Чтение 54–й страницы книги ~По следам дикого зубра~

когда разрешат пройти на ту сторону.

- Давай разойдемся, - сказал Телеусов. - Ты здесь, а я стану на той
стороне. Как он войдет, ты замкни его, стань у входа. Посмотрим, что
выкинет.

Видно, барсу хотелось на ту сторону. Он смело ступил на новый настил,
но тут заколебался. Переступал осторожно, принюхиваясь к каждой плахе. И
вдруг заметил, что человек сзади раскинул руки, ухватившись сразу за оба
перильца. Западня?.. Дико оглянувшись, зверь прижался брюхом, как перед
прыжком, с надеждой глянул вперед. Мостик покачивался над потоком. Телеусов
стоял в самом конце, прижавшись спиной к дереву, за которое был зачален
канат. Проход был, но узкий. Полуползком, напружиненный, как сталь, барс
подкрался и вдруг рассчитанным прыжком, почти на уровне лица егеря, так, что
тот почувствовал щеками мягкую шерсть, перелетел в кусты.

- Пронесло! - Алексей Власович вздохнул и провел по лицу ладонью. -
Иди, он нам свои пещеры покажет. Да захвати кусочек.

Барс скрылся, потом появился выше. Они пошли за ним. Левей моста за
зверем чернел вход в пещеру. Егеря поднялись - и туда. Барс попятился в
кусты можжевельника.

- Э-э, сколь душ ты погубил! - Телеусов ткнул ногой кости, набросанные
у пещеры. - Глянь, волчьи черепа. А это серна и еще волк або собака. Вот где
он живет.

Согнувшись, вошли в пещеру. Она оказалась обширной и сухой,
заворачивала вглубь, но там светился второй вход, заслоненный сосенками.

- Удобное место. - Зарецкий огляделся. - Тут и человеку жить можно.
Мост виден, отход обеспечен. Стратег наш трехлапый.

Почему-то барсу захотелось повторить маневр людей. Они вышли в
распадок, спустились вниз. И он тоже, словно проверяя, прошел следом. Но
смотрел спокойно. "Мой дом - ваш дом..."

- Будь здоров! - крикнул Телеусов.

И они вернулись к лагерю. Барс лег мордой на мостик и надолго застыл в
этой позиции. Размышлял, что ли...

- Ну?! - Телеусов глядел на Андрея.

- Никто не поверит!

- Пущай не верят. А у нас с тобой друг. С клыками и когтями. Нас не
тронет, от чужих оградит. Ай не так?

- Ему еще показать надо, кто чужие.

- Все остальные, окромя нас с тобой.

Уезжая в сторону Черноречья, они еще какое-то время видели своего
барса. Он шел за ними. Нервная дрожь то и дело пробегала по лошадиным
спинам.

"8"

Вот еще выдержка из второго письма Филатова:

"Уведомляю вас, Андрей Михайлович, о недавней кончине Карла Гагенбека,
последовавшей 14 апреля 1913 года, на семидесятом году жизни. Очевидцы
рассказали мне, что гроб с телом выдающегося натуралиста на руках пронесли
по аллеям зоопарка, чтобы звери в последний раз могли увидеть своего Цезаря.
Такова была воля покойного.

Для Вас небезынтересно знать и следующее: на похороны старого Гагенбека
приехал граф Арним. Передают, что на другой же день он потребовал от
наследников - Лоренца и Генриха - выполнить давнее обязательство, которое в
письменной форме оставил ему покойный: передать в Бойценбург кавказского
зубра.

В самой любезной форме сыновья Гагенбека представили оправдание, почему
они задержали отправку зубра: в 1912-м и 1913 годах от него не было
потомства. Лоренц и Генрих убедили графа оставить Кавказа в Штеллингене еще
на год-другой, после чего обязались лично доставить зубра в Бойценбург.

Арним скрепя сердце согласился на новые условия, которые и были
узаконены документом.

Так что Ваш питомец до сих пор проживает в городе Гамбурге..."

"x x x"

Как же удивился Андрей Михайлович, когда на подходе к родной станице
вдруг увидел Дануту и своего малыша!

Они бежали к нему. Мишанька повизгивал и отставал, мама тянула его за
руку и сама что-то возбужденно кричала.

Андрей соскочил с седла, подбросил на руках сына, прижал к себе жену,
расцеловал обоих, и пошел-пошел круговорот вопросов, восклицаний, ответов,
визга, смеха.

Алан стоял сбоку, переступал с ноги на ногу и косил синеватым глазом на
людей, к которым искренне был привязан. И когда хозяин усадил в седло
Мишаньку, враз вцепившегося за луку и за гриву, когда Данута прижала
красивую голову коня и поцеловала его в нос, он не шелохнулся, дабы не
повредить малышу, коротенькие ножки которого смешно торчали по обе стороны
широкого седла.

