ворот, с подъемными мостами и бойницами не устоят перед этим человеком, -
для него не существует никаких преград. И когда он, задумавшись, поднял
глаза и окинул взглядом горизонт, ему представилось, что со всех сторон,
стягиваясь к городам Франции, движутся сонмы таких, как этот, сметающих на
своем пути все преграды и не останавливающихся ни перед чем.
града, ни солнца, которое, прорываясь из-за туч, светило ему прямо в лицо,
ни прыгавших по телу льдинок, вдруг превращавшихся в стоцветные алмазы, а
небо между тем уже окрасилось заревом заката и солнце пылало низко над
горизонтом. Каменщик стал собираться домой: сложив свои инструменты, он
подошел к спящему и тронул его за плечо.
по ту сторону холма?
крутил перед ним облака пыли. Поравнявшись с водоемом, он протиснулся в
середину толпы, расталкивая тощих коров, которых привели на водопой, и
возбужденным шепотом стал рассказывать что-то обступившим его людям и так
увлекся, что обращался даже к коровам. В тот вечер после скудного ужина
деревенские жители не завалились спать, как обычно, а снова высыпали на
улицу. Столпившись кучкой у водоема, они стояли в темноте и словно на них
что-то напало, все о чем-то возбужденно шептались, повернувшись в одну
сторону и уставившись куда-то вдаль, на небо. Мосье Габелль, почтмейстер и
управляющий, почувствовал что-то неладное. Он поднялся к себе на крышу дома
и тоже стал смотреть в ту сторону, потом, укрывшись за трубами, глянул на
толпу, темневшую внизу, и послал сказать церковному сторожу, у которого
хранились ключи от церкви, что надо быть наготове, как бы не пришлось
ударить в набат.
замка и охранявшие его величественное уединение, задвигались, заметались на
ветру, словно грозя в темноте угрюмо насупившемуся зданию. Но мраморным
ступеням широкой лестницы, ведущей с двух сторон к главному входу, захлестал
дождь, забарабанил в тяжелую дверь, словно гонец, который нетерпеливым
стуком спешит разбудить спящих обитателей дома: ветер пронесся по мрачной
прихожей, увешанной копьями и мечами, с жалобным воем ринулся по лестнице и
судорожно задергал шелковый полог кровати, где опочил последний маркиз. С
севера, востока, юга и запада, тяжело ступая по высокой траве, палой листве
и валежнику, пробирались лесной чашей четверо косматых всклокоченных
путников - все четверо сошлись во дворе замка. В ночном мраке вспыхнули
четыре огня, метнулись прочь друг от друга в разные стороны, и снова стало
не видно ни зги.
замка, пронизанные странным светом, точно он вдруг засветился изнутри.
Внезапно за лепными украшениями фасада заметался в окнах тонкий язычок
пламени, заиграл на стекле, побежал по карнизам, озаряя балюстрады, арки,
ниши, двери. И вот он уже взвился вверх широкой огненной лентой, и вскоре из
десятков окон вырвалось бушующее пламя, и каменные лица проснулись и в ужасе
глядели из огня.
там. Кто-то стремглав бросился седлать лошадь, и верховой сломя голову
поскакал в ненастную тьму. У ворот Габелля против водоема всадник осадил
взмыленного коня. "На помощь, Габелль! Все на помощь!" Ударили в набат, но
как ни взывал колокол, никакой помощи так и не добились. Каменщик и все его
двести пятьдесят закадычных приятелей стояли сложа руки у водоема и смотрели
на огненный столб, поднявшийся высоко в небо. "Футов сорок в вышину будет,
пожалуй!" - мрачно поговаривали в толпе, и никто не двигался с места.
вверх по крутому склону, на утес, к тюрьме. У тюремных ворот стояла кучка
офицеров и смотрела на пожар: а поодаль толпились солдаты. "Помогите,
господа офицеры! Замок горит, можно еще успеть спасти ценное добро!
Помогите!" Офицеры покосились на солдат, глядевших на пожар, и не решились
отдать приказ: закусив губы, они пожали плечами. "Придется ему, видно,
сгореть", - сказали они.
окнах светились огни. Каменщик и две с половиной сотни его закадычных
приятелей, все, как один, внезапно воодушевились мыслью устроить иллюминацию
в деревне: все разом бросились в свои лачуги, повытаскивали свечи и огарки,
зажгли и выставили их в каждом подслеповатом оконце. В свечах, как и во всем
другом, был недостаток, и они весьма решительно потребовали у мосье Габелля,
чтобы тот им выдал свечи, а когда управляющий стал мяться да отговариваться,
каменщик, прежде такой смиренный н законопослушный, сказал ему с усмешкой,
что для костра годятся и почтовые кареты, а лошадей можно отлично зажарить.
