страны да науки в целом, а еще - сотрудникам лаборатории косточки мыли, -
опять улыбнулся Вайсброд. - Он знал, чем меня развлечь. Дело стариковское...
Научными своими соображениями, ежели у него они и возникали, он со мной
не делился. И правильно. Я уже отстал, Вадим. Тут болит, там болит... Одно
время мы даже пошучивали: дескать, давай, Симагин, скорее волновую
терапию, а то не доживет старик Вайсброд. Но все наоборот: я прожил,
наверное, уже вдвое дольше, чем рассчитывал, а никакой терапии так и не
получилось.
в лицо Кашинский. - А, Эммануил Борисович?
полной растерянности. Вы мне скажите толком, на что намекаете - и тогда я
вам толком скажу, слышал я об этом от Андрюши или нет. И весь разговор. Я
устал сегодня.
не могу ничего сказать! - сокрушенно покачал головой подлец. - Вызывает
меня сегодня мое по главной линии начальство, - сообщил он с
откровенностью, означавшей уже неприкрытую угрозу: видишь, старик, не в
бирюльки играть пришел к тебе! - И тоже толком-то ничего не говорят. Но
видно, что там, у ловцов человеков-то, прямо муравейник разворошенный. И
соображаю я себе, Эммануил Борисович, что гений наш чего-то сильно
напортачил. Натворил творец, скажем так. И натворил, похоже, с применением
каких-то наших средств. То ли воздействие на психику посредством
биоспектрального облучения, то ли... то ли еще что-то похлеще. И вот мне
поручено, просто-таки поручено у вас узнать как можно тщательнее и
подробнее, не знаете ли вы... а вы наверняка знаете, он же в свое время без вас
шагу ступить не мог, похвастаться - к вам, поплакаться - к вам,
посоветоваться - к вам...
правильно и четко сформулировать вопрос. Грубо говоря - о чем, собственно,
спрашивать. Прямо спросить про телепатию или телекинез, или про умение
летать у него не хватало духу. Сошлется старпер на то, что я псих, думал он, и
вообще ничего не скажет, будет беседовать как с психом, и не подкопаешься к
нему. Посоветует к врачу обратиться...
поручал ему беседовать с Вайсбродом. Бероев давно списал немощного,
больного старика со счетов, и вообще - чисто по-человечески не хотел
беспокоить едва живого человека, которому осталось коптить небо... неизвестно
сколько, но уж явно немного; да и не в сроке дело, а в том, что и некрасиво, и
настоятельной необходимости нет. Была бы - другой коленкор, тогда бы ста-
ло, как часто бывает, не до красоты поступков; но в нынешней ситуации Бероев
на Вайсброда ставки не делал и просто его жалел.
Тавриге, от которого он не меньше получаса не мог очухаться, он решил, что
попытка - не пытка. Ему необходимо было реабилитироваться перед
Бероевым... но главное - перед самим собой, в собственных глазах. Судьба,
похоже, дала шанс все-таки победить Симагина. А может, и Вайсброда заодно.
Выпотрошить и утопить. Он не собирался упускать этот шанс.
самый подробный и добросовестный, никакой, даже самый эмоциональный
рассказ не может заменить личного присутствия; а он, Кашинский, лично
присутствовал там, в гостинице, когда Симагин, глядя всепрощающе и
всевластно, как Бог - даже у Бероева никогда не проскальзывало взгляда, в
котором угадывалась бы ТАКАЯ сила! - что-то мягко и убедительно ворковал
ему, а он - он плакал и на какие-то недели стал другим человеком. Верящим,
ждущим... Он, Кашинский, лично присутствовал в лаборатории, когда уда-
вались попытки развертывания латентных точек - со временем эти удачи
становились все более редкими, пока наконец окончательно не сошли на нет -
и помнил лица Симагина и Карамышева, и помнил их слова, короткие обмены
непонятными непосвященным репликами...
дикарем, желающим во что бы то ни стало втоптать в грязь, расколошматить
вдребезги изваяние божка, который не откликнулся на обращенные к нему
мольбы и не совершил чуда.
проклятые таланты, эти сильные и умные, которые никогда и нигде не
подпускали его к себе и не давали ему ни крошки со своего изобильного,
задарма заваленного снедью стола... а когда он робко пытался схватить хоть
кусочек, хоть крошечку - нещадно били по рукам. И теперь он имеет право на
все. На все, что стоит на столе; на все, до чего сумеет и сможет дотянуться. До
чего у него хватит духу дотянуться.
себе... Для себя.
Выгораживал. Ну что ж, и я повру немножко, и посмотрим, как вам это
понравится, Эммануил Борисович. Кто кого переврет.
постаравшись придать своему голосу властную жесткость. - Я все понял.
