гости будут смаковать густые соусы, начнут играть Вагнера, а как только
перейдут к десерту - джазовую музыку.
политиках, зато во всех остальных случаях он пасует. Когда овечья жрица
появилась в отеле первый раз, Йохен сразу сказал: "Внимание! Это важная
птица", а когда потом к нам пришла та маленькая бледная девушка с длинными
лохмами, с одной сумочкой в руках и с блокнотом под мышкой, тот же Йохен
прошептал: "Обыкновенная шлюха". "Нет, - возразил я, - она делает это со
всеми, но _делает бесплатно_, значит, она не шлюха", но Йохен стоял на
своем. "Она делает это со всеми, - говорил он, - _и за плату_". Йохен
оказался прав, но зато Йохен не чует приближения беды. В тот день, когда к
нам приехала блондинка с сияющим лицом и тринадцатью чемоданами, я сказал
ему, глядя, как она входит в лифт: "Давай поспорим, что мы никогда больше
не увидим ее живой"; Йохен был совсем другого мнения: "Чепуха, просто она
удрала на несколько дней от мужа". А кто оказался прав? Конечно, я.
Блондинка приняла соответствующую дозу снотворного и повесила на двери
трафарет "Просьба не беспокоить"; ее не беспокоили двадцать четыре часа, а
потом по отелю поползли слухи: кто-то умер, кто-то умер в сто
восемнадцатом номере. Веселенькая история, доложу я вам, когда часа в три
дня в отель является полиция, а в пять часов выносят покойника. Лучше не
придумаешь.
дипломата, живой вес два центнера, походка как у таксы, а костюм чего
стоит! Похоже, важная персона, которая нарочно держится в тени; спутники
его подходят к конторке, оба они менее важные.
наверх.
английское сукно, - бесшумно вознеслись на лифте вверх.
бываю аккуратен; особенно если знаю, что тебя ждут жена и дети, поверь, я
с удовольствием пришел бы вовремя, но когда дело идет о голубях, мое
сердце разрывается между обязанностями друга и обязанностями голубятника;
уж коли я выпустил шестерых голубей, мне хотелось бы заполучить всех
шестерых обратно, сам понимаешь, но в срок прилетело только пятеро, шестой
опоздал минут на десять и явился совершенно измученный, бедная птичка; иди
домой; если ты еще надеешься захватить хорошие места, чтобы увидеть
фейерверк, тебе пора отправляться; да, да, я понимаю: в синем зале -
левые, в желтом - правые, а в красном - наблюдательный совет общества "Все
для общего блага"; ну да, ведь сегодня суббота; правда, гораздо интереснее
бывает, когда собираются филателисты или же пивные боссы, но ты не
волнуйся, я уж как-нибудь справлюсь; я сдержу себя, несмотря на то, что с
удовольствием надавал бы по шее левой оппозиции и наплевал бы на правых, а
заодно и на членов наблюдательного совета. И все же не волнуйся, я буду
держать знамя нашего отеля высоко и позабочусь о твоих кандидатах в
самоубийцы... Хорошо, сударыня, я отправлю Гуго к вам в номер к девяти
часам для игры в карты, хорошо... Господин М. уже прибыл? Не нравится мне
этот господин М. Еще не видя его, я уже испытываю к нему антипатию...
Хорошо, сударь, я пришлю в двести одиннадцатый номер шампанское и три
сигары "Партагас эминентес". Вы узнаете их по запаху!.. Боже, кого я вижу!
Весь род Фемелей в полном составе.
сердце забилось сильнее, это было в тысяча девятьсот восьмом году на
параде по случаю приезда кайзера. Конечно, я уже тогда знал, что такие,
как ты, не про нашу честь; я принес твоим папочке и мамочке красное вино в
номер. Дорогая моя детка, кто бы мог подумать, что со временем ты
превратишься в такую вот старую бабушку, сморщенную, как печеное яблоко, с
белыми волосами. Я легко поднял бы тебя одной рукой и отнес в номер, я бы
так и поступил, если бы это было мне дозволено, но мне такие вещи не
дозволяются; да, моя дорогая, жаль, что это так, ты и сейчас еще хороша.
