read_book
Более 7000 книг и свыше 500 авторов. Русская и зарубежная фантастика, фэнтези, детективы, триллеры, драма, историческая и  приключенческая литература, философия и психология, сказки, любовные романы!!!
главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

Литература
РАЗДЕЛЫ БИБЛИОТЕКИ
Детектив
Детская литература
Драма
Женский роман
Зарубежная фантастика
История
Классика
Приключения
Проза
Русская фантастика
Триллеры
Философия

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ КНИГ

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ АВТОРОВ

ПАРТНЕРЫ



ПОИСК
Поиск по фамилии автора:


Ðåéòèíã@Mail.ru liveinternet.ru: ïîêàçàíî ÷èñëî ïðîñìîòðîâ è ïîñåòèòåëåé çà 24 ÷àñà ßíäåêñ öèòèðîâàíèÿ
По всем вопросам писать на allbooks2004(собака)gmail.com



снаряда стрелять по танкам из одного оставшегося орудия, а потом ночью
сидеть с автоматами наизготовку в засыпанном окопчике... "Если бы он
только знал, понял бы, как отвратительно, невыносимо у меня на душе! А я
не хотел ему всего объяснять!"
Колючий комок застрял в горле Бориса, и, чтобы протолкнуть этот комок,
он выпил стакан воды, вытер вспотевший лоб, рука его со сжатым платком
никак не могла найти карман, подумал опять с тоскливой горечью: "Нет, все
было не вовремя".
- Борис, вы давно здесь?
Он вскинул голову и, ничего не понимая, вскочил, как будто сразу
трезвея, прошептал перехваченным голосом:
- Товарищ капитан... вы?!
Возле столика стоял капитан Мельниченко в новом парадном кителе, прямо
в глаза сверкавшем орденами, погонами, золотыми пуговицами. "Зачем он
здесь? Неужели следил за мной? Почему он в парадной форме? - как во сне
мелькнуло у Бориса, и он вспомнил тут же: - День артиллерии, кажется".
- Что вы так удивились? Это я, - снимая фуражку, сказал Мельниченко. -
Увидел вас в окно и зашел. Что вы стоите, Борис? Садитесь, пожалуйста.
Здесь ведь все сидят.
- В окно? - прошептал Борис с чувством невыносимого стыда, готовый
рукой смахнуть все, что было на столе. "Нет, неужели он с целью приехал на
вокзал? Но с какой целью?" - снова скользнуло у него в сознании.
Но, точно поняв эти невысказанные мысли Бориса, Мельниченко отодвинул
свободный стул, спросил:
- Можно?
- Да...
- Удивлены, Борис? Но мы, очевидно, встретились с вами потому, что
хотели увидеть одного и того же человека. Правда, он не присылал мне
телеграмму. Но мне хотелось его увидеть.
Борис опустился на свое место, глядя в стол, проговорил:
- Старшего лейтенанта Сельского? Зачем?..
- Из любопытства, - сказал Мельниченко. - Я хотел взглянуть на него
издали. Но вы не пришли, а я не знаю его в лицо.
- Я... не пришел... - Борис замолчал, у него давило в горле, трудно
было говорить.
И он поднял взгляд. В синих глазах капитана - они казались сейчас очень
синими на загорелом лице - не было того холода, равнодушия, как это было
несколько часов назад, когда Борис просил увольнительную, они смотрели
вопросительно, чуть-чуть сожалеюще, - и горячая, душная спазма вцепилась в
горло Бориса, мешала дышать ему, и он выговорил сдавленным, чужим голосом:
- Вы не думайте... что я пьян...
- Я ничего не подумал, - ответил Мельниченко. Он видел: за ближними
столиками перестали есть и начали пристально смотреть на них, на курсанта
и офицера, точно ожидая скандала. - Присоединюсь к вам, Борис. Попрошу
вас, принесите водки, - громко сказал капитан официанту, который тоже не
спускал внимательного взгляда со столика, как только за него сел этот
увешанный орденами офицер-артиллерист.
- Ну что ж вы будете - коньяк или попробуете водки? - спросил
Мельниченко после того, как официант принес графинчик; и Борис, испытывая
непривычную для себя, унизительную скованность, ответил:
- То, что и вы.
- Когда-то это носило свое название - фронтовые сто грамм. -
Мельниченко задумался на миг, разлил в рюмки, сказал: - Ну, за День
артиллерии! За "бога войны". Так, что ли?
- Да, товарищ капитан... - выдавил Борис и, сдерживая дрожь руки, взял
рюмку и одним глотком выпил водку, потянулся сейчас же к папиросам.
- Запейте боржомом, тоже неплохо, - посоветовал Мельниченко и налил в
фужеры боржом. - Когда-то этой роскоши не было.
- Разрешите курить? Я не пьян...
- Это не имеет значения, - проговорил Мельниченко, сжимая пальцами
фужер с боржомом. - Слушайте, дружище, вот что мне хочется вам сказать,
если это вам интересно. Заранее предупреждаю - никакой нотации я вам
читать не собираюсь. Вы не мальчик, не со школьной скамьи и воевали не
один день. А это много значит. Поэтому и хочу, чтобы вы знали, что я думаю
о вас. Все бы я мог отлично понять, всю жажду самоутверждения, что
является совсем не последним делом в ваши годы. Могу представить, как вы
воевали, и не только по вашим орденам. Было бы глупо, Борис, просто
чудовищно было бы, если бы все люди превратились в сереньких и одинаковых
и если бы исчезло, например, честолюбие, как это ни парадоксально. Да,
согласен: честолюбие - это стимул, импульс, рычаг, наконец. И будем
считать лицемерием утверждение, что преступно и вне нашей морали на голову
выделяться из общей массы. Это философия посредственности и серости,
утверждение инертности. Нет, у каждого равные возможности, но разные
данные... Все это для меня аксиома. Вы меня, конечно, понимаете?
- Да, товарищ капитан.
- Но, как это опять ни парадоксально, Борис, есть успех, который нужен
всем, но есть успех, который нужен только себе. И это уже не
самоутверждение, а, если хотите, тщеславная возня. Это тоже ясно?
- Товарищ капитан! - нетвердо выговорил Борис, и побелевшее лицо его
дернулось. - Зачем вы это говорите?
- То, что я сказал, - правда, и уж если говорить более грубо, то через
год после войны вы стали трусом, Борис, потенциальным трусом перед жизнью
и перед самим собой. Именно вот это и хотел я вам сказать.
- Товарищ капитан... Я никогда не был трусом!
- Не были, Борис, но стали! Потому что самое страшное то, что вы своего
друга предали, жестоко и беспощадно предали...
- Товарищ капитан!.. - Борис вскочил и вдруг с искривленными губами,
чувствуя какую-то гибельно подступившую темноту перед собой, выхватил
трясущимися руками деньги из кармана, бросил их на стол и, натыкаясь на
стулья в проходах, ссутулясь, как ослепший, выбежал из зала.
Смутно видя лицо гардеробщика, он машинально схватил поданную им шинель
и, на ходу надевая ее, шатаясь, вылетел в холодный сумрак улицы.

