Чтение 54–й страницы книги ~Те, кто охотится в ночи~

-- Вы полагаете, он его достиг? -- спросил он наконец.

-- Вам знакома легенда о Тангейзере?

Вампир усмехнулся.

-- Грешник, так напугавший своей исповедью папу Римского, что тот
прогнал его, сказав: "Скорее на моем посохе распустятся цветы, нежели
Господь простит такие преступления". Тангейзер вернулся к грешной жизни, а
через три дня посох расцвел... Да, знакома. -- Глубокие глаза Исидро
загадочно мерцали. -- Но, как говорил сам брат Антоний: "Нам этого не
узнать".

Еле слышный звук заставил Эшера обернуться. В дверях стояли Антея
Фаррен и Лайонел Гриппен. Графиня выглядела осунувшейся и измученной,
доктор, как всегда, был огромен и краснолиц; на фоне налитых краденой кровью
губ клыки казались ослепительно белыми.

Исидро продолжал мягко:

-- Думаю, никому из нас даже и в голову бы не пришло, что такое
самопожертвование возможно. Да и сам брат Антоний наверняка подумал об этом
лишь после встречи с вами в катакомбах, когда вы напомнили ему о
безграничности милосердия Божьего.

-- Каждый вправе дурачить себя, как ему нравится, -- проворчал Гриппен.
-- А я думаю, если кто-то уходит из-за стола в разгар пира, то, значит, он
просто пресытился.

Антея чуть склонила голову к плечу и добавила:

-- Это был скорее поступок смертного.

-- Ну так он и умер в итоге, -- отозвался Гриппен.

Какое-то время Эшер внимательно смотрел в мерцающие карие глаза
женщины.

-- Да, -- сказал он. -- Это был скорее поступок человека, чем вампира.

-- Во всяком случае, после этого его поступка ваша служба кончилась, --
сказал Исидро, не поднимаясь из-за конторки. -- Вы свободны.

-- Свободен? -- Эшер оглянулся на дверь, возле которой стояли Гриппен и
графиня Эрнчестер с лицами, напоминающими в газовом свете посмертные
гипсовые маски с живыми мерцающими глазами.

-- Да, свободны, -- повторил Исидро. -- Если хотите, можете начать
охоту на вампиров, во всяком случае, на тех, кто вам лично не симпатичен.
Или даже на всех, если вы человек принципа. Насколько я понимаю, какие-то
принципы у вас еще остались, хотя и в сильно поврежденном виде... Но, боюсь,
это окажется бесплодным занятием. Мы знаем теперь, каким образом вы и миссис
Лидия нас выследили, и, поверьте, сделали из этого выводы. Отныне наши
укрытия будут более, как это у вас называется, законспирированы. Вы можете
преследовать нас долго и безуспешно, хотя вам, разумеется, придется вложить
в это дело всю свою душу, все силы, все оставшиеся годы. А много ли их у вас
осталось?

Эшер смотрел на него не отвечая. В бледных глубоких глазах вампира он
не уловил ни тени насмешки. Бедный глупый Деннис убил двадцать четыре
человека -- слепо, почти бессознательно, в припадке ярости и желания. Исидро
убил за три с половиной столетия не менее десятков тысяч -- хладнокровно и
расчетливо. Долг человека требовал уничтожить их до единого, чтобы они не
могли убивать снова и снова, не могли порождать себе подобных.

Но в глубине души Эшер знал, что Исидро прав. Для этого требовалась
одержимость во имя идеи, та самая одержимость, ради которой он застрелил
когда-то человека, бывшего его другом. Он устал от этого, смертельно устал,
он был просто не в силах вести борьбу.

-- Мы не тронем ни вас, ни ваших близких, -- продолжал вампир. -- Чего
вам еще желать? Это не плата -- это обычная предосторожность. Человек, чей
бык не был зарезан волком, редко становится настойчивым охотником. Охотиться
за нами -- все равно что охотиться за дымом, Джеймс, ибо у нас есть то, чего
нет у вас. У нас есть время. Дни и часы счастья драгоценны вам, и вы знаете,
как. мало их у вас осталось. А в нашем распоряжении все время или, по
меньшей мере, -- добавил он с иронией, -- та его часть, которая нам
потребна.

Мгновенное помутнение сознания заставило Эшера обернуться в
предчувствии ловушки... Но Гриппен и Антея исчезли.

Он снова повернулся к конторке и обнаружил, что кабинет пуст...

Его шаги отдавались приглушенным эхом в пустом доме. Двинувшись вниз по
ночной улице, Эшер увидел язык золотого пламени в окне кабинета и серый клуб
дыма, но не остановился. Вокруг поднялась суматоха, люди забегали,
закричали. Полный бумаг дом должен был сгореть быстро.

На углу Харли-стрит он взял кэб и направился к дому, где Лидия лежала
на кровати и, рассыпав по плечам рыжие волосы, листала медицинские журналы,
терпеливо дожидаясь его возвращения.