Чтение 54–й страницы книги ~Хромой бес~

Несколько безусых чиновников, влюбленных в Гудаевскую и потому
извещенных ею заранее
о том, что у ней будет надето, сопровождали ее. Они собирали для нее
билетики, - чуть не насильно, с грубостями. У иных, не особенно смелых,
просто отымали.
Были и другие ряженые дамы, усердно собиравшие билетики через своих
кавалеров. Иные смотрели жадно на неотданные билетики и выпрашивали. Им
отвечали дерзостями.
Унылая дама, наряженная ночью, - синий костюм со стеклянною звездочкою
и бумажною луною на лбу, - робко сказала Мурину:
-- Дайте мне ваш билетик.
Мурин грубо ответил:
- Что за ты. Билетик тебе! Рылом не вышла!
Ночь проворчала что-то сердитое и отошла. Ей бы хотелось хоть дома
показать два-три билетика, что вот, мол, и ей давали. Тщетны бывают скромные
мечты.
Учительница Скобочкина нарядилась медведицею, то есть попросту накинула
на плечи медвежью шкуру, а голову медведя положила на свою, как шлем, сверх
обыкновенной полумаски. Это было в общем безобразно, но все ж таки шло к ее
дюжему сложению и зычному голосу. Медведица ходила тяжкими шагами и рявкала
на весь зал, так что огни в люстрах дрожали. Многим нравилась медведица. Ей
дали не мало билетов. Но она не сумела их сохранить сама, а догадливого
спутника, как у других, ей не нашлось; больше половины билетов у нее
раскрали, когда ее подпоили купчики, - они сочувствовали проявленной ею
способности изображать медвежьи ухватки. В толпе кричали:
- Поглядите-ка, медведица водку дует!
Скобочкина не решалась отказаться от водки. Ей казалось, что медведица
должна пить водку, если ей подносят.
Выделялся ростам и дородством некто одетый древним германцем. Многим
нравилось, что он такой дюжий и что руки видны, могучие руки, с
превосходно-развитыми мускулами. За ним ходили преимущественно дамы, и
вокруг него слышался ласковый и хвалебный шопот. В древнем германце узнавали
актера Бенгальского. Бенгальский в нашем городе был любим. За то многие
давали ему билеты.
Многие рассуждали так:
- Уж если приз не мне достанется, то пусть лучше актеру (или актрисе).
А то, если из наших, хвастовством замучат.
Имел успех и наряд у Грушиной, - успех скандала. Мужчины за нею ходили
густою толпою, хохотали, делали нескромные замечания. Дамы отворачивались,
возмущались. Наконец исправник подошел к Грушиной и, сладко облизываясь,
произнес:
- Сударыня, прикрыться надо.
- А что же такое? У меня ничего неприличного не видно, - бойко ответила
Грушина.
- Сударыня, дамы обижаются, - сказал Миньчуков.
- Наплевать мне на ваших дам! - закричала Грушина.
- Нет уж, сударыня, - просил Миньчуков, - вы хоть носовым платочком
грудку да спинку потрудитесь покрыть.
- А коли я платок засморкала? - с наглым смехом возразила Грушина.
Но Миньчуков настаивал:
- Уж как вам угодно, сударыня, а только, если не прикроетесь, удалить
придется.
Ругаясь и плюясь, Грушина отправилась и уборную и там, при помощи
горничной, расправила складки своего платья на грудь и спину. Возвратясь в
зал, хотя и в более скромном виде, она все же усердно искала себе
поклонников. Она грубо заигрывала со всеми мужчинами. Потом, когда их
внимание было отвлечено в другую сторону, она отправилась в буфетную
воровать сласти. Скоро вернулась она в зал, показала Володину пару персиков,
нагло ухмыльнулась и сказала:
- Сама промыслила.
И тотчас же персики скрылись в складках ее костюма. Володин радостно
осклабился.
-- Ну! - сказал он, - пойду и я, коли так.
Скоро Грушина напилась и вела себя буйно,- кричала, махала руками,
плевалась.
- Веселая дама Дианка! - говорили про нее.
Таков-то был маскарад, куда повлекли взбалмошные девицы легкомысленного
гимназиста. Усевшись на двух извозчиках, три сестры с Сашею поехали уже
довольно поздно, - опоздали из-за него. Их появление в зале было замечено.
Гейша в особенности нравилась многим. Слух пронесся, что гейшею наряжена
Каштанова, актриса, любимая мужскою частью здешнего общества. И потому Саше
давали много билетиков. А Каштанова вовсе и не была в маскараде, - у нее
накануне опасно заболел маленький сын.
Саша, опьяненный новым положением, кокетничал напропалую. Чем больше в
маленькую
гейшину руку всовывали билетиков, тем веселее и задорнее блистали из
узких прорезов в маске глаза у кокетливой японки. Гейша приседала, поднимала
тоненькие пальчики, хихикала задушенным голосом, помахивала веером,
похлопывала им по плечу того или другого мужчину и потом закрывалась веером,
и поминутно распускала свой розовый зонтик. Нехитрые приемы, впрочем,
достаточные для обольщения всех, поклоняющихся актрисе Каштановой.
- Я билетик свой отдам прелестнейшей из дам, - сказал Тишков и подал с
молодцеватым поклоном билетик гейше.
Уже он много выпил и был красен; его неподвижно улыбающееся лицо и
неповоротливый стан делали его похожим на куклу. И все рифмовал.
Валерия смотрела на Сашины успехи и досадливо завидовала; уже теперь и
ей хотелось, чтобы ее узнали, чтобы ее наряд и ее тонкая, стройная фигура
понравились толпе и чтобы ей дали приз. И сейчас же с досадою вспомнила она,
что это никак невозможно: все три сестры условились добиваться билетиков
только для гейши, а себе, если и получат, то передать их все-таки своей
японке.
В зале танцовали. Володин, быстро охмелев, пустился вприсядку.
Полицейские остановили его. Он сказал весело-послушно:
- Ну, если нельзя, то я и не буду. Но по примеру его пустившиеся
откалывать трепака два мещанина не пожелали покориться.
- По какому праву? за свой полтинник! - восклицали они и были выведены.
Володин провожал их, кривляясь, осклабясь, и приплясывал.
Девицы Рутиловы поспешили отыскать Передонова, чтобы поиздеваться над
ним. Он сидел один, у окна, и смотрел на толпу блуждающими глазами. Все люди
и предметы являлись ему бессмысленными, но равно враждебными. Людмила,
цыганкою, подошла к нему и сказала измененным гортанным голосом:
- Барин мой милый, дай я тебе погадаю.
-- Пошла к чорту! - крикнул Передонов.
Внезапное цыганкино появление испугало его.
- Барин хороший, золотой мой барин, дай мне руку. По лицу вижу: богатый
будешь, большой начальник будешь, - канючила Людмила и взяла-таки руку
Передонова.
- Ну, смотри, да только хорошо гадай, - проворчал Передонов.
- Ай, барин мой бриллиантовой, - гадала Людмила, - врагов у тебя много,
донесут на тебя, плакать будешь, умрешь под забором.
- Ах ты стерва! - закричал Передонов и вырвал руку.
Людмила проворно юркнула в толпу. На смену ей пришла Валерия, села
рядом с Передоновым и шептала ему нежно:

