зловещем месте? - Граф засмеялся: - Уж не подкоп ли ты умышляешь?
ничего. Вот офицер из-за кареты выйти боится, а ваш сын под высокой куртиной
отвечает без промедления на все вопросы графа. Нет, ваше сиятельство, не
подкоп, ничего такого... Ничего, никогда, никому, нитаковаго... Уж ежели
чего - так это все Филимонов!
посматриваю. Хорош. Исполнителен. Смирен. От тебя польза... Я ведь читал
твое донесение. Доволен...
Так мелочь какая-то, сущие пустяки-с... [425]
и душистая, словно елей. Ветер утих. Будто соловьи ударили с разных сторон
свои восторженные гимны. Граф погрозил ему пальцем шутливо и сказал на
прощание:
удалился, и вскоре черный экипаж исчез во мраке.
полковник-злодей спал на жесткой своей кровати, потеряв всякую надежду.
столкнулся с господином в богатой шубе.
него и спрашивайте.
Филимонов велел передать: мол, давать приходится туда-сюда... Вы же об том
сами знать должны... Пожалуйте задаток... Нет уж, позвольте... Уж вы сначала
дайте...
вполне очутиться и здесь. - И не позволю!..
неблагородно поступаете, ежели хотите знать! Так нельзя, чтобы договориться,
а после...
фонарь над входом в знакомый флигель, знаменуя начало новых событий.
сытость, а полюбопытствуем на неугомонную родственницу пленного полковника,
не знающую покоя ни днем, ни ночью, ибо она в эту самую минуту, дождавшись
возвращения графа Татищева из ночной прогулки, была звана молоденьким
адъютантом в кабинет к военному министру. Просидев в ожидании больше двух
часов, она никак не верила, что граф так просто ее примет, однако вошла к
нему, сохраняя достоинство, с высоко поднятой головой, поигрывая родинкой, и
только чрезвычайная бледность выдавала ее состояние, что не укрылось от
проницательного взора графа.
первых же минут разговора поделилась с графом своими опасениями насчет
возможных страшных бедствий, грозивших и следствию, и самому его
сиятельству, на что военный министр тут же поинтересовался, откуда сие стало
ей известно, хотя серьезной тревоги и не проявил. Тут она напомнила ему о
молодом рыжем дворянине, что вызвало у графа улыбку, ибо он тотчас вспомнил
свое с ним случайное нынешнее рандеву. Так, между "покорнейше прошу", "не
извольте беспокоиться", "чему обязан", "не придаю значения пустякам" и "ваше
благородное волнение", проявилось вдруг краснощекое, какое оно им
запомнилось обоим, лицо Авросимова с удивленно посаженными глазами, в
которых бушевали отчаяние и робость, и граф вдруг различил страх в голосе
несчастной дамы...
стать достоянием... Ваше сиятельство, я уверена, что это вздор, но вздор,
поселившись в юном сердце, может привести к несчастьям... Мы с Владимиром
Ивановичем твердо решили спасти молодого человека, и я не преминула
обратиться к вам...
действия? - спросил граф, мрачнея.
возможны [428] подобные намерения со стороны каких-то там лиц...
присел к столу и все так же с улыбкою написал на листке несколько слов,
аккуратно сложил листок и позвонил. И тотчас влетел в кабинет молоденький
офицер и пухленьким ртом выкрикнул о своей готовности... на что военный
министр, вручив ему листок, велел немедленно отыскать "хоть из-под земли"
поручика Бутурлина и передать ему это послание.
друга всякими необязательными словами, выражая надежду на благоприятный
исход дела, ибо "Владимир Иванович будет сильно удручен наказанием молодого
писаря, ежели вдруг тот невиновен, потому что разговор идет о принципах, а
не конкретных людях...", "Да, сударыня... Кто бы мог подумать!.. Примите
уверения..."
котором, словно в заросшем пруду, лениво колыхались призрачные фигуры и
слышался легкий шелест карт, похожий на редкие всплески воды, да
приглушенные, неразборчивые слова, тихий смех, вздохи.
густой и ленивый мир уже кавалером, и из тьмы гости[429] ной залы глядел на
него багряный крест Святого Владимира, окаймленный золотом и чернью, так что
дух захватывало.
ровно никакого дела. На ковре желтели апельсины. Бутурлин держал банк.
Браницкий в неизменном своем халате возлежал на тахте. Гренадерский поручик
Крупников одиноко пил перед самым камином, и от увядающего пламени лицо его
казалось медным. Остальные были люди незнакомые.
игры. Все вокруг было, как в первое посещение, однако чего-то все-таки не
хватало. И вдруг, обведя медленным взором всю залу, он понял: не хватало
тайны, той самой, которая раньше парила среди людей. Теперь ее не было: либо
она еще не прилетела, либо уже померла и лежала где-нибудь бездыханная, и
Авросимова потянуло выпить вина, дабы охладить разгоряченное тело, и именно
выпить, а не так, как тогда, когда вино, словно нектар, вливалось без
спросу, словно оно было во всем: в мебели, в стенах, в каминном пламени, в
воздухе, в табачном дыме.
улегся на ковре, подперев голову тонкою рукою.
растянется.
свободен... Ах, Боже мой!"
и опрокинулся, и меж тонких губ кавалергарда медленно потекло вино.
там не оказался, а здесь вино пьешь?
меня руки [431] тонкие?.. Да чем здесь лучше, философ?.. Ты хоть стрелять-то
умеешь?
так уж из нового пистолета подстрелю Слепцова непременно..."
сделается: вон ты здоровенный какой, и щеки у тебя налились, ровно яблочки.
Тебе бы, Ванюша, в деревню, там жить...
думал, то есть страдал, потому что, милостивый государь, вообразите-ка, что
это вам завтра стреляться предстоит, а у вас уже - ни злости, ни
благородного порыва, а лишь одна истома да сожаление, после коих обычно пора
течь слезам... И вот в таком состоянии он вспоминал, а вспомнить не мог, что
же, собственно, вынуждало его тогда бить ротмистра по щеке? Ну, история с
Заикиным, натурально. А что в сей истории было такого, что ротмистра
следовало оскорбить? Подпоручик этот сам лгал и ввел в обман других, сам
плакал... уж постыдился бы плакать! Плакал бы тогда, когда, ручки потираючи,
предвкушал легкую победу, когда соблазнам верил и, речами полковника
опьяненный, видел себя генералом, [432] что ли... А ротмистр? Он же при
исполнении служебных обязанностей, разве он мог быть другим? И в дом свой
Эриксон Стивен
Маккефри Энн
Березин Федор
Ильин Андрей
Пехов Алексей
Ибсен Генрик