прошу прощения, вашей супруге и вам, двести двенадцатый номер. Багаж еще
на вокзале? Нет? Прикажете что-нибудь доставить из вашей квартиры? Не
надо? Ах так! Вы пробудете у нас всего часа два, посмотрите фейерверк и
парад "Кампфбунда"? Разумеется, в этом номере поместятся шесть человек,
балкон большой. Если хотите, мы можем сдвинуть кровати. Не нужно? Гуго,
Гуго, проводи господина Фемеля в двести двенадцатый номер и захвати с
собой карточку вин. Когда придут молодые люди, я укажу им вашу комнату;
разумеется, господин доктор Фемель, бильярдная забронирована за вами и за
господином Шреллой, на это время я освобожу Гуго. Да, Гуго - славный
мальчик, сегодня он полдня висел на телефоне, пытался связаться с вами; я
думаю, он на всю жизнь запомнил ваш номер и номер пансиона "Модерн". В
честь чего состоится парад "Кампфбунда"? В честь дня рождения какого-то
маршала, по-моему, он слывет героем Хузенвальда; во всяком случае, мы
услышим прекраснейшую песню "Отечество, трещат твои устои". Ну и пусть их
трещат, господин доктор. Что вы говорите? Всегда трещали? Разрешите мне
высказать свое сугубо личное мнение по политическому вопросу: так вот,
будьте осторожны, если они снова затрещат. Будьте осторожны!
проговорила она. - Это было в день парада в честь кайзера в январе тысяча
девятьсот восьмого года, погода была великолепная, мороз трескучий - так,
кажется, говорят стихотворцы; я дрожала, боялась, что ты не выдержишь
последнего и самого трудного из всех испытаний - испытания военным
мундиром; генерал с соседнего балкона чокался с папой, мамой и со мной;
да, старик, в тот день ты выдержал испытание. Почему ты смотришь на меня
выжидающе? Вот именно - выжидающе. Так ты на меня еще никогда не смотрел.
Положи голову ко мне на колени, закури сигару; извини, что я дрожу; мне
страшно; неужели ты не видел лицо того мальчика? Он ведь мог быть братом
Эдит. Мне страшно, ты должен это понять, я все еще не могу вернуться в
свою квартиру, наверное, не смогу никогда этого сделать, не смогу вступить
в тот же старый заколдованный круг; мне страшно, гораздо страшнее, чем
прежде; вы, очевидно, привыкли к окружающим вас лицам, но я уже начинаю
тосковать по моим безобидным сумасшедшим, которые остались в лечебнице.
Неужели вы все ослепли? Почему вы так легко дали себя обмануть? Они убьют
вас даже не за движение руки, а просто так, ни за понюшку табаку. Пусть у
вас будут темные или светлые волосы, пусть вам выдадут свидетельство о
том, что ваша прабабушка крестилась, они все равно убьют вас, если им не
понравится ваше лицо. Разве ты не видел, какие плакаты они расклеили на
стенах? Неужели вы все ослепли? Скажи мне, где я? Поверь, мой дорогой, все
они приняли "причастие буйвола"; каждый из них глуп как пень, глух как
тетерев, а с виду так же безобразен, как тот сумасшедший - последнее
воплощение буйвола; и притом все они так приличны, так приличны; мне
страшно, старик; даже в тысяча девятьсот тридцать пятом году, даже в
тысяча девятьсот сорок втором я не чувствовала себя такой одинокой;
конечно, мне потребуется время, чтобы привыкнуть к людям, но к этим людям
я никогда не привыкну, даже за несколько столетий. Прилично, прилично. На
их лицах нет ни тени грусти, что это за люди, которые не знают грусти?
Налей мне еще рюмку вина и не смотри так подозрительно на мою сумочку; все
вы знакомы с медициной, но лекарство мне пришлось выписать себе самой; у
тебя чистое сердце, ты не можешь себе представить, сколько зла в мире;
сегодня я потребую от тебя новую большую жертву - отмени праздник в кафе
"Крешер", разрушь легенду о себе; вместо того чтобы просить внуков плюнуть
на твой памятник, сделай так, чтобы тебе вообще не ставили памятника; тебе
ведь никогда не нравился сыр с перцем; пускай за праздничный стол сядут
кельнеры и судомойки. Пусть они съедят праздничное угощение; давай
останемся на этом балконе, будем наслаждаться летним вечером в кругу
семьи, пить вино, любоваться фейерверком и глядеть, как маршируют эти
"кампфбундовцы". Кстати, с кем они собираются воевать? Можно мне позвонить
в кафе "Кронер" и отменить праздник?
они стояли группами, покуривая сигареты; над их головами развевались флаги
- на сине-красном фоне большая черная буква "К", - духовой оркестр уже
репетировал песню "Отечество, трещат твои устои", на балконах тихо
позвякивали бокалы, ведерки со льдом издавали металлический звон, пробки
от шампанского выстреливали прямо в темно-синее вечернее небо. Но вот часы
на Святом Северине пробили три четверти седьмого; трое господ в темных
костюмах из двести одиннадцатого номера вышли на балкон.
потеряем больше голосов, чем приобретем, - сказал господин М.
спутник.
второй.
сколько при минимальном?
пятьдесят. Так что решайте.
полагаете, газетчики ничего не пронюхали?