться в
женских объятиях никак не могли.
гостеприимный хозяин, ел мало, большей частью налегал на фрукты и важно кивал,
довольный аппетитом гостя. Казалось, он не испытывает ни капли ревности, ни
грана зависти, хоть повод для того имелся: ему, потомку пророка, не удалось
вразумить упрямых сынов пустыни, а вот пришелец, невзирая на молодость, в два
счета справился с этим делом. И даже очистил Абулфарадж! Ибо холод, как ведомо
всем, уничтожает любую скверну...
уверенному в собственном авторитете. После того, как арабский мир избавился от
тесных контактов с Россией, Китаем и Западом, здесь предпочли монархическую
форму правления. В Саудовской Аравии она сохранилась с давних пор, а в других
государствах венец владыки был отдан либо удачливым вождям, либо религиозным
лидерам, а в редких случаях - потомкам древних фамилий, пришедших к власти еще
в эпоху Саладина. Но все они, и новые, и старые правители, единодушно пытались
доказать, что происходят от самого пророка - вернее, от дочери его Фатимы,
прозванной Захра Аллах. Азиз ад-Дин Абдаллах, эмир Счастливой Аравии, в таких
доказательствах не нуждался; он и в самом деле был потомком фатимидских халифов
по прямой линии. К тому же власть досталась его предкам не в результате
выборов, военных переворотов или закулисных интриг, а совсем иным путем. В
двадцать первом веке, в Эпоху Исхода, Азиз ад-Дин Касим ибн-Сирадж просто купил
гигантскую территорию у Красного моря, основав затем свой собственный, личный и
нераздельный эмират. Откуда у Касима нашлись такие средства, до сих пор было
тайной, покрытой мраком.
является самой почитаемой женщиной для мусуль-ман-шиитов. Она стала супругой
первого халифа Али и родоначальницей династии халифов-фатимидов.
Персики в окрестностях Басры росли превосходные - впрочем, как и все остальное.
Строго говоря, столицу Счастливой Аравии надлежало именовать Басра-Два или
Новая Басра, поскольку земная Басра находилась, как положено, в Ираке, у
слияния могучих рек, называвшихся по старой памяти Тигром и Евфратом. Но это
было бы оскорбительно для эмиров из рода ад-Дин! Они всегда настаивали, что
истинная Басра - их город, так как нет в нем современных зданий из бетона и
стекла, нет заводов и крытых асфальтом дорог, а есть дворцы, мечети, минареты и
мостовая из гладких базальтовых плит. Их Басра была городом Синдбада-Морехода -
правда, в улучшенном издании, где сказочные дворцы освещались электричеством, а
по улицам ползали роботы-уборщики.
молитву. Не слишком долгую; цитируя наизусть Коран, он тем не менее особой
религиозностью не отличался.
ослов затеют драку у самых моих границ...
Саймоном он общался лишь на арабском, называя его не Ричардом, а Ришадом и
всячески это подчеркивая. Имя считалось почетным и значило "Истинный путь".
Саймон подозревал, что обязан такой благосклонностью черноглазой Куррат ул-Айн.
Она обучила его не только языку, но и правилам вежливости, а в результате он
покорил сердце эмира одной лишь фразой, традиционным приветствием "ва Мухаммад
сафват Аллах мин халкихи ва мустафа-ху". Припомнив этот эпизод из первой их
встречи, Саймон подумал - на сей раз на русском: "Встречают по одежке,
провожают по языку".
творений Аллаха и избранник его (ар.).
несколько дней. Во-первых, ты - благой пример для моих непутевых племянников,
которым смелость и дерзость заменяют разум. Во-вторых, я покажу тебе свои
сокровища, нечто прекрасное и чудесное, а созерцание чудес, как утверждают
поэты, возвышает душу и тешит взор... Ну, а в-третьих, - синие глаза эмира
лукаво блеснули, - в-третьих, кроме Нази, есть еще Айша, Махрух, Дильбар и все
остальные. Я надеюсь, ты не обидишь ни одну из девушек?
каких сокровищах ты говоришь, амир ал-муминин? О золоте? О самоцветах? О
быстрых скакунах? Или о прекрасных рабынях?
халифа ар-Рашида... Но времена сейчас другие, и я не сказочный халиф, чтоб
хвастать золотом, рабынями и скакунами. Я покажу тебе мою коллекцию.
возник туманный силуэт Масрура, четвертого из эмировых племянников. Туманным он
был потому, что одежды его сияли золотом, кинжал и сабля, усыпанные
бриллиантами, затмевали солнечный свет, а на груди позванивали все ордена и
медали, какие только нашлись в Счастливой Аравии и сопредельных странах. Этот
Володихин Дмитрий
Маккефри Энн
Орлов Алекс
Бажанов Олег
Суворов Виктор
Березин Федор