разрухой; нас всех, от Калины Ивановича до Шурки Жевелия, охватывало
желание скорее окончить дом. Нужно было скорее прийти к тому, о чем
мечтали так долго и упорно. Начали нас раздражать известковые ямы,
заросли бурьяна, нескладные дорожки в парке, кирпичные осколки и
строительные отбросы по всему двору. А нас было только восемьдесят
человек. Воскресные советы командиров терпеливо отжимали у Шере два-три
сводных отряда для приведения в порядок нашей территории. Часто на Шере и
сердились:
шнурок сделано.
него, напротив, все запущено, пропасть всякой работы и если он дает два
отряда для двора, так это только потому, что он вполне признает
необходимость и такой работы, иначе он никогда бы не дал, а поставил бы
эти отряды на сортировку пшеницы или на ремонт парников.
противоречивые переживания: и злость на неуступчивость Шере, и восхищение
его твердой линией.
заметили, как выросло наше сельское хозяйство. Среди колонистов появились
люди, преданные этому делу, как своему будщему, и среди них особенно
выделялась Оля Воронова. Если увлекались землей Карабанов, Волохов,Бурун,
Осадчий, то это было увлечение почти эстетического порядка. Они влюбились
в сельскохозяйственную работу, влюбились без всякой мысли о собственной
пользе, вошли в нее, не оглядываясь назад и не связывая ее ни с
собственным будущим, ни с другими своими вкусами. Они просто жили и
наслаждались прекрасной жизнью, умели оценить каждый пережитый в работе и
в напряжении день и завтрашнего дня ожидали как праздника. Они были
уверены, что все эти дни приведут их к новым и богатым удачам, а что это
такое будет, об этом они не думали. Правда, все они готовились в рабфак,
но и с этим делом они не связывали никакой точной мечты и даже не знали, в
какой рабфак они хотели бы поступить.
более практической позиции. Такие, как Опришко и Федоренко, учиться в
школе не хотели, никаких особенных претензий вообще не предьявляли к
жизни и с добродушной скромностью полагали, что завести свое хозяйство на
земле, оборудоваться хорошей хатой, конем и женой, летом работать "от зари
до зари", к осени все по-хозяйски собрать и сложить, а зимой спокойно есть
вареники и борщи, ватрушки и сало, отгуливая два раза в месяц на
собственных и соседских родинах, свадьбах, именинах и заручинах (сговор,
обручение), - прекрасное будущее для человека.
с задумчивым или восторженным глазом комсомолки, для нее на полях росли
не только вареники, но и проблемы.
него, ни для его учеников не заслоняли мечты о большом хозяйстве, с
трактором, с "гонами" в километр длиной. Шере умел поговорить с
колонистами на эту тему, и у него составилась группа постоянных
слушателей. Кроме колонистов в этой группе постоянно присутствовали
Спиридон, комсомольский секретарь из Гончаровки, Павел Павлович.
был женат, по деревенской мерке считался старым холостяком. Его отец,
старый Николаенко, на наших глазах выбивался в крепкого хозяина-кулака,
потихоньку используя бродячих мальчишек-батраков, но в то же время
прикидывался убежденным незаможником.
толкался в колонии, нанимаясь у Шере для выполнения более тонких работ с
пропашными, выступая перед колонистами почти в роли инструктора. Павел
Павлович был человек начитанный и умел внимательно и вдумчиво слушать
Шере.
крестьянские темы, большое хозяйство они иначе не представляли себе, как
хозяйство крестьянское. Карие глаза Оли Вороновой пристально
присматривались к ним и сочувственно теплели, когда Павел Павлович
негромко говорил:
толком работали - надо учить. А кто научит? Мужик, ну его к черту, его
учить трудно. Вот Эдуард Николаевич все подсчитали и рассказали. Это
верно. Так работать же надо! А этот черт работать так не будет. ему дай
свое.
большим и умным ртом.
совсем не то.
орех, и вдруг задорно перебрасывает взгляд на верхушки тополей. Золотистые
косы Ольги сваливаются с плеч, а за косами опускается вниз и внимательный
серый глаз Павла Павловича.
жизнь на земле, и дети у них, и все...
работать в коммуне.
ее косах, а видит только этот сердитый, почти недевичий глаз.
четыре.
академическое значение, как и всякий разговор о граках, с которыми они
порвали навсегда. Но Карабанова увлекает острота положения, и он не может
отказаться от интересной гимнастики:
сейчас мне всех твоих граков, через неделю у меня будут работать, как
тепленькие, а через две недели благодарить будут.
поясняет:
без твоего револьвера сделают. Сами сделают. Им нужно только рассказать
как следует, растолковать.
чуешь, Бурун? Ха? Що ты ему растолкуешь, коли вин хоче куркулем буты?
может только сказать:
зараз двадцать десятин и коровку, и овечку, и коня доброго, так и кончено.
Сядэ тоби ж, Олечко, на шию и поидэ.
краснеет, сжимая кулаки.
другую ногу, изображая высшую степень восторга. Трудно разобрать, серьезно
он говорит или дразнит деревенских людей.
него, "как пивной котел", морда красная, стриженный бесцветный ус, а на
голове ни одной волосинки. Такие люди редко у нас теперь попадаются. А
раньше много их бродило по Руси - философов, понимающих толк и в правде
человеческой, и в казенном вине.
как говорится. Ему если, здесь это, конь, так и лошонка захочется - два
коня, это, чтоб было, и больше никаких данных. Видишь, какая история.
умно щурит белобрысые глазки.
Спиридон.
смотри ты. А если он выскочит без всяких, так только сторожем на баштан
годится. Видишь, какая история.
Оля Воронова. И сейчас она близко, ласково наклоняется к Силантию, а он,
как к солнцу, обращает к ней широкое улыбающееся лицо.
пришел из мирового пространства, не связанный никакими условностями и
Березин Федор
Никитин Юрий
Курылев Олег
Браун Дэн
Акунин Борис
Сертаков Виталий