Действительно ли все произошло так, как сохранилось в памяти, или то
была только мечта, с течением времени ставшая в сознании явью?
История шла своим ходом, игра успенских подростков на ход истории никак
не влияла, главный смысл того, что происходило, заключался в том, что сами
подростки ощущали свою сопричастность с историей.
Отступавшие деникинцы или, точнее, какая-то их воинская часть свернула
в сторону железной дороги не потому, что испугалась костров, загоревшихся
осенней ночью в далеком поле. Но на формирование поколения, к которому
принадлежали Славушка и его сверстники, сознание того, что от каждого их
поступка зависит ход истории, влияло, конечно, чрезвычайно. Все они
чувствовали себя Архимедами, обретшими точку опоры для того, чтобы
перевернуть мир! И в общем-то были правы. "Дайте нам организацию
революционеров - и мы перевернем Россию", - сказал Ленин. А Ознобишин с
товарищами и принадлежали как раз к этой организации, которая начинала
переворачивать Россию...
Всей своей детской душой Славушка страстно желал свернуть вражескую
армию туда, где она найдет гибель...
И она свернула!
Передовые части противника, если только можно назвать передовыми тех,
кто отступает, вместо того, чтобы двигаться прямо на юг, к Малоархангельску,
дойдя до Успенского, внезапно свернули в сторону железнодорожной линии Орел
- Курск, где деникинцев ожидали изматывающие бои... Что заставило
деникинских офицеров повести свои части под удар наступающих советских
войск?
Ночь. Измотанные солдаты. Утраченная вера. Бесконечные русские поля.
Где-то позади безжалостная конница Примакова. На самом деле конная
армия Примакова действует в районе Воронежа. Казаки не стремятся к встречам
с неистовыми красными кавалеристами.
Но все это потом, потом. Позже. В аудиториях военных академий. Анализ.
Разбор просчетов. Изучение документов...
А пока ночь, и холод, и слякоть, и нежелание принимать бой...
И вдруг - костры! Множество костров. В действительности их не так
много. Детские костры. Костры мерцают, гаснут, загораются вновь. Огонь не
слишком ярок, верст за десять, не ближе, это лишь во тьме огни кажутся
ближе.
Огни в ночи! Да были ли они в самом деле? Не выдумал ли Славушка эту
ночь? Костры, которые будут светить ему в течение всей его жизни!
37
Все заметнее возвращение к порядку.
Промчались через Успенское наступающие части: кавалеристы, пехота.
Какую-то пушку часа три выволакивали из-под горы...
Война отошла куда-то за Фатеж, за Малоархангельск, подтягивались
армейские тылы.
Поздняя осень готовилась вот-вот перейти в зиму, окончились дожди, за
ночь смерзлась грязь, тонкий ледок затягивал редкие лужицы, иней серебрил по
утрам желтую траву, серые облака затягивали небо, каждую минуту мог пойти
снег.
В такой вот стылый ноябрьский день появился еще один обоз подвод в
десять, с большой поклажей, с ящиками, с тюками и даже мебелью, будто не
армейский обоз, а переселенцы с домашним скарбом. На одной из телег ножками
вверх стол и стулья, на другой - дубовый гроб.
Обоз стал табором перед волисполкомом. Красноармейцы поспрыгивали с
телег, составили в козлы винтовки, распрягли лошадей, задали корм, втащили в
помещение тюки и гроб, который при ближайшем рассмотрении оказался шкафом, и
пошли по избам с просьбой сварить кулеш и согреть на чаек кипяточку, крупу
приносили свою, а кто пощедрее, так даже угощали детишек сахаром.
Много ли нужно солдату времени, чтоб обжиться на новом месте?!
Чуть позднее в двух пролетках прибыли начальники, в суконных шлемах, с
портупеями через плечо, двое даже с портфелями, и тут же скрылись в здании.
Славушка с Колькой увидели обоз, едва он выполз из-под горы.
Пошли в разведку. Прошли через табор раз, другой. На них не обращали
внимания. Прошли еще раз...
У входа в исполком стоял часовой, курносый, небритый, невозможно
серьезный.