Понял, что вы мне хотите сказать. А вот вы меня не поняли. Речь идет о деле
государственной важности. Оно было важным уже тогда. Ни стократ важнее
оно стало теперь, когда у нас нет ни тех ракет, ни тех танков, ни тех пехотных
полчищ... Вы прекрасно понимаете это. Ради такой цели государство может
пойти на многое. И не только наше государство. Мы живем теперь, как и в
первые годы Советской власти, во вражеском окружении. Почти в кольце
фронтов. И должны особенно озаботиться тем, чтобы шансы, которые дает
биоспектралистика, не уплыли к нашим бывшим коллегам и нынешним врагам.
маразматического сюсюканья, не то что в начале разговора, произнес Вайсброд.
- А у меня старая закваска. Люблю Украину, Кавказ и Поволжье...
они ответят вам взаимностью, - издевательски усмехнулся Вадим. - А речь-
то идет как раз не о том, любим мы их или не любим, а о том, чтобы заставить
их любить нас. И не только, их, разумеется, а и тех, кто подальше. - Он
перевел дух. Надо решаться, подумал он. Кто кого переврет. Старик все равно
не сможет поймать меня на слове, никак. Не проверить ему моих слов. - Ваш
сын, - сказал он и с удовольствием отметил, как старый еврей сразу вздрогнул,
- неплохо устроившийся где-то, если мне память не изменяет, неподалеку от
Иерусалима, решил, видимо, что улетел на Марс и теперь ему все позволено. А
вы, как человек старой закваски, - он опять холодно усмехнулся, - не можете
не понимать, что такая маленькая и такая значимая страна просто-таки должна
быть нашпигована агентами различных спецслужб. Ну, как, скажем, Швейцария
во время второй мировой войны. И со стороны вашего Данечки... кажется,
теперь надо произносить - Даниэль? а впрочем, не знаю и знать не хочу...
было весьма неосторожно и просто-таки неосмотрительно настораживать
публику заявлениями, что в секретной русской лаборатории, в течение многих
лет возглавлявшейся его отцом, вот-вот овладеют телекинезом, телепатией,
левитацией... Бог ведает, чем еще.
никогда еще не бывал в присутствии Вайсброда. Он свалил все опасные,
запретные, невероятные слова на другого, и теперь с него, Вадима, взятки были
гладки. И вот мы проверим сейчас, насколько эти слова невероятны. Если
старик захихикает мне в лицо, посмотрит как на придурка - все, попал
пальцем в небо, и можно понуро уходить в задницу. Но уж если отнесется
серьезно...
задыхаться.
хотите - проверьте. Но мне неоткуда было бы это узнать, если бы мне не
передали те, кому передали наши сотрудники, слышавшие все собственными
ушами. И согласитесь, не только наши сотрудники могли это слышать. Ах, как
было бы хорошо, Эммануил Борисович, если бы вы сами все подробно и связно
рассказали! Нам не было бы никакой нужды верить слухам и обрывочным,
непрофессиональным фразам... А так... вы же понимаете, чем ваш сын рискует.
Если вы не расскажете, возникнет угроза, что нас опередят там и получат
информацию не от вас, а от того, кто под руками, то есть от Дани... Откуда мы
знаем, сколько ему известно? Что вы в свое время ему рассказывали по-
семейному? Мы не знаем, и вы ничего не говорите. Приходится предполагать
худшее... А речь идет о деле государственной важности, повторяю, значит, все
средства хороши. Значит, нашим сотрудникам, возможно, придется
предотвратить утечку информации самым радикальным образом. Вы же
понимаете, мусульманских фанатиков, арабских террористов там пруд пруди, и
еще одна смерть во время взрыва в магазине или в автобусе... или просто
выстрел на улице...
говорил <мы>, <нам> - сейчас ему грезилось, будто он и впрямь вещает от
лица одной из могущественнейших организаций мира и вся ее сила - работает
на него. Подчинена ему. Он мог вертеть этой силой, как хотел. Он повелевал
ею, а не она - им.
впервые. Что по сравнению с этим великолепным, ослепительным ощущением
всемогущества были даже те недели, когда он, убогий, но просветленный,
смиренно ждал и надеялся, когда Симагин совершит для него персональное
чудо. Теперь чудеса творил он сам.
ходила ходуном, и голова бессильно откинулась на спинку кресла. -
Поднимайтесь немедленно и уходите отсюда вон.
Кашинский с той мягкостью всевластия, с которой иногда говорили с ним
Симагин, Бероев или сам Вайсброд. Сейчас он платил им их монетой. -
Николаев Андрей
Володихин Дмитрий
Конан-Дойль Артур
Каргалов Вадим
Кервуд Оливер Дж.
Посняков Андрей