Шрайка, организовавшей их паломничество. Для каких еще нужд ее можно было
использовать? Консул встряхнул головой, выпрямился и ущипнул себя за щеку.
Его так клонило в сон, что все мысли отступили куда-то. Он взглянул на
комлог: прошло пять часов.
удостовериться в отсутствии змей, а затем спустился до высоты примерно в
пять метров над верхушками стеблей. Он достал из рюкзака веревку и сделал
Петлю, затем переполз на переднюю часть коврика и несколько раз обмотал
веревку вокруг него, оставив слабину, чтобы можно было пролезть под нею и
тогда уже затягивать узел.
петля на поясе создавала ощущение безопасности. Наклонившись вперед,
Консул вновь дотронулся до сенсорных нитей, выровнял коврик на высоте
сорока метров и приник щекой к теплой ткани. Обжигающие солнечные лучи
просачивались между пальцами, и он понял, что его голые руки скоро
обгорят.
рубашки.
всколыхнул траву, то ли проползло кто-то большое.
собой, и через полминуты он уже спал, как убитый.
пестрый, разноцветный - бездонное голубое небо, бескрайние просторы Южного
моря, ультрамарин, переходящий в бирюзу там, где начинались Экваториальные
Отмели, умопомрачительные зеленые, желтые и орхидейно-красные бока
плавучих островов, плывущих на север под охраной дельфинов... Дельфинов
истребили во время вторжения, когда Гегемония оккупировала планету, нов
его сне они были живы и весело бороздили чистую воду, поднимая в воздух
хрустальные брызги.
дома-дерева их семейного острова. Рядом - бабушка Сири, не почтенная дама,
которую он так хорошо знал, а красивая молодая женщина, которую встретил и
полюбил его дед. Листья-паруса шелестят под южным ветром, который гонит
вереницу плавучих островков по голубым проливам через Отмели. На севере
из-за горизонта появляются первые острова Экваториального Архипелага -
зеленые точки, словно приклеенные к вечернему небу.
они навредили? Пастухи-дельфины исчезли. С неба льется огонь - то на Мауи
обрушились космические мегавольтные стрелы, от которых кипит воздух, а на
сетчатке остаются голубовато-серые шрамы. Подводные взрывы озаряют океаны
страшным светом, выбрасывают на поверхность тысячи рыб и хрупких морских
обитателей, которые извиваются потом в долгой агонии.
ребенка.
к ее руке, но Сири уже нет рядом, и чувство, что ее вообще _н_е_т _н_а
с_в_е_т_е_ и ему не удастся искупить свои грехи, причиняет такую боль, что
становится нечем дышать, перехватывает горло. Тут ему становится ясно, что
не тоска, а дым обжигает глаза и легкие: горит Семейный Остров.
кого-то, кто возьмет его за руку и успокоит.
невообразимо твердая. Пальцы - ножи.
веревки, он сел и взглянул на светящийся дисплей комлога.
в темноту. Высота полета была прежней - сорок метров, но вот куда его
занесло - загадка. Под ним проплывали невысокие холмы. До некоторых было
буквально рукой подать: он мог даже разглядеть на склонах заросли
оранжевой травы и каких-то бурых мочалок.
проскочил мимо Эджа и пристани на реке Хулай, у которой пришвартован
"Бенарес".
функции комлога инерционное определение направления не входило. Дорогу на
юго-запад, в Китс, должна была указывать Хулай - он собирался пройти в
обратном направлении весь трудный путь паломников, отклоняясь от реки
только там, где она выделывает петли.
сошел на твердую почву и отключил левитаторы. Он знал, что заряд в них
израсходован по меньшей мере на треть - это по меньшей мере. Остается
только гадать, насколько снизилась их эффективность за прошедшие годы.
Травяного моря, но рекой здесь и не пахло. Комлог сообщил ему, что
стемнело всего лишь час-два тому назад, но Консул не видел никаких
признаков заката. Сплошная облачность преграждала путь и звездному свету,
и отблескам всех космических битв.
ногах не восстановилось кровообращение, помочился у края невысокого обрыва
и вернулся к рюкзаку - глотнуть воды. Думай, друг мой, думай.
в районе Эджа. Если он просто пролетел над Эджем, река находится где-то
южнее, по левую руку. Но если он неверно определил направление при вылете
из Приюта Паломника и взял хотя бы на пять градусов левее, излучина должна
быть на северо-востоке, то есть справа. Даже если курс неверен, в конце
концов он неминуемо наткнется на ориентир - побережье Северной Гривы, - но
этот крюк может обойтись ему в лишние сутки.
После дневного зноя воздух казался ледяным. Его прохватил озноб, и он
догадался, что это последствия солнечного ожога. Он коснулся пальцем
лысины и тут же с проклятием отдернул руку. Куда лететь?
какое громадное расстояние отделяет его от Гробниц Времени и Шрайка, но
Сол, и Дюре, и Хет Мастин, и Ламия Брон, и даже пропавшие Силен и Кассад
были с ним как незримый груз на его плечах. Паломничество оказалось для
Консула не более чем изощренным способом самоубийства. Он отправился на
Гиперион, потому что возненавидел себя и все на свете, потому что устал
мучиться, думая о жене и ребенке, погибших во время авантюры на Брешии,
устал страдать, вспоминая их забывающиеся лица. Устал от мук совести из-за
своего ужасного двойного предательства: он был виноват перед
правительством, которому служил почти сорок лет, и виноват перед
Бродягами, доверившимися ему.
и чувствовал, как бессмысленная злость на самого себя утихает. Он думал и
о Ламии, о том, что эта отважная женщина, неиссякаемый кладезь энергии,
беспомощно распростерта на каменных плитах с присосавшейся к голове
чудовищной пиявкой - подарком Шрайка.
близко к облачной завесе, что, подняв руку, можно было коснуться ее.
гладь: река Хулай текла примерно в пяти километрах южнее.
ослабленное силовое поле пытается прижать его к коврику. Нет, веревка
надежнее. Десять минут спустя он был уже над водой и пикировал вниз -
убедиться, что это действительно Хулай, а не один из ее притоков.
Зубчатые силуэты высоких термитников чернели на фоне неба: они были чуть
темнее почвы, на которой стояли.
вниз по реке.
где от реки отходит Королевский Канал, ведущий к северным поселкам и
Гриве. Консул знал, что отсюда до столицы меньше ста пятидесяти
километров, но это означало еще семь выматывающих душу часов полета. Он
так надеялся повстречать здесь военный патруль на скиммере или
какой-нибудь пассажирский дирижабль - из тех, что курсировали между
столицей и Наядами, или хотя бы катер, который можно было бы
реквизировать. Но только догорающие пепелища и слабые огоньки масляных
коптилок в отдаленных лачугах оживляли берега Хулай. У причалов - ни
суденышка, ни лодки. Загоны для речных мант над шлюзами были пусты,
большие ворота открыты настежь; в нижнем течении реки, где она становилась
вдвое шире, Консул не заметил ни единой баржи.
из-за низких облаков, обвели золотым контуром каждый куст, каждое дерево.
Консулу казалось, что он уже много месяцев не видел настоящей зелени.
Могучие деревья - плотинник и падуб - поднимались во весь свой рост на
далеких обрывах и откосах, а в поймах розовый свет играл на бесчисленных
побегах бобов-перископов. Мангровые корни и огненные папоротники окаймляли
Беляев Александр
Шилова Юлия
Гуревич Георгий
Шилова Юлия
Флинт Эрик
Громыко Ольга