знамя - Дубынинскому району. Лучшие люди - в Дубынине...
Чем только Шурыгин брал? Может быть, в этой уверенности в себе таился
залог его успехов?
Здоровый, плотный, ведь вот идет - не идет, лестницу попирает ногами.
Анна кивнула ему на ходу.
- Погоди, Анна Андреевна, - остановил ее Шурыгин. - Не торопись,
успеем...
Анна бросила взгляд на часы.
- Две минуты...
Шурыгин усмехнулся.
- Две минуты до смерти...
- До какой смерти?
- Сегодня нашему Петру Кузьмичу конец, - веско проговорил Шурыгин. -
Похороны по первому разряду.
У Анны даже дыхание захватило при этих словах.
- Да ты что, Николай Евгеньич?..
- Диалектика жизни. Закон развития. Отстающих бьют.
Они вошли в зал.
Шурыгин прошел вперед - он всегда проходил вперед, как и полагалось
секретарю передового района, кивнул кому-то на сцене и сел в первом ряду.
Анна села с краю в самом конце и, заняв кресло, увидела, что сидит
рядом с Вершинкиным.
"Какая досада, - подумала она. - И надо ж было..."
Секретаря Мотовиловского райкома Вершинкина не считали в обкоме
перспективным работником. Костров откровенно его не любил. Уж очень это был
средний район! Средний район с тенденцией перейти в плохие. Еще не было
случая, чтоб Вершинкин рапортовал о каких-либо успехах. Во всех сводках
Мотовиловский район если и не стоял на последнем месте, то всегда находился
ближе к концу, чем к началу. Упорно поговаривали, что осенью обком не хотел
больше рекомендовать Вершинкина в секретари, но он оказался единственным, за
кого единогласно проголосовали все делегаты районной конференции, и Кострову
пришлось смириться с тем, что Вершинкин остался во главе райкома еще на один
срок.
Однако всю область облетели слова Кострова, сказанные им о Вершинкине:
- Потакает отсталым настроениям, вот и голосуют за него.
Вершинкин, в прошлом учитель, партизан, всегда с пеной у рта защищал
работников своего района.
Сегодня, когда вопрос стоял о самом Кострове и противники Кострова
получили возможность обрушиться на него с полной силой, садиться рядом с
Вершинкиным не следовало. Костров неплохо относился к Анне, и ей как-то
неудобно стало оттого, что Костров может подумать, будто она спешит
примкнуть к его недругам.
- Привет, Василий Егорович, - поздоровалась Анна с Вершинкиным. - Не
знаете, кто это там в президиуме?
- Новый секретарь, - шепнул Вершинкин. - Калитин. То есть пока еще не
секретарь, но рекомендуют. А тот - из ЦК. Прохоров, замзавотделом...
Она с интересом посмотрела на Калитина. Задумчивое, большое спокойное
лицо. Отличный черный костюм. Белая рубашка. Воротничок накрахмален. Даже
галстук какой-то не такой, как у всех.
Она тронула слегка локтем Вершинкина.
- Уж очень барин...
- А ему по должности положено было, - шепнул Вершинкин. - Дипломат.
- Почему дипломат? - Она опять притронулась к Вершинкину. - Это тот
Калитин?
- Ну, конечно, тот.
- А почему его к нам?
- А почему бы и не к нам? - переспросил Вершинкин. - Насмотрелся на
капиталистов, злее будет. Их ведь не столько словом, сколько льном и
пшеницей надо бить!
Никак не представляла себе Анна, что Кострова может сменить Калитин.
Она, конечно, читала о нем, встречала его фамилию в газетах. Он был послом в
одной из крупных капиталистических стран... Ему приходилось ухо востро
держать! Но почему его послали в Пронск? Кажется, ничем не проштрафился...
Анна задала Вершинкину этот вопрос:
- За что ж все-таки его к нам?
- А за то, что не дурак, вот за что, - весело ответил Вершинкин. - Нам
умного человека давно не хватало. То есть - соответствующего ума. По
масштабам. Острого, критического, партийного...
Анна неуверенно покосилась на соседа.
- А вы думаете...
- Не я думаю, ЦК думает, - быстро отозвался Вершинкин. - А я привык
доверять ЦК. Впрочем, давайте слушать, - сказал он, усаживаясь поудобней. -
Начинается.
Костров поднялся и объявил об открытии пленума...
"Зачем только пришел он на пленум? - подумала Анна о Кострове. - Почему
не сказался больным? На январском Пленуме в Москве он подвергся жестокой
критике. А теперь выводы. Печальные выводы".
- У нас на пленуме один вопрос...
Все знали, что это за вопрос. Вопрос вопросов. Вопрос о руководстве
сельским хозяйством.
Что нового мог сказать Костров? Все уже было известно...