Так они и пошли - Мишанька верхом, поддерживаемый сильной рукой отца, и
Данута об руку с мужем.

- Мы третий день ходим встречать тебя, - сказала она. - И вот, как
видишь... Ты ехал один?

- С Телеусовым. Он остался на лесопилке, брата проведать. И еще нас
провожал барс.

- Барс?

- О, это целая история, я расскажу тебе потом. Прямо по Киплингу.
Шерхан, только добрый. Как поживают наши?

- Когда тебя нет, папа места себе не находит. А мама все шепчет и
молится.

Андрей вспомнил выстрел у сосны. Не любовь ли матери спасла его в тот
миг?..

Как описать общую радость, когда вся семья оказалась в уютном отчем
доме! Не так уж часто удавалось собираться вместе. И на этот раз Андрей с
болью в сердце заметил, что делает с людьми неумолимое время. Совсем седая,
сухонькая мама. Еще более сгорбившаяся, пухлолицая, готовая ежеминутно
расплакаться Эмилия. Пожелтевшее лицо отца с сурово сведенными седыми
бровями. Старость, старость. А вместе с ней и страшная беспомощность, когда
без поддержки детей и внуков уже нельзя, невозможно прожить. Вот когда нужно
вместе.

Ранним утром другого дня явился Щербаков, снял фуражку, пожал всем руки
и скороговоркой сказал:

- С плохими вестями, Михайлович. Не обессудь.

- Рассказывай. - Зарецкий подвинул старшему егерю стул.

- Нет, прежде о новости хорошей: казенный лесничий съехал из наших
мест. Говорят, перевелся в свои края, в Суворово-Черкесский аул. Хоть
молебен заказывай.

Андрей Михайлович сохранил присутствие духа. Даже не улыбнулся.

- Ну, а плохие вести?

Та самая безалаберная дикая охота, которую они постарались вытеснить,
грозным эхом отозвалась в станицах и охраняемых лесах. Щербаков выложил на
стол перед Зарецким два рапорта с кордона на Большой Лабе. Там, неподалеку
от больших станиц Бесстрашной и Упорной до Преградной и Урупа, паслись стада
зубров, которые давно привлекали к себе жаждущих охоты станичников. Стоило
только казакам узнать об охоте - и невиданный размах лесного разбоя
захлестнул охраняемую территорию. Сразу семь или восемь групп "охотников",
до сотни человек, устремились в горы. И пошла потеха!

- Сообщили, что убито семь зубров, - говорил Щербаков, - десятка два
оленей и серн. А уж кабанов, медведей!.. На куниц силков понаставили тысячи,
мясо зубров идет для приманки в капканы. Дело чуть до смертоубийства не
дошло. Власенку ранили, двух других избили до полусмерти. И все мерзавцы,
кого повязали, орут в один голос: "Значит, нам нельзя бить зубра, а гостей
из Питера не вяжете! Кому можно, а кому нельзя? Князь - не хозяин, леса наши
и зверь наш, валяйте от греха подальше!"

Андрей слушал, потрясенный. Семь зубров! А возможно, и больше, кто там
считал! А что на Гузерипле? Что на Кише? Ехал, радовался: удалось наконец
главное дело жизни - стадо растет, зверь сохраняется. Чертова охота все
перевернула. Слух о ней прошел - и прости-прощай спокойствие! Станичники
взялись за винтовки, силками и капканами лес опутали. Как им объяснишь, что
дикий зверь не для князя, что это народное достояние, что зубра нужно
сохранить потомству?

- Пиши, Михайлович, рапорт в Екатеринодар, пусть через станичных
атаманов воздействуют. А то завтра и псебайцы войной на Умпырь пойдут, и
даховцы в Кишу проберутся. Истребят зверя.

- Кому писать-то?

- Самому наказному атаману пиши.

Андрей Михайлович задумался. Разве что...

На другой же день он отправил прошение на имя недавно назначенного
атамана Войска Кубанского генерала Кияшко. Тем временем Щербаков, собрав
восемь егерей, уехал на Большую Лабу. Хоть как-то преградить пути к дикому
зверю.

Ответа от наказного атамана не последовало.

Урон зверю мог быть ужасающим, но тут пришла спасительная зима,
отрезала пути-дороги в глубинку, засыпала снегом тропы. Передышка.

Неожиданно в Псебае появилась Катя. Едва переступив порог, спросила
Дануту:

- Можно, я побуду у вас два дня?

- Что ты спрашиваешь? - удивилась Данута. - Где Саша?

- Он покинул кордон.