вылетал, раскаленный, из огненного пекла и, как одержимый, бросался на стены
замка, словно пытаясь сокрушить, снести их с лица земли. В мятущихся языках
пламени каменные лица, казалось, судорожно дергались, искаженные адскими
муками. А когда тяжелая балка обрушилась, увлекая за собой каменные своды,
каменное лицо с впадинами на крыльях носа исчезло в дыму и пламени; но через
минуту оно снова выглянуло из дыма, словно это было живое лицо бездушного
маркиза, который, корчась на костре, боролся с огнем.
голые; деревья подальше, подожженные четырьмя угрюмыми пришельцами,
опоясывали пылающее здание черным кольцом дыма. Расплавленные свинец и
железо кипели в мраморном бассейне фонтана, вода в нем иссякла. Шпили
четырех башен таяли, как лед на солнце, и медленно стекали в четыре страшных
котла клокочущего пламени. Массивные стены потрескались, и громадные щели
поползли во все стороны лучами, образуя причудливые узоры; очумелые птицы
беспомощно носились в дыму и падали в пламя; четверо угрюмых путников
разошлись в разные стороны - на север, восток, юг и запад, и, руководясь
маяком, который они засветили в ночи, двинулись по лесным дорогам, окутанным
ночною тьмой, к следующей намеченной цели. В празднично сиявшей деревне
жители завладели колокольней и, спровадив звонаря, подняли веселый трезвон.
почему-то взбрело в голову, что налоги, подати, арендная плата - все это
выдумки мосье Габелля, хотя, сказать по правде, с них в последнее время
почти не взимали податей, не говоря уже об арендной плате; короче говоря,
они решили поговорить с ним по душам и, окружив его дом, потребовали, чтобы
он вышел к ним объясниться. Мосье Габелль заперся у себя в доме, задвинул
засовы у дверей и стал думать, что ему делать дальше. После недолгих
размышлений он крадучись поднялся на крышу и примостился там, спрятавшись за
печными трубами; на этот раз он твердо решил, если толпа ворвется к нему в
дом (он был южанин, маленький, щуплый, но нрав у него был горячий) - он
бросится головой вниз прямо в толпу и уж одного-двух подомнет и придавит.
когда он сидел на крыше, глядя на полыхающий вдали замок, и слушал, как
толпа гулко барабанит в ворота под веселый трезвон деревенского колокола; а
тут еще и зловещий фонарь как раз напротив, у почтового двора, - толпе явно
не терпелось отцепить его, а на его место вздернуть почтенного Габелля.
Тяжкое испытание - провести целую ночь над этой черной людской пучиной,
готовясь каждую минуту ринуться в нее. Но, наконец, забрезжил желанный
рассвет, последние огарки свечей потухли в окнах, толпа, слава богу,
разошлась, и мосье Габелль спустился с крыши, на этот раз целый и
невредимый.
посчастливилось в эту или в другие ночи. Многих рассвет заставал висящими
вместо фонаря на проволоке, протянутой поперек улицы, мирной когда-то,
деревенской улицы, где они родились и выросли. И не все деревенские жители и
горожане отделались так счастливо, как каменщик и его закадычные приятели:
там, где управляющие и солдаты взяли верх, понаставили виселиц и повесили
зачинщиков и бунтовщиков. А четверо угрюмых путников двигались неуклонно на
север, юг, запад и восток, и что бы там ни творилось, кто бы кого ни вешал,
пожары не унимались, и усадьбы вспыхивали одна за другой. И ни один
управляющий, как бы он ни был силен в арифметике, не мог бы рассчитать,
какой вышины нужно воздвигнуть виселицу, которая, превратившись в водяной
столб, затушила бы эти пожары.
бушевало все сильнее и волны вздымались все выше и выше - к изумлению и
ужасу тех, кто оставался на берегу, тщетно дожидаясь затишья, которое
наступает во время отлива; но отлив не наступал, разъяренные волны
захлестывали сушу, и земля содрогалась от их грозного натиска - так прошло
три года. День рождения маленькой Люси трижды вплелся золотой нитью в мирную
ткань жизни в тихом доме.
шаги, раздававшиеся на улице, обитатели дома прислушивались к ним с
замиранием сердца; им слышался в этих шагах топот возмущенной толпы,
шествующей с красным флагом там, на далекой родине, которая сейчас была
объявлена в опасности и где люди, словно под действием злых чар, надолго
превратились в диких зверей.
перестали почитать, более того - она стала столь неугодной Франции, что
народ жаждал не только отделаться от нее, но и по возможности разделаться с
ней. Как деревенский простак в сказке, который всеми силами старался вызвать
нечистого, а когда тот явился ему, - лишился языка от страха и со всех ног
бросился бежать; так и знатные господа Франции: на протяжении многих лет они
нарушали все заповеди, читали отче-наш наоборот, творили бесовские