этому времени все понемногу загорают. Мы ездили в прошлое воскресенье в
Лунный Камень и просто повалялись в дюнах. Мой нос стал похож на клубнику,
Тоби меня поддразнивает.
на льду ногу этой зимой. Сейчас он уже поправился, хотя нога стала короче
другой. Он не делает тех упражнений со свинцовым башмаком, которые должен
делать.
случившегося с Клайдом. Тоби очень забавный, правда. Он меня смешит.
Браун-колледж. Он считает, что я душой самая юная из всех, кого он
встречал, высмеивает меня за то, что я всегда ем калорийную пищу и готова
совершать безрассудные поступки, вроде того, что смотрю всю ночь ток-шоу
по телевизору. По-моему, он типичный представитель своего поколения,
начисто лишен всяких предрассудков насчет возраста и национальности и
всего того, на чем были воспитаны мы. Поверь, дорогая, он гораздо лучше
Эда и Клайда во многих отношениях, включая те, о которых говорить не
принято. Мы ничего не усложняем, просто получаем удовольствие.
настроение, такое же?
женщина и все прочее. Бледная, как я уже сказала, но, может, это просто
вечернее освещение. Мы выпили кофе в "Немо", Дженни, правда, выпила какао,
у нее плохо со сном, и она хочет обойтись без кофеина. Ребекка ее опекает,
она все хотела, чтобы мы попробовали лепешки с черникой, в "Немо" пытаются
переманить к себе приличных клиентов из "Кондитерской". Она едва дала мне
обменяться новостями, Ребекка то есть. Она чуть-чуть откусила кусочек, я
имею в виду Дженни, и спросила, не могу ли я доесть, ей не хотелось
обижать Ребекку. Правда, я с радостью это сделала, последнее время у меня
волчий аппетит, не могу себе представить, почему вдруг, я ведь не могу
забеременеть, а? Эти евреи такие страстные. Она говорит, почему-то
последнее время у нее совсем нет аппетита. У Дженни. Интересно, не
выведывала ли она, может, я случайно знаю - почему. Может, она чувствует,
что мы с ней что-то сделали, не знаю. Мне было ее жаль, когда она так
извинялась, что у нее нет аппетита.
она поняла, что Джейн имела в виду грех Дженни, вышедшей замуж за Даррила.
четвертом месяце, и беременность стала заметна, весь город это видел. А у
детей Александры скоро будут каникулы, и тогда станут невозможными
свидания в будни у нее дома. Для нее наступит облегчение, честно говоря,
большое облегчение. Не нужно будет больше выслушивать его безответственные
и действительно довольно самонадеянные разговоры о том, что он бросит
Джину. Ее тошнило от этих разговоров, они ничего не значили, да она и не
хотела, чтобы они что-то значили, сама мысль о совместной жизни с Джо
выводила ее из себя и оскорбляла. Он был ее любовником, разве этого мало?
начало и имеет конец. Все знают это, почему же он не знает? Ему казалось,
что его поджаривают на вертеле. Джо вошел в раж и сильно ударил ее
несколько раз по плечу открытой ладонью, чтобы не было так больно, и стал
голым бегать по комнате, у него было плотное белое тело с двумя завитками
волос на спине, представлявшимися ей крыльями бабочки (а спинной хребет ее
телом) или облицовкой из тонких мраморных пластин, выложенных так, что
литые зернистые пятна складывались в симметричные узоры. На теле Джо
волосы росли как-то деликатно и органично, не как у Даррила - неровным
колтуном. Джо плакал: он снял шляпу и бился головой о дверной косяк. Это
выглядело пародией, но, тем не менее, это было настоящее горе,
действительно потеря. Зеленая комната со старинной деревянной резьбой в
стиле Уильямсбурга, крупные пионы на занавесках, прятавшие в себе
клоунские маски, потолок в трещинах, - молча, тайно наблюдали за
обнаженными любовниками, составляли частицу их печали. Что может быть
ценнее для мужчины, чем то, что его привечают в доме, для которого он
палец о палец не ударил, или важнее для женщины, чем ее гостеприимство, ее
радушный прием того, кто считает ее дом своим только из-за силы своего
полового члена, его члена и всего, что к нему прилагается: запаха,
наслаждения и его тяжести. И не нужно выплачивать по закладной, не нужно
шантажировать общими детьми, а просто принимать в собственных стенах,
оказывать достойный прием, основанный на свободе и равенстве. Джо не мог
не мечтать быть вместе и вступить в брак, - он хотел править в собственных
пенатах. Он унижал ее драгоценный дар своими "добрыми" намерениями.