- Ну чего разбегались? - не выдержал, прикрикнул он, когда мальчики
прошли в третий раз.
- Это какая часть? - полюбопытствовал Славушка.
- А сами-то кто такие? - с подозрением спросил часовой. - Видали мы
тут...
- Мы комсомольцы, - объяснил Славушка.
- Ну и топайте по своим делам, здесь баловать нечего.
- А все же что за часть? - повторил Славушка. - У нас, может, дело...
- Это не часть, а военный трибунал, - строго сказал часовой. - Какие
могут быть у вас к нам дела?
- Наша организация молодая, - виновато сказал Славушка. - Может,
литературу какую дадут.
- Литературу! - презрительно сказал часовой. - Мы судим, а вы -
литературу.
- А в шкапу у вас что? - полюбопытствовал Колька.
- Дела, - твердо сказал часовой. - Приговора.
- А какого же вы корпуса?
- Да что ты все допытываешься? Кто много знает, рано помирает. Сказано
вам: пошли!
Мальчики огородами дошли до почты и двинулись к Народному дому.
Двери заперты и заколочены, но доски кое-где отодраны.
Славушка пальцем тронул замок.
- Пора открывать.
Колька кивнул:
- Давно пора.
Обошли дом, спустились к реке. Холодная вода неподвижно чернела в
Озерне.
- Скоро станет.
- Где там скоро, - возразил Колька. - Не ране как к рождеству.
Берегом пошли домой, взобрались по круче, опять мимо исполкома.
На этот раз у здания какая-то суета.
Солдаты оживленно переговаривались.
- И как это подобрался?
- Обучен, известно!
- Полковник?
- Капитан генерального штаба, сам слышал.
- Не признается?
- Такой разве признается?
Часовой заметил их и неожиданно сказал:
- Шпиона, ребята, поймали, вот какие сегодня дела!
Колька удивился:
- Какого шпиона?
- Известно какого - деникинского!
- А его что, будут судить?
- А как же без суда?
- Что без суда?
- Без суда немыслимо расстрелять.
- А скоро будут судить?
- Вот пообедаем...
Вдруг со стороны, куда шли войска, появились четыре всадника.
Молодой, скакавший впереди, натянул поводья, и все четверо разом
остановились.
- А ну-ка! Где ваш начальник?
Но тот уже торопился навстречу - во френче, в фуражке, в пенсне,
строгий, немолодой, утиный нос, узкие бледные губы, такие узкие, точно
ниточка, фиолетовые чернильные глаза.
- Начальник отдела Хромушин. Здравствуйте, товарищ комкор!
- Знаю, знаю. Что ж это вы застряли, товарищ Хромушин? - с упреком
сказал комкор. - Штаб куда как далеко, а вы все тащитесь?
- Дела, товарищ комкор.
- Занимаем города, изменники ждут суда, а вы где?
- Задержали шпиона.
- Какого еще шпиона?
Хромушин махнул кому-то рукой.
- Выведите...
Это был Полеван!
Торбы на нем нет, но он в своем неизменном армяке, холстинных портах и
грязной розовой рубахе.
Вышел меж двух конвоиров, шел охотно, чувствуя себя предметом внимания
и, видимо, гордясь оказанной ему честью.
- Да это же Алешка! - воскликнул Славушка, обращаясь и к Кольке, и к
часовому. - Здешний дурачок.
- Ну да! - недоверчиво возразил часовой. - А карты чего ж таскает и
дис... дис... - Часовой запнулся. - и дис-ло-ка-цию записывает. Тетрадь у
него нашли...
Полевана нашли на косогоре, он лежал на животе и рассматривал площадь.
Его забрали, привели в штаб, обыскали. Нашли в торбе тетрадь, в ней цветными
карандашами вычерчены какие-то планы, записаны цифры. Стали допрашивать,
арестованный мычит: "Ны-ны-ны" да "гы-гы-гы", а потом вдруг заговорил:
"Смотри, какая цаца, бултых, бултых, кому чего дать, антиресно, антиресно,
антиресно..."
- Хотите допросить? - спросил Хромушин.
- Нет, нет... - Комкор отмахнулся от Хромушина, как от мухи. - Вы