Мелькали фонари, освещенные окна, толпы народа зачем-то стояли на
улицах, у подъездов, на перекрестках, глядели в небо, где расширялись над
крышами дальние светы, но все это как бы скользило в стороне, проходило
мимо его сознания.
Уже обессиленный, он добежал до знакомого, едва различимого за тополями
дома, позвонил на втором этаже судорожными, длительными звонками и здесь,
в тишине лестничной площадки, не без труда пришел в себя, непослушными
пальцами застегнул шинель, поправил фуражку; сердце тугими ударами
колотилось, казалось, в висках. А за окнами пышно и космато разрывались в
небе низкие звезды ракет, мерцали над деревьями - и он тогда вспомнил, что
сегодня праздничный карнавал в парке, а это, видимо, иллюминация.
"Что же это я? Она не ждала меня!.. - говорил он сам себе. - Что она
подумает?"
Ему открыли дверь, и тихий ее голос вскрикнул в полутьме передней:
- Борис? Это ты?..
И он вошел, еще не в силах вымолвить ни слова, а Майя, отступая в
комнату, по-будничному вся закутанная в белый пуховый платок, смотрела на
него не мигая темными, неверящими, испуганными глазами.
- Борис... я знала, что ты придешь. Мы поговорим. Никого нет дома...
Проходи, пожалуйста. Я знала...
А он, покачиваясь, неожиданно упал на колени перед ней и, пригибая ее к
себе за теплую талию, крепко прижимаясь лицом к ее ногам, заговорил
отрывисто, с отчаянием, с мольбой:
- Майя! Ты только пойми меня... Майя, я не мог раньше... Я не знаю, что
мне делать... Что мне делать?
- Ты пьян? - чуть не плача, проговорила она и почти со страхом
отстранилась от него. - Ты не приходил, а я... Я одна... целыми днями жду
тебя, не хожу в институт. Ты ничего не знаешь - у меня должен быть
ребенок!..
Она заплакала, жалко, беспомощно, зажимая рот ладонью, отворачиваясь,
пряча от него лицо.
"Вот оно... Это выход! - подумал Борис. - Только здесь я нужен, только
здесь!"
И, обнимая, целуя ее колени, он говорил исступленно охрипшим,
задыхающимся шепотом:
- Я давно хотел... Теперь ты моя. Я только тебя люблю, только ты мне
нужна. Ты понимаешь меня, понимаешь?..



24
Когда они взбежали на горбатый мостик, видя сверху танцующих возле
летней эстрады, праздничное гулянье в парке было в разгаре - серии ракет
взлетали в черное уже небо, искры разноцветной пылью осыпались в тихие
осенние пруды, на крыши сиротливо пустынных купален, заброшенных до лета;
опускаясь с высоты, трескучий фейерверк медленно угасал над темными
деревьями, над аллеями, над куполом этой летней эстрады, где хаотично
шевелилась толпа, гремел духовой оркестр.
В этот день он впервые зашел к Вале домой, зная, что здесь жил капитан
Мельниченко, и не без волнения ожидал официального приема, но вынужден был
полчаса просидеть один в столовой, потому что Валя, впустив его, сейчас же
ушла в свою комнату, прокричав оттуда:
- Алеша, пострадай, я переодеваюсь! Пепельница на тумбочке, возьми!
Он, благодарный ей за эту нехитрую догадливость, нашел пепельницу и тут
же почувствовал странное облегчение оттого, что все оказалось проще, чем



Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 [ 54 ] 55 56 57 58 59
ВХОД
Логин:
Пароль:
регистрация
забыли пароль?

 

ВЫБОР ЧИТАТЕЛЯ

главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

СЛУЧАЙНАЯ КНИГА
Copyright © 2004 - 2024г.
Библиотека "ВсеКниги". При использовании материалов - ссылка обязательна.