новым углом. Один из партнеров посоветовал воспользоваться какой-нибудь
открытой площадкой с гигантскими шахматами - в Берне таких
предостаточно. Он особенно рекомендовал площадку неподалеку от парка
Розенгартен. Она находилась всего в двадцати минутах ходьбы от
Обстберга, района, где полковник жил со своими внуками. Кроме того, там
был прекрасный парк и чудесный вид с холма на Берн.
Розенгартен. На вершине холма он увидел застекленное кафе со столиками
на открытой террасе, обнесенной невысокой стеной. В такой ранний час
кафе, конечно, еще не работает. Он остановился у террасы и перевел дух.
Подъем оказался довольно трудным, зато открывшаяся перед ним широкая
панорама Берна была действительно прекрасна. Плавные изгибы реки Ааре,
остроконечные черепичные крыши старинных зданий, стройный монастырский
шпиль на фоне белоснежных горных вершин и повсюду - цветы, цветы и
цветущие деревья: они словно спешили наверстать упущенное за минувшую
снежную зиму. Недалеко от него на низкую стену села малиновка. Она с
любопытством посмотрела на полковника, что-то пискнула и упорхнула по
своим делам.
задал ему нелегкую задачу. И чем раньше он расставит на доске большие
фигуры, тем скорее его сможет посетить вдохновение.
расставлены по местам. Обычно на ночь их убирают; похоже, его кто-то
опередил, несмотря на столь ранний час. Ну что ж, по крайней мере, он
совершил приятную прогулку. И может быть, неизвестный господин
согласится сыграть с ним партию. Кстати, не исключено, что вдвоем они
сумеют найти достойный ответ на коварный ход майора Транино. Одна голова
- хорошо, а две лучше. Но тут полковник подумал, что это, пожалуй,
нечестно. Ведь неписаные законы заочной игры подразумевают, что партнеры
должны сами справляться со своими трудностями.
нигде не было видно. Полковник подошел к доске. Ближе к нему оказались
бело-голубые фигуры; самые высокие доходили полковнику до пояса. Он
надел очки. Да нет, похоже, с этими все в порядке. Он перевел взгляд на
черно-красные и прошел по клетчатой доске поближе, чтобы рассмотреть их
как следует.
отряд швейцарских гвардейцев на параде в Ватикане. Он чувствовал, что в
их расстановке что-то не так, но никак не мог понять, что именно.
Полковник с грустью подумал, что ему опять пора менять очки на более
сильные.
второй ряд. Ладья на месте, конь и офицер тоже в порядке. Дальше -
королева. Именно королева и убила его.
верхняя половина туловища молодой женщины. Вначале ему показалось, что
она улыбается. Но потом он разглядел, что у нее срезаны губы, и на их
месте белеет мертвый оскал.
на черно-белые плиты огромной доски. Последней его мыслью была мысль о
том, что из-за этого приступа майор в отставке Транино может победить
третий раз подряд - а жаль, потому что умирающему от разрыва сердца
полковнику в отставке Годену показалось, что в последнюю секунду он
нашел-таки выигрышное продолжение партии.
представлял себе, что его ждет, поскольку уже видел подобное заведение в
Цюрихе. Он вспомнил обшарпанное городское здание с пестрыми рисунками на
стенах и свежими следами очередного погрома, вокруг - мусор, битые
бутылки, банки, пустые канистры, а неподалеку бригада настороженных
полицейских. То, что он увидел в Берне, немного разочаровало его.
едва ли не прошлого века. От его архитектуры веяло достоинством,
законопослушанием и гражданскими добродетелями бернского истэблишмента.
С этим отчасти контрастировали несколько написанных на фасаде лозунгов,
которые призывали к свободе и анархии. Но буйные призывы
уравновешивались современной многоэтажной коробкой здания федеральной
полиции, находящегося всего в ста метрах от этого рассадника беззакония.
людей. Юноша с распухшим и красным, как после неудачной потасовки, лицом
зажимал нос, из которого текла кровь; следом бежала рыдающая девушка.
Они промчались мимо Фицдуэйна и скрылись в небольшом сквере на
противоположной стороне Таубенштрассе.
ответил. Со смешанным чувством любопытства и опасения Фицдуэйн
переступил порог. В холле было прохладно и после яркого весеннего солнца
совсем темно. Он остановился, пытаясь хоть что-нибудь разглядеть.
впрочем, судя по всему, и он сам. От него дурно пахло.
оказался грязный патлатый паренек лет двадцати. Он был очень возбужден.
Миндер. Мне сказали, что иногда он бывает здесь.
него. Паренька трясло, и под глазами у него были красные круги. Он
вытащил из кармана самокрутку и попытался закурить, но никак не мог
поднести к ней спичку. Фицдуэйн придержал его за запястье, и огонь
наконец коснулся "косяка" с марихуаной. Запястье у парня было тонким и
хрупким. Он несколько раз глубоко затянулся, и его напряженное лицо
немного расслабилось. Он посмотрел на Фицдуэйна.
дело?
жутковато, но была в нем и какая-то странная привлекательность.
здорово разошелся. Вы человек со стороны, и если вы подниметесь, он
успокоится.
кое-что пропало. Теперь вернулся и хочет это вернуть. Говорит, один из
нас обокрал его, и запугивает всех, кто был здесь в ту ночь.
время сматываться. Паренек опять принялся теребить его за рукав.
комнат и отступил в сторону. Фицдуэйн услышал сдавленные крики, но тем
не менее вошел. Это был весьма опрометчивый поступок. Дверь за ним с
грохотом захлопнулась.
договорить, как почувствовал, что ему сдавили захватом горло, а в бок
уперлось что-то острое. Некто с дурным запахом изо рта неразборчиво
прошипел ему в ухо какую-то фразу. Фицдуэйн не понял ни слова.
которого держал не уступающий ему в размерах напарник, и подошел к
Фицдуэйну. Он сильно ударил ирландца в живот. Фицдуэйн осел на пол. К
горлу его подкатила тошнота - а еще он здорово разозлился.
***
к числу любимчиков начальства, о чем недвусмысленно свидетельствовал его
чин - или точнее, практическое отсутствие такового к сорока семи годам -
пребывал в нерешительности: идти или не идти за Фицдуэйном в Дом
молодежи.
но не мешать", - был, на взгляд Зимана, внутренне противоречив. Если он
войдет за Фицдуэйном в Дом, это может быть расценено как помеха его
действиям. С другой стороны, поскольку на вооружении бернской полиции
нет приборов, позволяющих видеть сквозь кирпичную стену, следовать
приказу "следить", не входя, он может только в фигуральном смысле.
Другой аспект проблемы состоял в том, что бернская полиция
придерживалась политики невмешательства в дела Дома молодежи и старалась
наведываться туда как можно реже. С этим Зиман никак не мог согласиться;
по его мнению, этим разгильдяям давно надо было бы устроить хорошую
взбучку и проломить для острастки несколько бестолковых голов.
если он немного отдохнет на травке и полюбуется на тюльпаны, вреда от
этого никому не будет. Он лег, запрокинув руки за голову. Все же не так
Максимов Альберт
Браун Дэн
Свержин Владимир
Каргалов Вадим
Шилова Юлия
Лукин Евгений