Чтение 54–й страницы книги ~Флаги на башнях~

Витя Торский еще раз махнул рукой и выбежал. Все бросились в дверь, на
столах остались тарелки с супом, по ступеням загремели ноги; те, кто не
успел к двери, кинулись в радостной панике к окнам.

На хозяйственном дворе, действительно, стояла новая полуторка.
Колонисты облепили ее со всех сторон, часть четвертой бригады полезла в
ящик. Гонтарь, человек богатырского здоровья, и тот держался за сердце. У
кабинки стоял черномазый тоненький человек и застенчиво смотрел темным
глазом на колонистов. Зырянский закричал на него:

- Ты механик?

- Шофер.

- Фамилия?

- Воробьев.

- Имя?

- Имя? Петр.

- Ребята! Шофера Петра Воробьева... кача-ать!!!

Это было замечательно приудмано. На Воробьева прыгнули и сверху, из
ящика, и снизу, с земли. Заверещали что-то, похожее на ура. Воробьев успел
испуганно трепыхнуться, успел побледнеть, но не успел даже рта открыть.
Через мгновение его худые ноги в широких сапогах замелькали над толпой.
Когда поставили его на землю, он даже не поправил костюм, а оглянулся
удивленно и спросил:

- Что вы за народ?

Гонтарь ответил ему с наивысшей экспрессией, приседая почему-то и
рассекая ладонью воздух:

- Мы, понимаешь, ты, товарищ Воробьев, народ советский, настоящий
народ... наш... и ты будь покоен!

Члены четвертой бригады и вместе с ними Ваня Гальченко не придавали
большого значения переговорам и выражениям чувств. Осмотрев ящик, они
полезли к мотору, установили систему, марку, чуть поспорили о других
системах, но единогласно заключили, что машина новая, что в сравнении с
ней все станковое богатство Соломона Давидовича, в том числе и токарные
самарские станки, никуда не годится.

Идеальный новый завод и реальная новая полуторка сильно понизил их
уважение к токарным станкам. Недавний их восторг по поводу приобщения к
великой работе металлистов повернулся по-новому. Даже Ваня Гальченко,
человек весьма сдержанный и далеко не капризный, недавно пришел в кабинет
Захарова в рабочее время. Он старался говорить по-деловому, удерживать
слезы - и все-таки плакал.

- Смотрите, Алексей Степанович! Что эе это такое?.. Шкив испорчен... Я
говорил, говорил...

- Чего ты волнуешься? Шкив нужно исправить.

- Не исправляют. А он говорит: работай! Так нельзя работать.

- Идем.

Переполненный горем, Ваня прошел через двор за Захаровым. Ваня уже не
плакал. Войдя в механический цех, он обогнал Алексея Степановича и
подбежал к своему станку.

- Вот, смотрите.

Ваня вскочил на подставку и пустил станок. Потом отвел вправо приводную
ручку шкива - деревянную палку, свисающую с потолка. Станок остановился.

- Я смотрю, но ничего не вижу.

Вдруг станок завертелся, зашипел, застонал, как все станки в
механическом цехе. Захаров поднял голову: палка уже опустилась,
передвинулась влево - шкив включен.

Захаров засмеялся, глядя на Ваню:

- Да, брат...

- Как же я могу работать? Остановишь, станешь вставлять масленку в
патрон, а он взял и пошел. Руку может оторвать...

За спиной Захарова уже стоял Соломон Давидович. Захаров сказал:

- Соломон Давидович! Это уже... выше меры...

- Ну, что такое? Я же сделал тебе приспособление!

Ваня полез под станок и достал оттуда кусок ржавой проволоки:

- Разве это такое приспособление?

На концах проволоки две петли. Ваня одну надел на приводную палку, а
другую зацепил за угол станины. Станок остановился. Ваня снял петлю со
станины, станок снова завертелся, но петля висела перед самыми глазами.
Сзади голос Поршнева сказал:

- Последнее слово техники!

Соломон Давидович оглянулся агрессивно на голос, но Поршнев добродушно
улыбается, его глаза под густыми черными бровями смотрят на Соломона
Давидовича с теплой лаской, и он говорит:

- Это, честное слово, не годится, Соломон Давидович.

