кораблях, чтобы римские воины, явившись в Сирию, не оказались там нищими и
могли чистоганом расплачиваться с местным населением за покупаемые товары.
тунике, может быть, пострадавшей в какой-нибудь драке, взывал, стоя на
повозке, к слушавшим его легионерам:
тяжкие труды, а легат прячет денарии в банке или, может быть, даже отдает
их в рост? Допустимо ли это?
виноторговцев, ни смазливых женщин! Пусть нам заплатят сейчас, чтобы мы
могли провести в Аквилее несколько приятных часов. Что нас ждет на
кораблях в зимнее время? Бури, невообразимая качка с блевотиной, опасность
пойти ко дну! Так пусть мы хоть теперь поживем два или три дня в свое
удовольствие...
хотим пожить по-человечески, пусть платят нам немедленно!
выступления, и вслед за ним на случайную эту трибуну забрался другой
оратор. Мне показалось, что я уже видел его где-то, потом вспомнил, что мы
разговаривали с ним у каменного моста на Саварийской дороге. Это был
маленький, носатый, черноволосый, крепконогий человек с живыми глазами,
возможно, восточного происхождения, сириец или уроженец Каппадокии, но
хорошо говоривший по-латыни. Звали его Амфилох. Рассказывали, что в
прошлом он подвизался в качестве актера и обвинялся заглазно в каких-то
преступлениях, хотя справедливость требует отметить, что такие слухи
распространяли его враги: Амфилох был всегда готов к возмущению, и
центурионы не любили его за острый язык.
пропить ее в первом попавшемся кабаке? А когда же вы подумаете о том, как
изменить к лучшему свою судьбу? Вы служите двадцать пять лет и более, и
ваши тела изувечены ранами. А я говорю вам, что надо облегчить участь
всех, кто несет ярмо.
маленьких городов, Амфилох, привыкший выступать на подмостках, кричал
мрачно слушавшим его воинам:
когда вы уже ни на что не будете годны, в какие-нибудь далекие провинции,
где под видом пахотной земли вы получите по клочку болота или каменистой
почвы в горных местах, на какой не растет даже нетребовательный ячмень, и
это будет единственным вознаграждением за пролитую вами кровь. А пока что
вы имеете? Ваши тело и душа оцениваются в несколько денариев в день. Из
этих денег вам нужно еще давать взятки центуриону. Что вас ждет впереди?
Раны, болезни, жестокая зима, мучительное лето, далекие походы, а если
будет мир, то вас погонят, как рабов, на постройку общественных зданий или
на строительство дорог и акведуков.
особенно громко выкрикивал те отдельные выражения, которые могли
воспламенить сердца слушателей.
теперь оратора огромной толпой.
получают в день те, что служат в парфянских легионах?
возвращаются к пенатам. А в чем состоит их служба? Второй Парфянский
легион только несет охрану города и участвует в триумфах. Да и остальные
два август бережет, как своих любимцев.
последним. Пусть и нам платят звонкой монетой, а не земельными участками
под самым носом у сарматов!
Уже слышались угрозы:
Мало того. Настал час, когда сильные мира сего снова нуждаются в ваших
крепких руках и сделают все, что вы ни потребуете. Ведь нет границ вашим
лишениям, товарищи! Ноги ваши стали как у верблюда. Всех вознаграждений не
хватит, чтобы отблагодарить вас за труды. Довольно богатым утопать в
роскоши! Пусть начальников будут выбирать из наших рядов, чтобы они могли
сговориться между собой и послать письма в другие легионы и сообща
установить справедливость на земле!
вопрос сводился к тому, чтобы получить поскорее некоторое количество
денариев и еще раз попробовать счастья в игре в кости или истратить их на
вино и женщин. Кому не хочется посидеть в таверне, где вас обнимают полные
руки красотки, а за соседними столами сидят путники и корабельщики;
приятно в такой обстановке пить вино и хоть на час забыть все невзгоды и
неприятности...
взволнованные центурионы и стали увещевать воинов расходиться по своим
шатрам, чтобы готовиться к предстоящей посадке.
Аквилее, где было много красивых женщин и имелись всякого рода
развлечения, а в лавках продавалось все необходимое для римлянина, вплоть
до устриц и аравийских духов. Когда легату сообщили о волнениях в лагере,
он находился наедине с одной аквилейской прелестницей, может быть, и не
обладавшей большой красотой, но зато отличавшейся необыкновенной белизной
кожи. Это была голубоглазая женщина, появившаяся в Аквилее откуда-то из
Британии. Ее звали Армита, и в прежнее время она была простой служанкой в
харчевне, а теперь требовала за свои ласки денег и дорогие подарки, и
бережливый Лонг вздыхал, развязывая кожаный мешочек с монетами, но эти
нежные руки опутывали его крепче цепей.
вином, но старый служака понимал, что не следует мешкать, когда в лагере
происходят такие события. Накинув плащ, он тотчас поскакал в ночную
темноту, бормоча сквозь зубы проклятия центурионам, этим длинноухим ослам,
которые уже не умеют поддержать воинскую дисциплину. Держась за хвост коня
и задыхаясь от быстрого бега, позади бежал раб, не осмелившийся оставить
господина.
ход сучковатые палки - знак своего достоинства. Воины не стесняясь осыпали
их бранью. Как часто бывает в подобных случаях, они уже забыли призывы
Амфилоха, наделенного пониманием вещей и при других обстоятельствах, может
быть, выдвинувшегося бы на высоту общественного положения, подобно
Гракхам, и хотели сейчас лишь получить деньги, чтобы приобрести вина. А
около Декуманских ворот происходило непонятное движение. Оттуда бежали
люди с предостерегающими криками:
товарищи!
предпринять.
блистания факелов в руках конных батавов. При этом трепетном освещении
зловеще поблескивали медные, ярко начищенные шлемы батавских
телохранителей.
основательнее обдумать положение. Он не растерялся. Его предки были
земледельцами, трудились в поте лица, ходили за плугом и подрезали
виноградные лозы. Цессий Лонг волей богов сделался легатом, привык к
обильной пище и вину со специями, которые располагают к тучности и плохо
действуют на печень. Тем не менее он сохранил живой ум, хитрость и
способность применяться к обстоятельствам. Оглядев воинов заплывшими жиром
глазами и приметив тех из них, кто выкрикивал ругательства у самой головы
его коня, легат понял, что события могут легко превратиться в открытый
мятеж.
красной полосой, в военной обуви с бронзовыми украшениями в виде
полумесяцев, Лонг тяжко сидел на вороном жеребце, великолепно изгибавшем
шею и бившем в нетерпении ногой о землю. Черный конский глаз злобно
поблескивал при свете факелов.
растворились лагерные ворота, старик решил, что самое важное при данных
обстоятельствах - сохранить спокойствие духа, успокоить воинов, а потом
схватить зачинщиков. Но в случае неудачи он рисковал своей шкурой.
кричал:
белладонны, что не видите, кто перед вами?
осмотрительнее, чем его товарищ, и, чтобы еще более не раздражать
мятежников, старался глядеть на солдат с благодушной улыбкой, как смотрят
на расшалившихся детей. А мы с Маркионом стояли так близко от легата, что