в Карфагене произошла ссора между А. К. Шэрки и Джорджем Гоффом, в
результате которой последний был ранен пулей; рану считают смертельной.
Шэрки отдался было в руки властей, НО ЗАТЕМ ПЕРЕДУМАЛ И СБЕЖАЛ!"
"СТЫЧКА
одной гостиницы и человеком по имени Бэри. По-видимому, Бэри стал буянить;
тогда бармен, дабы поддержать порядок, пригрозил Бэри, что пристрелит его, -
после чего Бэри выхватил пистолет и выстрелил в бармена. Согласно последним
сведениям, он еще жив, но надежда на его выздоровление слабая".
"ДУЭЛЬ
дуэль - между мистером Роббинсом, банковским служащим в Виксбурге, и
мистером Фоллом, редактором газеты "Виксбургский часовой". По уговору каждая
сторона имела по шести пистолетов, которые они должны были по команде "Пли!"
РАЗРЯДИТЬ ДРУГ В ДРУГА С ТАКОЮ БЫСТРОТОЙ, С КАКОЙ ИМ ЗАБЛАГОРАССУДИТСЯ. Фолл
выстрелил из двух пистолетов безрезультатно. Мистер Роббинс первым же
выстрелом попал Фоллу в бедро, после чего тот упал и не был в состоянии
продолжать поединок".
Ватерлоо, во вторник, 19-го прошлого месяца, имело место прискорбное
столкновение, произошедшее между двумя компаньонами, мистерами Мак-Кейном и
Мак-Аллистером, занимавшимися перегонкой спирта, - столкновение, кончившееся
смертью мистера Мак-Аллистера. Он приобрел при распродаже с торгов,
производившейся шерифом, семь бочонков виски, принадлежавших ранее
Мак-Кейну, по цене один доллар за бочонок. Когда он пытался забрать их,
произошла ссора, в результате которой мистер Мак-Кейн застрелил мистера
Мак-Аллистера. Мак Кейн немедленно бежал и ПО ПОСЛЕДНИМ СВЕДЕНИЯМ ЕЩЕ НЕ
СХВАЧЕН.
большие семьи и оба занимали солидное положение в обществе".
нелепостью, возможно, несколько разрядит гнетущее впечатление от этих
зверских деяний.
"ДЕЛО ЧЕСТИ
острове Шестой мили, между двумя родовитыми юношами нашего города - Сэмюелом
Терстоном, ПЯТНАДЦАТИ ЛЕТ, и Уильямом Хайном, ТРИНАДЦАТИ ЛЕТ. Их
сопровождали молодые джентльмены такого же возраста. Оружием служила пара
наилучших ружей Диксона; противников поставили на расстоянии тридцати ярдов.
Каждый выстрелил по разу, не причинив другому никакого вреда, если не
считать того, что пуля из ружья Терстона пробила шляпу Хайна. В РЕЗУЛЬТАТЕ
ВМЕШАТЕЛЬСТВА СОВЕТА ЧЕСТИ вызов был взят обратно, и спор дружески улажен".
уладил спор между двумя мальчишками, - в любой другой части света их
дружески прикрутили бы к двум скамейкам и хорошенько выпороли бы березовыми
розгами, - и он несомненно ясно почувствует уморительный характер этого
суда, о котором я не могу подумать без смеха.
обычным здравым смыслом и самой обычной здравой человечностью, ко всем
трезвым рассудительным существам, без различия взглядов и убеждений, и
спрашиваю: могут ли они пред лицом этих отвратительных доказательств
состояния общества в рабовладельческих районах Америки и по соседству, -
могут ли они еще сомневаться относительно истинного положения чернокожих
невольников и может ли их совесть хоть на миг примириться с этой системой
или с любой характерной для нее страшной чертой? Могут ли они назвать
неправдоподобным даже самый вопиющий рассказ о ее жестокостях и зверствах,
когда стоит им обратиться к прессе и пробежать глазами ее страницы, и они
прочтут что-нибудь вроде приведенного здесь - о поступках тех людей, которые
властвуют над рабами, - поступках, собственноручно ими совершенных и ими же
описанных?
