сообразил, что арестованного умываться водят не в два, а в пять и водит его
жандарм.
ничего не ответил разводящему, что-то шевельнув губами. Когда же дошли до
железной двери, Сулятицкий ткнул в живот смурыгого солдатенку и крикнул в
самое ухо:
дверь.
кусок простого мыла. Справа, слева стояли солдаты. Он видел в отворенную
дверь: - на деревянном желтом диване храпит подкупленный дежурный жандарм, с
упавшей на грудь головой и лампочка у него в комнате совершенно тухнет от
копоти. Сулятицкий вышел в кордегардию осмотреть все ли спокойно.
Вернувшись, выводя Савинкова, сунул ему в темноте коридора ножницы и указал
быстро на кладовую.
солдатские штаны, сапоги, гимнастерку. Пряжка ремня не застегивалась
вечность. Но прошло всего четыре секунды.
Часть сменившихся солдат спала на полу. Воздух был зловонен. Часть солдат
возле лампочки слушала чтение. По складам читал двадцатидвухлетний
нижегородец: - "Го-су-дар-ствен-на-я ду-ма в по-след-нем за-се-да-ни-и"...
кордегардии и вышли в сени. Из сеней Савинков увидал: в караульном помещении
сидел к ним спиной поручик Коротков, в полном снаряжении, с ремнями через
плечи, шашкой, кобурой револьвера сбоку. Но наружная дверь была в двух шагах
сбоку. Савинков почувствовал, как необычайно пахнет предрассветный воздух.
Закружилась голова, он покачнулся, задев локтем Сулятицкого. Но они молча,
очень быстро шли. Часовой у фронта двинулся им наперерез. Увидав погоны
литовского полка, остановился, повернул назад и было слышно, как он сладко и
громко зевнул в ночи.
бежать, могли заметить часовые, но они уж почти бежали. В темноте уж видели
сереющего своего часового, поставленного Зильбербергом - матроса Босенко. У
Босенко от холода ночи и ожидания дрожали челюсти и били зубы.
платьем. Но Сулятицкий проговорил:
угол, бросились бежать по направлению к городу. Они вбежали в начинающийся в
рассвете севастопольский базар. Торговки уставляли корзины с зеленью,
фруктами. Шлялись матросы в белых штанах и рубахах. На бежавших никто не
обратил внимания. Миновав базар, они бросились по темному, но уж сереющему
переулку.
на печи. У обоих были в руках револьверы. То тот, то другой выходили к
калитке. Наконец первый Звягин услыхал топот ног и, вглядываясь в сереющую
темноту, разглядел быстро увеличивающиеся три темные фигуры. Он вбежал в
квартиру.
один за другим вбегали: - Савинков, Сулятицкий, Босенко.
надолго, крепко обнялись.
тройки, какие носили севастопольские рабочие.
закрываемый в ветре кустами. Мимо стражи до шлюпки по воде добрались
беглецы. И вот уж крепкими мозолями травил и снова выбирал шкот Босенко.
Командир бота, отставной лейтенант флота Никитенко, приложив ладони к
глазам, всматривался в темную даль, где прыгали волны бунтующего моря.
тупыми холмами, обрывающимися к морю рыхлыми скатами, шлюпка по Каче уходила
в открытое море.
ветра, как черный флаг. На шкотах сидел Босенко. Шкот второго паруса на баке
держал студент Шишмарев. Савинков, Зильберберг, Сулятицкий сидели на банках.
Море было бурно. В темноте далекого горизонта мелькали огни.
Савинковым, Зильбербергом, Сулятицким дальше и дальше в открытое море.
бил ее мокрыми ладонями. И снова - такой же шлепок, плеск, качанье. И так в
темноте - всю ночь.
увидал едва видневшиеся очертания Яйлы.
Ветер свежел. Волны перелетали, обдавая солью брызг и пены. Лейтенант
Никитенко становился беспокойнее.
Никитенко говорил только с матросом. Штатские на море были у него в гостях.
бинокль.
опасности. Но в бинокль было видно, как уже близившийся миноносец, положив
лево руля, прочертил вдруг быструю дугу и стал уходить.
Никитенко кричал:
переговаривались.
спал, Никитенко пробормотал:
выдадут.
шарами, прыгавшими друг на друга.
Начинается шторм. А из Сулина проберетесь как-нибудь.
огни маяков. Осторожно меж мелей плыла шлюпка. Чем ближе чернел берег,
быстрей скользила она по ветру. Уже смякли, упали паруса. Босенко с
Шишмаревым в темноте подняли весла. Все молчали. Прошуршав по песку, шлюпка
привскочила и встала. На чужой, пологий берег выпрыгнули три темных фигуры.
Шлюпка, скользнув, скрылась в темноте.
11
Михаил Гоц. Гоц уж не мог даже сидеть в кресле. Он давно лежал, похожий на
высохший труп. Светились только глаза, но и они слабели.
Савинков склонился к нему.
временно прекратить террор... вы знали?
параличе.
Ничто не удается. Иван Николаевич выбился из сил. Ни одно дело. Все
проваливается... Максималисты на Аптекарском, взрыв - читали?
Бессмысленно... ужасно. Такие отважные смелые люди... Но вы знаете
прокламацию нашего центрального комитета, осуждающую этот акт? Не читали?..
- Гоц заволновался, и бессильно откинулся, закрыв глаза. - Очевидно меня уж
считают погребенным, - тихо сказал он. - Я ничего не знал о прокламации. В
ней резко, не по товарищески, мы отмежевываемся от максималистов, после их
геройского акта, после жертв, смертей...
не объясняю, позор... - Гоц сморщился от внутренней боли и застонал.
размеренно текущей жизни, умирает брошенный, забытый, никому уже ненужный
товарищ.
Березин Федор
Шилова Юлия
Русанов Владислав
Акунин Борис
Сертаков Виталий
Володихин Дмитрий