Чтение 54–й страницы книги ~Ксеноцид~

к бургомистру Зельезо и не предложить, чтобы он отобрал у мамы ее пост
главного ксенобиолога. Ведь у нее явно не в порядке с головой.

- Вовсе нет, - запротестовал Эндер. - Если же ты сделаешь что-либо в
этом роде, это ее убьет.

- Маму? Она слишком черствая, чтобы умереть.

- Нет. Сейчас она совершенно беззащитная, и каждый удар может ее
сломать. Не тело... Ее... веру. Надежду. Не давай ей поводов
подозревать, будто ты ее бросаешь.

- Это твое сознательное решение? - Эла раздраженно поглядела на
отчима. - Или же это вышло само собой?

- О чем ты говоришь?

- Мама как раз сказала тебе нечто, что должно было бы привести тебя в
бешенство, ранить... что угодно. А ты только сидишь и думаешь, как бы ей
помочь. Неужели у тебя никогда не появлялось желания контратаковать?
Неужели ты никогда не выходишь из себя?

- Эла, если бы ты, того не желая, убила голыми руками двух человек,
то либо научилась бы держать себя в руках, либо утратила бы свою людскую
сущность.

- И ты это сделал?

- Да. - На какое-то мгновение ему показалось, что девушка шокирована.

- Тебе кажется, будто ты и сейчас на это способен?

- Возможно.

- Это хорошо. Эта способность может пригодиться, когда тут все пойдет
кувырком.

И она рассмеялась. Это была всего лишь шутка. Эндер почувствовал себя
легче. Он тоже рассмеялся с нею, но слабо.

- Я пойду к маме, - объявила девушка. - Но не потому, что ты так
сказал. И не по тем причинам, о которых говорил.

- Великолепно. Просто пойди.

- И тебе не хочется узнать, почему мне хочется быть рядом с ней?

- Я уже и так знаю.

- Ну конечно. Это я тебя запутывала. Ты все знаешь.

- Ты пойдешь к своей матери, поскольку это самый болезненный
поступок, который возможен в данное время.

- В твоей версии это звучит просто отвратительно.

- Добрый поступок приносит больше всего боли. Самое неприятное
задание. Самое тяжкое бремя.

- Следовательно, Эла - мученица? Ты так скажешь, когда будешь
говорить о моей смерти?

- Если бы мне хотелось говорить о твоей смерти, пришлось бы все это
записать на пленку. Я намереваюсь умереть гораздо раньше тебя.

- Выходит, ты не покинешь Лузитании?

- Ну конечно же, нет.

- Даже если мама тебя выгонит?

- Она не может. Для развода нет никаких оснований. Епископ Перегрино
знает нас достаточно хорошо, чтобы высмеять прошение о признании брака
недействительным в связи с отсутствием понимания.

- Ты знаешь, что я имею в виду.

- Я выбрал эту планету в качестве собственного дома, - заявил Эндер.
- Довольно уже фальшивого бессмертия из-за растяжения времени. Я
покончил с гонками по космосу и уже никогда не взлечу с поверхности
Лузитании.

- Даже если придется погибнуть? Даже если сюда прилетит флот?

- Если смогут улететь все, тогда улечу и я. Но это я погашу свет и
закрою двери.

Эла подбежала к нему, поцеловала в щеку и обняла, но только на миг.
После этого она исчезла за дверью, и Эндер вновь остался сам.

Я ошибался по отношению к Новинье, размышлял он. Она ревновала не к
Валентине. Все дело в Джейн. Столько лет она глядела, как я разговариваю
про себя, как говорю вещи, которые она сама никогда не услышит, как
слушаю слова, которые она сама никогда не скажет. Я утратил ее доверие и
даже не заметил, как его теряю.

И даже сейчас ему приходилось проговаривать все это про себя. Ему
приходилось обращаться к Джейн по привычке, укоренившейся столь глубоко,
что он даже не осознавал этого. И только лишь теперь она ответила.

- Я тебя предупреждала.

По-видимому, так оно и есть, беззвучно признался он.

- Ты не верил, что я понимаю людей.

Ты учишься.

- А ведь она права, знаешь? Ты стал моей марионеткой. Все время я
управляю тобой. Уже много лет у тебя не было ни единой собственной
мысли.

- Заткнись, - шепнул он. - У меня сейчас нет настроения.

- Эндер, - сказала она. - Если ты считаешь, будто это поможет тебе
сохранить Новинью, убери камень. Я не буду сожалеть.

- Я буду..