Однако он упрямо повторил все, что мог сказать каждый участник пленума.
Сокращение посевных площадей, низкая урожайность, запущенность
животноводства. В Заречье допустили массовый падеж поросят, в Покровке
посеяли на силос подсолнечник и ждали, когда поспеют семечки...
Костров задел даже своего любимчика Шурыгина. Оказывается, молоко,
проданное частниками, приходовали в Дубынинском районе как молоко, сдаваемое
колхозами. Правда, Костров оговорился. "Ходит такой слух, - сказал он. - Это
еще надо проверить..."
А Шурыгин тут же подал реплику: "Неправда!" Что касается районов, вроде
Мотовиловского, то тут пощады не было. В Мотовиловском все было плохо:
надои, корма, ремонт. Костров приводил цифры, имена, факты. Ни одного
светлого блика не было в нарисованной им картине...
И это была неправда. Были в этих районах изъяны, неудачи, но в
сравнении с прошлым хорошего тоже появилось немало. "У нас много ошибок, - с
огорчением подумала Анна о выступлении Кострова, - но ведь есть у нас и своя
честь? Неужели, если вымазать все черной краской, это и есть самокритика?"
Постепенно Костров превратился из обвиняемого в обвинителя. Он называл
плохие колхозы, упрекал секретарей, увлекся. Даже металл зазвенел в
голосе...
Наконец он сделал паузу и сказал:
- А теперь позвольте коснуться своих ошибок...
Точно ему кто-то запрещал!
Костров поглядел на Прохорова. Тот молчал. Грузный, с морщинами в углах
рта, с набрякшими веками, он сосредоточенно смотрел куда-то на край трибуны.
У Анны создалось ощущение, что он все время в чем-то с Костровым не
соглашается. Но лицо его было непроницаемо, это был опытный, выдержанный,
вышколенный работник, взвешивающий каждое свое движение.
Анна опять перевела взгляд на Кострова. Металл в его голосе уже не
звенел, а дребезжал. Он заторопился, скороговорной повторил критические
суждения, какие были высказаны в его адрес в Москве, но своих мыслей в связи
с этой критикой у него не нашлось.
"И зачем он только пришел? - думала Анна. - Сказался бы больным. Никто
бы не попенял ему за это..."
Какая-то отчужденность от всего происходящего чувствовалась в Кострове.
Он закончил выступление совершенно казенной фразой о том, что - он
надеется! - пронские большевики исправят свои ошибки, сплотятся и выполнят
стоящие перед ними задачи.
В этот момент Прохоров взглянул на Кострова. Это был мимолетный,
мгновенный взгляд, но Анна уловила его: лучистый, острый взгляд, мгновенно
оценивающий обстановку. Так вот кошка - греется на солнце, кажется, ни до
чего ей нет дела, и вдруг откроет внезапно глаза и через мгновение держит в
зубах воробья.
Не успел Косяченко спросить, кто хочет выступить, как Шурыгин попросил
слова.
Этот за словом в карман не лез! Он заговорил и о кукурузе, и о силосе,
и о льне и приписках, сказал, что нашел у себя в районе председателя
колхоза, который покупал на стороне скот и продавал его государству как
колхозный...
- Мы этого жулика выявили и исключили из партии, - жестко заявил
Шурыгин. - Предложили прокурору района судить...
Потом он обратился к сводкам областного статистического управления.
- А здесь липа покрупнее, - сказал он с удовлетворением. - Вот как,
оказывается, был выполнен план сдачи льноволокна. На складах облпотребсоюза
лежала прошлогодняя треста. Ее сдали и выполнили план...
Где он только нашел эту тресту?! Узнал от кого-нибудь...
- На это была получена санкция товарища Кострова, я уверен в этом, -
сказал Шурыгин. - А если так, чем он лучше нашего предколхоза?
"Ну и мерзавец, - подумала Анна. - Вот тебе и любимчик!"
Анна посмотрела на Кострова. Тот сидел спокойно, словно Шурыгин говорил
не о нем.
- Авантюризм, авантюризм, политический авантюризм, - несколько раз с
аппетитом повторил Шурыгин. - За такие вещи не освобождать, а исключать
надо...
Закончил он свою речь здравицей в честь ЦК.
Прохоров и на него взглянул. Но смотрел он на Шурыгина иначе, чем на
Кострова, сумрачно, исподлобья. Анна даже подумала: вот-вот он его оборвет.
Однако Шурыгин задал тон. Нашлись ораторы, которые наперебой принялись
припоминать Кострову все его окрики, все ошибки...
"Но ведь не всегда же он кричал зря, не всегда ошибался, - все больше
Контровский Владимир
Афанасьев Роман
Максимов Альберт
Суворов Виктор
Каргалов Вадим
Посняков Андрей