- Почему не годится? Это не последнее слово техники, но работать можно.

- Работать? Ему станок нужно останавливать раз пять в минуту, когда же
ему привязывать, отвязывать... А тут петля болтается, лезет в суппорт.

Соломон Давидович мог сказать только одно:

- Конечно! Если поставить английские станки...

Откуда-то крикнули:

- А это какие?

С другого конца ответили:

- Это не станки. Это называется коза!

Захаров грустно покачал головой:

- Все-таки... Соломон Давидович! Это производит впечатление...
отвратительное.

- Да что за вопрос! Сделаем капитальный ремонт!

Захаров круто повернулся и вышел. Соломон Давидович посмотрел на Ваню с
укоризной:

- Тебе нужно ходить жаловаться. Как будто Волончук не может сделать
ремонт.

Но из-под руки Соломона Давидовича уже показалась смуглая физиономия
Фильки:

- Когда же будет капитальный ремонт?

- Нельзя же всем капитальный ремонт! По-вашему, капитальный ремонт -
это пустяк какой-нибудь? Капитальный ремонт - это капитальный ремонт.

- А если нужно!

- Тебе нужно точить масленку. Что же ты пристал с капитальным ремонтом?
Волончук возьмет гаеечку и навинтит.

- Как, гаечку? Здесь все шатается, суппорт испорчен!

- Ты не один в цехе. Волончук поставит гаеечку, и он будет работать.

Действительно, через пять минут Волончук приведен был в действие. Он
приблизился к Фильке с деревянным ящиком в руках, а в этом ящике всегда
много чудесных лекарств для всех станков. Филька удовлетворенно вздохнул.
Но Соломон Давидович недолго наслаждался благополучием. Уже через минуту
он налетел на Бориса Яновского:

- Стоишь?

Борис Яновский не отвечает, обиженно отворачивается. Есть такие вещи,
которые могут вывести из терпения даже Соломона Давидовича. Он гневно
кричит Волончуку:

- Это безобразие, товарищ Волончук! Чего вы там возитесь с какой-то
гайкой? Разве вы не видите, что у Яновского шкив не работает? По-вашему,
шкив будет стоять, Яновский будет стоять, а я вам буду платить жалованье?

Продолжая рыться в своем чудесном ящике, Волончук отвечает хмуро:

- Этот шкив давно нужно выбросить.

- Как это выбросить! Выбросить такой шкив? Какие вы богатые все, черт
бы вас побрал! Этот шкив будет работать еще десять лет, к вашему сведению!
Полезьте сейчас же и поставьте шпоночку!

- Да он все равно болтает.

- Это вы болтаете! Сию же минуту поставьте шпоночку!

Волончук задирает голову, чешет за ухом, не спеша приставляет лестницу
и лезет к шкиву:

- Вчера уже ставили...

- То было вчера, а то сегодня. Вы вчера получали ваше жалованье и
сегодня получаете.

Соломон Давидович тоже задирает голову. Но его дергает за рукав Филька:

- Так как же?

- Я же сказал: тебе поставят гаеечку.

- Так он туда полез...

- Подождешь...

И вдруг из самого дальнего угла отчаянный крик Садовничего:

- Опять пас лопнул! Черт его знает, не могут пригласить мастера!

И Соломон Давидович, по-прежнему мудрый и знающий, по-прежнему
энергичный, уже стоит возле Садовничего.

- Был же шорник. Я говорил - исправить все пасы. Где вы тогда были?

- Он зашивал, а сегодня в другом месте порвалось. Надо иметь
постоянного шорника!

- Очень нужно! Шорники вам нужны, а на завтра вам смазчик понадобится,
а потом подавай убиральницу.

Садовничий швыряет на подоконник ключ и отходит.

- Куда же ты пошел?

- А что мне делать? Буду ждать шорника.

- Это такое трудное дело сшить пас? Ты сам не можешь?

Все-таки развеселил Соломон Давидович механический цех. И Садовничий
смеялся:

- Соломон Давидович! Это же пас. Это же не ботинок!

Садовничий имел право так сказать, потому что он когда-то работал у
сапожника.

22. СЛОВО

Какой будет завод, не знал даже Захаров. Но все знали, что нужно