Я - испанка молодая.
Я люблю таких мужчин,
А жена твоя - худая.
Мой прелестный господин.

-- Врешь, дура, - ворчал Передонов.
Валерия шептала:

Жарче дня и слаще ночи
Мой севильский поцелуй,
А жене ты прямо в очи
Очень глупые наплюй.
У тебя жена-Варвара,
Ты, красавец-Ардальон.
Вы с Варварою-не пара,
Ты умен, как Соломон.

- Это ты верно говоришь, - сказал Передонов, - только как же я ей в
глаза плюну? Она княгине пожалуется, и мне места не дадут.
- А на что тебе место? Ты и без места хорош, - сказала Валерия.
- Ну да, как же я могу жить, если мне не дадут места, - уныло сказал
Передонов.

x x x

Дарья всунула в руку Володину письмо, заклеенное розовою облаткою. С
радостным блеяньем распечатал его Володин, прочел, призадумался, - и
возгордился, и словно смутился чем-то. Было написано коротко и ясно:
"Приходи, миленький, на свидание со мною завтра в одиннадцать часов
ночи в Солдатскую баню. Вся чужая Ж".
Володин письму поверил, но вот вопрос: стоит ли итти? И кто такая эта
Ж? Какая-нибудь Женя? Или это фамилия начинается с буквы Ж?
Володин показал письмо Рутилову.
- Иди, конечно, иди! - подбивал Рутилов,- посмотри, что из этого
выйдет. Может быть, это богатая невеста, влюбилась в тебя, а родители
препятствуют, так вот она и хочет с тобою объясниться.