Сын шофером работал, раньше всех на работу уходил. Потом невестку --
"служашшу" -- проводил тоже до ворот, потом внучат в школу снарядил, внука и
внучку. Любушку, внучку, даже по голове погладил и сказал: "С Богом!"
давнул за него на педаль, тормознул он у ворот. Кинулся домой -- дверь
закрючена. И тогда вспомнил сын, как провожал его до ворот отец, как длинно
и грустно поглядел на него, как шевельнул запавшими губами, и теперь только
стало ясно, что шепнул он: "С Богом!"
сношенной воронью курковое ружье, выданное ему как премия еще в двадцатых
годах крайзаготпушниной.
то место, где болело, где впился в него, сосал кровь и силу этот проклятый
рак, казавшийся Алсксану Митричу скользким, похожим на змею, на лягуху, на
припадочного таежного клеща, на всех вредных и страшных тварей. Он убил эту
тварь в себе, прикончил, чтоб ни на кого не переползла.
Любушки, и на ней дрожащие каракули: "Не хочу мучицца, гнить заживо да всех
мучить. Простите меня, а я вас всех на веки вечные прощаю. Саша-охотник".
моченое.
зная, как тяжела жизнь певицы, сколько бед и страданий выпало на ее долю, я
подумал: "На кого беда падет, того нужда не оставит..."
чуть более чем на сорок. Был всю жизнь тренером коней, сначала на
Чердынском, потом с тем конезаводом переехал в Пермь. Не пил спиртного, не
ел мяса, каждый день зарядку и прогулку делал, не курил табаку, сосал
конфеты.
надо! -- восхищались мы.
конезаводе. -- Зачем это? Да я ни одного изношенного, изувеченного,
"неправильно" жившего корешка из моего пулеметного взвода не променяю на
этого себялюбца, -- они, мои пулеметчики, все делали для других, себе уж что
останется!..
сдается мне, чувствуют трагичность времени, в которое они народились.
работать? -- спросил мой шестилетний внук у бабушки.
Предел. Надо помогать себе. Высыпаю горький порошок в рот. Половину мимо.
Слезы застревают в ростках бороды, смывают перхоть порошка. Провал. Забытье.
и не зовешь меня?
разумными существами, если они есть в небесном пространстве.
только ничего там не сказано о войнах, о голоде, болезнях и братоубийстве.
такие позорные и черные дела, какие натворили и творим мы, земляне. Истинно
разумные могут не понять нас и не принять нас за разумных, а дикарями кому
хочется выглядеть, тем более что среди землян хоть изредка являлись Гомер и
Леонардо да Винчи, Бетховен и Циолковский, Моцарт и Данте-божественный,
Последователи их не всегда же хватались за меч, случалось -- и за орало, а
то и за кисть, за перо, за увеличительное стекло -- чтоб заглянуть дальше во
время и пространство.
понравилась, хотя и шла в будни, будничным составом. Я хлопал и орал:
"Браво!" Знаток сидел с кислой мордой, досадливо на меня косился.
Электропроводами опутали. Дачами опятнали. Карьером изуродовали.
полуголодной житухи, карабкались на ту крутую гору за первыми подснежниками
и затихали в теплом поднебесье.
сносить леса, горы, всю святую красоту?
голодную пору, часто рассказывает о том, как жили они, и удивляется -- как
выжили? Ведь, случись сейчас голод, первыми вымрут ребятишки, не умеющие
питаться от земли, вялые в жизни, мало сообразительные, бойкие лишь на язык
и гораздые на пакость.
произвол судьбы родителями, работающими в полях, сгорающими у мартеновских и
доменных печей, глохнущими в шахтах, застывающими в лесах -- ради светлого
будущего, -- были добытчиками и борцами за свое существование: они что-то
тащили, меняли, подрабатывали сторожбой, в няньках, пели патриотические
песни в госпиталях для раненых, ловили рыбешку, теребили шерсть, пряли
куделю, вату, копали коренья рогоза, саранки, солодки, ели медуницу,
первоцвет, черемуху, пучку, тащили из гнездовий яйца, выливали водой из нор
сусликов.
жизни малые умельцы: находчивость их не знала пределов, полет мысли --
расстояний.
лихорадочно искали ходы и выходы из ахового положения. Опасаясь падения
последнего скота в зауральских областях, бросили в колхозы и совхозы на
армейском транспорте выметенный по сусекам и складам фураж, с южных
маслоделательных заводов повезли соевый и подсолнечниковый жмых -- самый
лакомый ребячий продукт. А как его добыть, если живешь далеко от складов и