- Я соврала. Мне тоже будет жалко и обидно. Только не надо
колебаться, если придется сделать так, чтобы не потерять ее.

- Спасибо. - Эндер вздохнул. - Только мне будет трудно удержать того,
кого я, скорее всего, уже потерял.

- Когда Квимо вернется, все будет хорошо.

Вот это правда, думал Эндер. Правда.

Молю тебя, Боже, да будет милость твоя над отцом Эстеваньо.

***

Они знали, что приближается отец Эстеваньо. Pequeninos всегда знали.
Отцовские деревья все передавали друг другу. Не существовало никаких
секретов. Что вовсе не означает, будто они этого желали. Случалось, что
какое-нибудь дерево хотело удержать что-либо в тайне или же солгать. Но,
практически, они ничего не делали в одиночку. У отцовских деревьев не
было личного опыта. Если какое-либо из них желало что-то сохранить для
себя, рядом имелось другое, которое думало иначе. Леса всегда
действовали совместно, но состояли они из отдельных индивидуумов.
Потому-то известия и передавались из одного леса в другой, какими бы не
были желания отдельных деревьев.

Квимо знал, что это-то его и защищает. Ведь, хотя Поджигатель и был
кровожадным сукиным сыном - правда, по отношению к поросятам-pequeninos
этот термин и терял свое значение - он не мог нанести вреда отцу
Эстеваньо, не убедив поначалу братьев из собственного леса, чтобы те
исполнили его требование. А если бы он даже так и сделал, какое-то
другое дерево из леса обязательно узнало об этом и передало другим. Это
дерево стало бы свидетелем. Если бы Поджигатель захотел нарушить
присягу, данную всеми отцовскими деревьями тридцать лет назад, когда
Эндрю Виггин перенес Человека в третью жизнь, он не смог бы сделать
этого тайно. Весь мир узнал бы, что поджигатель клятвопреступник. А это
ужасный позор. Тогда какая бы жена позволила бы братьям принести мать к
нему? До конца своих дней он не родил бы ни единого потомка.

Квимо был в безопасности. Его могут не выслушать, но ничего плохого
сделать тоже не смогут.

Но когда он наконец-то добрался до леса Поджигателя, терять времени
на то, чтобы его слушать, никто не стал. Братья схватили человека,
бросили на землю и потащили к Поджигателю.

- В этом не было никакой необходимости, - заявил Квимо. - Я сам к вам
пришел.

Брат начал бить по стволу палками. Квимо вслушивался в изменчивую
мелодию, когда Поджигатель формировал пустые пространства у себя внутри,
формируя звуки в слова.

- Ты пришел, потому что так приказал я.

- Ты приказал. Я пришел. Если тебе хочется верить, будто это ты стал
причиной моего прихода, пускай так и будет. Но без сопротивления я
выполняю только божьи приказания.

- Ты здесь затем, чтобы выслушать слово божье, - заявил Поджигатель.

- Я здесь затем, чтобы гласить слово Божье, - не согласился с ним
Квимо. - Десколада, это вирус, созданный Господом, чтобы сделать
pequeninos его достойными детьми. Но у Духа Святого нет никакого
воплощения. Дух Святой вечно остается духом и только лишь духом, чтобы
всегда жить в наших сердцах.

- Десколада живет в наших сердцах и дает нам жизнь. Что она дает вам,
когда станет жить в ваших?

- Един Бог. Едина и вера. Едино крещение. Бог не гласит чего-то
одного людям, а другого - pequeninos.

- Мы вовсе не "самые малые". Ты сам убедишься, кто из нас могуч, а
кто - мал.

Его прижали спинами к стволу Поджигателя. Квимо чувствовал, как
передвигается за ним кора. Затем его пихнули. Множество маленьких рук,
множество пятачков, дышащих ему прямо в лицо. Все эти годы Квимо ни разу
не подумал, что эти руки, эти лица принадлежат неприятелю. И даже теперь
он осознал с облегчением, что не думает о них, как о собственных врагах.
Они были неприятелями Господа Бога, и об этом только он сожалел. Это
было необычным открытием: хотя его втискивали в провал брюха
убийственного дерева, он не заметил в себе ни малейшего следа страха или
же ненависти.

Я не боюсь смерти. Не знал.

Братья все так же лупили палками по внешней поверхности ствола.
Поджигатель преобразовывал ритм в слова Языка Отцов, но теперь уже Квимо
находился внутри звука, внутри слов.

- Ты считаешь, будто я собираюсь нарушить присягу, - сказал
Поджигатель.

- Да, такое пришло мне в голову, - подтвердил Квимо.