другим, понимаешь? Чэт. Покер. Африка. Составные части единого плана
быстрого обогащения.
Познакомился с молодой женщиной, и та привязалась к нему. Выпила с ним
лишний коктейль и теперь ждет ребенка, который вырастет подонком. Это
ужасная трагедия. Убитые горем родители, которые никогда не перестанут
спрашивать: "Почему, почему, почему?" И, что далеко не так важно, некий
Эдмунд О'Берн, студент Принстонского университета, год поступления тысяча
восемьсот девяносто пятый, лишенный надежды покорить алмазные копи Африки.
Взгляни на этот голубоватый шар, висящий над нами, и вспомни, что мы о нем
знаем. Мировой разум, создавший его, существует независимо от тебя, от
меня и вообще от людей. Но сложные перипетии и их неизбежность - все то,
что происходит с тобой и со мной, Джордж, разве это - не лучшее
доказательство существования Разума, чем вот этот большущий голубоватый
шар? Мне кажется, лучшее. Мы бесконечно малы, Джордж, но я думаю, что чем
мы меньше, тем больше оснований верить в существование Разума. Кто, кроме
Бога, может причинить нам столько бед? Вот за такие речи иезуиты - друзья
моей матери - и осуждают Принстон.
Бог настолько велик и могуч, что Ему не составило труда изобрести, то есть
создать, и луну, и нас с тобой.
имею в виду нашу способность спорить с самим собой. Я считаю, что лучше
противопоставлять друг другу две теории, чем превращать какую-нибудь одну
теорию в великую всеобщую истину. Твой разум не принесет тебе никакой
пользы, если ты не будешь сам с собой спорить. А ты никогда не будешь,
если станешь брать в готовом виде то, что дают тебе богословы - в
пакетиках, обвязанных разноцветными лентами. Красная лента - Священный
Собор кардиналов, оранжевая с черным - Принстон, голубая - это луна и
Йель.
как я четыре года оплевывал его, я обнаружил, что мне жаль с ним
расставаться. Такое же чувство я испытываю и в отношении Ирландии. Разница
лишь в том, что туда-то я обязательно поеду снова.
навсегда. А Принстон - это лишь четыре года моей жизни, и больше ничего.
Ирландия - это совсем другое. Даже если бы я там никогда не был, все равно
эта страна что-то значила бы для меня. Ирландия заменяет мне церковь, от
которой я отрекся, заменяет мать, которая мне докучает, и песни, которых я
не написал, хотя и слагал в уме.
по-моему, есть нечто другое.
сих пор забыть не может, как ты ревел. Его глаза наполняются слезами
всякий раз, когда он об этом говорит.
могу сознаться: я замечал, что ты не всегда так уверен в себе, как тебе
полагалось бы. Вообще-то уверен, но не всегда. Хоть я и не очень люблю
Харборда, но он всегда убежден в том, что поступает правильно. Раз он
что-то делает, значит, так и надо. Если у тебя родится сын, он, вероятно,
будет так же уверен в себе, как и Харборд. Ты сам чувствуешь себя
уверенней отца, правда?
аристократом. Тебе придется женить его на итальянке или на испанке, чтобы
избежать брака с родней.
называть его полным именем, гордился двумя своими достоинствами: он был
хозяином своего слова и не любил лицемерия. Гордился он еще и тем, что
слыл добрым христианином, добрым масоном, добрым членом "Сигма Эта",
выходцем из семейства, много лет проживающего в долине Лебанона,
беспристрастным судьей, богобоязненным прихожанином протестантской церкви,
недурным стрелком, расчетливым банкиром, толковым фермером, любителем
чистопородных голландских коров, знатоком рысистых лошадей, обладателем
приятного баритона и настоящим семьянином. И вот теперь он вынужден был
отступать от своих принципов - верности слову, искренности, приверженности
семье, - и это беспокоило Гарвея.
Джорджем Локвудом. Частенько ему просто трудно было свыкнуться с мыслью,
что Лали ничем не отличается от своей матери, что она тоже женщина. В
женственности самой Бесси Фенстермахер сомневаться не приходилось:
доказательством тому служило не только наличие детей, но и то
обстоятельство, что за долгие годы супружеской жизни Бесси проявила себя
удивительно требовательной в любви. Когда они только что поженились, Бесси
была другой - такой же, как все девушки из хороших семей. Так было сперва,
потом она, конечно, быстро освоилась. Гарвей Фенстермахер полагал, что с
Лали произойдет такая же перемена, что она женственна и, как только выйдет
замуж, наверно, станет похожа на мать. Но Гарвей Фенстермахер не любил об
этом размышлять и потому не очень задумывался. Он предпочитал видеть Лали
такою, какой она была в пятнадцать лет, - с косичками и в матросском
костюмчике, когда она не интересовалась еще мальчиками и не интересовала
их сама. Впрочем, не в пятнадцать. В двенадцать. В пятнадцать лет и даже
раньше, как сообщила ему однажды Бесси, Лали уже достигла зрелости. И
зачем только дети так быстро растут и развиваются? Но они растут, такова
природа.
ограничиться уговором, не объявляя о помолвке, Гарвей Фенстермахер не
очень возражал, думая, что это его мало касается. Уговор может остаться в
силе, хотя это он еще посмотрит. Вреда от таких уговоров не бывает, если
родители проявляют должную бдительность, а в этом отношении Гарвей вполне
полагался на жену. Но вот кончилось рождество, и Гарвею Фенстермахеру
неожиданно напомнили о том, к чему в конце концов такой уговор должен
привести. В своей судебной практике он умел затягивать дела, придумывая
для своего помощника-юриста дополнительные задания по выяснению тех или
иных обстоятельств, но в семейной жизни это оказалось сложнее. Бесси
давила на него, требуя согласия на помолвку. Она желала выдать Лали замуж
за сына Локвуда и не хотела, чтобы Гарвей этому мешал.
нем справки. Могу держать пари на что угодно: он не хуже тех, что живут в
Лебаноне, если не лучше. У его отца капитал в несколько миллионов, а мать
- из рихтервиллских Хоффнеров. Не вмешивайся, Гарвей, и не ломай счастья
Лали.
предложила им уговориться и подождать. Теперь срок соглашения истек,
пришло время помолвки. Таких парней, как Джордж Локвуд, не натрясешь с
дерева, когда тебе захочется. Ты бы слышал, как о нем отзывается Дэвид. Он
говорит, что Лали здорово повезло. Дэвид почитает за честь, если Джордж
Локвуд уделяет ему внимание, - вот как высокого он его ценит.
Дэвида?
и выйти замуж.
вещах она здорово разбирается, так что если Лали готова к замужеству, то
пусть ее мать и берет на себя всю ответственность. В каком-то смысле он
распрощался с Лали, когда ей исполнилось пятнадцать лет. Или двенадцать.
Сказать по правде, он не знает эту молодую женщину, утверждающую, что она