Страдая, он все больше и больше хотел Александру, поражая ее своими
эрекциями, а так как у него теперь оставалось мало времени (утро было
потрачено на словопрения), она позволила ему овладевать ею его излюбленным
способом, сзади, когда она стояла на коленях. Какая природная сила в его
толчках, как он содрогается, извергая семя! От всего эпизода у нее
осталось ощущение, что ее скомкали и вывернули, как полотенце, снятое с
сушки, и теперь ее нужно сложить и положить в стопку на свободную полку в
пустом, залитом солнечным светом доме.
вечная разлука. В это ветреное и влажное время года балки и половицы
переговаривались между собой, поскрипывали, а оконная рама, когда
Александра повернулась к ней спиной, вдруг мелко задребезжала, как будто
неожиданно вскрикнула какая-то птица.
плавающими в холодном растительном масле. Нужно худеть, иначе все лето она
не сможет надеть купальник. Еще один недостаток Джо - он прощал ей ее
полноту, как те первобытные люди, что превращали жен в тучных пленниц,
горы черной плоти, ожидавшие их в соломенных хижинах. Александра
почувствовала, что уже похудела, облегченная любовником. Интуиция
подсказала, что сейчас зазвонит телефон. Он зазвонил. Должно быть, Джейн
или Сьюки, возбужденные своими злобными намерениями. Но из прижатой к уху
трубки раздался высокий молодой голос, напряженный от робости, - мешочек
страха, пульсирующий теперь в мембране, как горло лягушки.
свете.
Мы слышали, у вас есть новые друзья.
это совсем не похоже на то, как... было с вами.
вылупляясь, разбивает яйцо. Так или иначе, у тебя все прекрасно.
лицо, которое нужно вытереть - на щеках были песчинки.
просмоленную парусину или на огромный брезент, его стелют на землю, а он
вздувается пузырями в тех местах, куда попал воздух, мягкой волной
пустоты.
аппетита. Подсознательно я так голодна, что все время мечтаю о пище, но,
когда сажусь за стол, не могу заставить себя есть. И еще. Боли приходят и
уходят ночью. Все время у меня течет из носа. Это действует на нервы,
Даррил говорит, что по ночам я храплю, со мной никогда этого раньше не
случалось. Помните, я пыталась вам показать уплотнения, а вы не находили
их?
пальцев.
лимфатические узлы?
в ванной комнате, на черном кафеле среди подушек.
беспокоит.
Уэствикскую больницу.
Они все такие уклончивые и важные и говорят с тобой таким дурацким
голосом, будто ты непослушный ребенок, который может описать их туфли,
если не держаться на почтительном расстоянии. Они меня боятся. Боятся
проговориться, что я очень больна. Они говорят что-то вроде того, что
количество белых кровяных телец "чуть-чуть выше нормы". Знают, что я
работала в большом городе в больнице, и потому держат со мной ухо востро,
но мне ничего не известно о системных заболеваниях. В основном я видела
переломы и желчные камни. Все бы пустяки, если бы по ночам я не
_чувствовала_, что что-то не так, что-то во мне происходит. Меня без конца
расспрашивают, не подвергалась ли я радиации. Ну, конечно, я работала у
Майкла Риса, но они так осторожничают, надевают на тебя свинцовый фартук и
сажают в будку с толстым стеклом, когда включают аппарат. Все, что я могла
вспомнить, так это, когда я была маленькая, до переезда в Иствик, мы еще