рабства являются одновременно и причиной и следствием беззастенчивого
самоуправства этих рожденных на свободе беззаконников? Разве мы не знаем,
что человек, родившийся и выросший среди несправедливостей рабовладельческой
системы, с детства привыкший видеть, как мужья, по слову команды, должны
пороть своих жен; как женщины, преодолевая стыд, вынуждены сами задирать
свой подол, чтобы мужчины могли сильнее полосовать розгами их ноги; как
грубые надсмотрщики преследуют и мучают их чуть не до самых родов и как они
рожают детей там же, где работают, под занесенным над ними кнутом; кто сам
читал в детстве и видел, как его невинные сестры читали приметы сбежавших
мужчин и женщин и описания их изуродованных тел, описания, которые
публикуются не иначе, как рядом с описью скота на той или иной ферме или же
на выставке животных, - разве мы не знаем, что такой человек при малейшей
вспышке гнева превращается в жестокого дикаря? Разве нам неизвестно, что
если он подлый трус у себя дома, где он гордо шествует среди съежившихся в
страхе невольников и невольниц, вооруженный бичом, то он будет подлым трусом
и вне дома, будет прятать на груди оружие труса, а во время ссоры выстрелит
в человека или пырнет его ножом? Но если даже наш разум не научил нас
понимать и это и многое другое, если мы такие глупцы, что закрываем глаза на
прекрасную систему воспитания, которая выращивает подобных людей, то разве
не должны мы понимать, что те, кто кинжалом и пистолетом расправляется с
равными себе в зале законодательных органов, в конторах и на рыночных
площадях и в разных других местах, где люди занимаются мирным трудом, будут
- не могут не быть - беспощадными и бессердечными тиранами в отношении своих
подчиненных, пусть даже не рабов, а вольных слуг?
смягчать краски, когда речь идет об Этих американских плантаторах? Будем
клеймить позором жестокость тех, кто подрезает сухожилия скотине, но щадить
этих поборников свободы, которые прорезают метки в ушах людей, вырезают
остроумные девизы на корчащемся теле, учатся писать пером из раскаленного
железа на человеческом лице, - тех, кто изощряет свою поэтическую фантазию,
придумывая ливрею увечий, которую их рабы будут носить всю жизнь и унесут с
собой в могилу; кто ломает кости живым, как это делала солдатня, осмеявшая и
убившая спасителя мира, и превращает беззащитных людей в мишень для
стрельбы? Неужели мы будем охать, слушая легенды о пытках, которым
язычники-индейцы подвергали друг друга, и с улыбкой наблюдать жестокости,
чинимые христианами? Неужели, пока все это творится, мы будем торжествовать
над уцелевшими кое-где потомками этой величавой расы и радоваться, что белые
захватили их владения? На мой взгляд, лучше бы восстановить леса и индейские
деревни; пусть вместо звезд и полос развевается по ветру несколько
несчастных перьев; пусть вигвамы станут на месте улиц и площадей - и если
воздух огласит клич смерти из уст сотни гордых воинов, он зазвучит как
музыка по сравнению с воплем одного несчастного раба.
воздействует на наш национальный характер, будет сказана чистая правда; и
довольно нам трусливо ходить вокруг да около, намекая на испанцев и свирепых
итальянцев. Когда англичане вытащат ножи во время ссоры, пусть будет сказано
во всеуслышание: "Мы обязаны этой переменой американскому рабству. Вот оно,
оружие Свободы. Такими клинками и лезвиями Свобода в Америке обтесывает и
кромсает своих рабов; а когда их нет под рукой, ее сыны еще лучше используют
это оружие, обращая его друг против друга".
ГЛАВА XVIII
читателю собственными заключениями и выводами; ибо я предпочитал, чтобы
читатели сами составили себе суждение на основе тех данных, которые я им
предложил. С самого начала моей единственной целью было - честно вести их за
собой, куда бы я ни шел, и эту задачу я выполнил.
выразить в нескольких словах свое личное мнение о характере американского
народа и американской социальной системы в целом - с точки зрения
иностранца.
дружелюбны. Культура и утонченность, по-видимому, лишь укрепляют их душевную
доброту и страстный энтузиазм, и именно эти два качества, удивительно в них
развитые, делают образованного американца самым нежным и самым благородным
другом. Никогда и никто мне так не нравился, как люди этого типа; никогда и
ни к кому я не проникался так быстро и охотно полным доверием и уважением;
никогда больше я не смогу приобрести за полгода столько друзей, которых, мне
кажется, я чту уже полжизни.
что в массах они чахнут и загнивают под действием тлетворных влияний и что
надежда на возрождение их пока слаба, - все это, к сожалению, правда и
нельзя о ней не сказать.
преувеличивать их в доказательство своей добродетели или мудрости. Едва ли
не самый серьезный порок в духовном облике американского народа, порок,
породивший целый выводок всяческих зол, - это всеобщее недоверие. И тем не