как всегда, к его приезду, надел их, упрятал концы штанин под до блеска
начищенные черные сапоги со шнуровкой. Его рубашки цвета хаки висели там же,
где всегда, горячий утюг оставил на рукавах острые, как бритва, стрелки. Он
надел одну из них, галстук, а поверх - китель со стальными крылышками
офицера воздушно-десантных войск на груди и пятью нашивками за Синай и
операции в тылу противника.
ему вещей. Когда он вышел из дома к автомобилю, оставленному месяц назад у
подъезда, на востоке уже занималась заря.
чувствовалось нежное дыхание, обещавшее чудесную весну.
Иерусалим. Предрассветный воздух, как всегда, был тихий, чистый и
умиротворяющий, что не переставало удивлять майора. Тысячи раз, стоя в
карауле, встречал он в пустыне рассвет, прохладный и прекрасный, совсем не
предвещавший изнурительно жаркий день, который солдату вполне может оборвать
смерть в бою. Это лучшее время суток.
деревушку Рамлех, в тот час уже проснувшуюся. За ней в те дни стояли
иорданские войска; чтобы объехать их, пришлось дать крюк километров в семь.
Совсем рядом варили завтрак для солдат Арабского легиона, ввысь поднимались
столбы голубого дыма от полевых кухонь.
последние перед Иерусалимом холмы, а тут и солнце взошло, осветило минареты
в арабской части разделенного города.
мавзолея "Иад Вашем", оставшуюся часть пути прошел пешком, по аллее,
посаженной в честь иноверцев, которые пытались помочь Израилю, к огромным
бронзовым дверям, охранявшим усыпальницу шести миллионов евреев, погибших во
время второй мировой войны.
приехал майор, впустил его. Ури вошел в Зал памяти и огляделся. Он не раз
бывал здесь, поминал родителей, но тяжелые гранитные глыбы, из которых была
сложена усыпальница, по-прежнему внушали благоговейный страх.
по-латыни черным на сером граните. Усыпальница освещалась лишь Вечным огнем,
плясавшим над черной неглубокой чашей. Он стал разглядывать выгравированные
на полу столбцы, один за другим: Аушвиц, Треблинка. Бельзен, Равенсбрюк,
Бухенвальд - все не перечесть. Наконец, он нашел нужное название - Рига.
Майор вынул из сумки талис - белую шелковую шаль с бахромой - такую же нашел
Миллер в пожитках старика из Альтоны и не понял, зачем она нужна. Ури
накинул ее на плечи.
делящему усыпальницу надвое, взялся за него одной рукой и взглянул на пламя.
Он не был набожным, поэтому часто сверялся с книгой, читая молитву,
пятитысячелетней давности:
умерла в рижском гетто, майор военновоздушных сил израильской армии прочитал
по ней Кадеш, стоя на холме земли обетованной.
ЭПИЛОГ
так бывает редко. Люди живут и умирают, не подчиняясь законам романов. И вот
что к ноябрю 1972 года, когда вышла в свет эта книга, удалось установить о
ее главных героях.
лучше всего читаются за завтраком или у парикмахера. Осенью 1970 года Зиги
родила ему третьего сына.
дом, стала жить там одна, а вскоре получила от мужа телеграмму, где
сообщалось, что он поселился в Аргентине. Летом 1965 года она написала ему
на старый адрес, виллу Хербаль, попросила развод. Письмо переслали Рошманну
на новое место жительства, и в 1966 году жена получила от него официальное
свидетельство о расторжении брака. Она осталась в ФРГ, но вернулась к
девичьей фамилии Мюллер, в Германии очень распространенной. Первая жена
Рошманна по-прежнему жила в Австрии.
Аргентины, и он поселился на испанском острове Форментера, в небольшом
поместье.
для египетских ракет, занялись другой работой или в промышленности, или в
науке. Проект, которым они, сами того не зная, занимались, застопорился.
готовы, а боеголовки - запущены в производство. Тот, кто сомневается в этой
истории, может ознакомиться со свидетельскими показаниями профессора Отто
Йоклека на суде в Базеле во время процесса над Бен-Галом, проходившего с
десятого по двадцать шестое июня 1963 года. Сорок ракет - почти готовых, но
беспомощных без систем, способных навести их на цели в Израиле, - стояли у
заброшенного завода в Хелуане до самой Шестидневной войны 1967 года, когда
их бомбили израильтяне. К тому времени все немецкие ученые вернулись из
Египта в ФРГ.
"Одессы". Год, так прекрасно начавшийся, закончился для нее плачевно. И
настолько, что несколько лет спустя адвокат "Комиссии Z" в Людвигсбурге
заявил: "Шестьдесят четвертый был для нас удачным, очень удачным годом".
немецкий народ и все мировое сообщество всеми силами содействовать поимке
преступников из СС. Многие откликнулись на этот призыв, и служба в
Людвигсбурге несколько лет получала значительную помощь. Теперь о политиках,
стоявших за сделкой по продаже западногерманского оружия. Канцлер Аденауэр
умер на своей вилле в Рондорфе у любимого Рейна, неподалеку от Бонна,
девятнадцатого апреля 1967 года. Израильский премьер Давид Бен-Гурион
оставался членом кнессета (парламента) до 1970 года, потом отошел от
политической деятельности, жил в киббуце Седе-Бокер, посреди охряных холмов
Негера, у дороги из Беершебы в Эшат. Любил гостей, увлеченно беседовал с
ними обо всем, кроме египетских ракет и террористической кампании против
немецких ученых, которые работали над ними.
его плечи во время Шестидневной войны легла тяжелейшая обязанность
своевременно обеспечивать правительство надежными сведениями. Как показала
история, он справился с ней блестяще.
по-прежнему очень скромно, а его очаровательная жена Йона так и не наняла
горничную, предпочитая всю домашнюю работу делать сама.
четырехстах метрах к востоку от Ворот Мандельбаума в среду 6 июня 1966 года,
когда во главе отряда воздушных десантников пробивался к Старому Иерусалиму.
сведения о местонахождении эсэсовских палачей и добивался на этом поприще
немалых успехов.
возглавлял, распалась.
задержавшего Миллера по дороге в Вену. Насчет будущего своего "паттона" он
ошибся. Танк в металлолом не попал. Его увезли на тягаче, и больше Франк его
не видел. А через три с лишним года он бы его и не узнал.
Черный крест немецкой армии на его башне заменила голубая шестиконечная
звезда. Имя он тоже сменил - стал называться "Дух Моссады".
черной бородой. 5 июня 1967 года М-48 вступил в первую (и последнюю) неделю
боевых действий за все десять лет со дня выхода из ворот завода в Детройте.
Он попал в число тех танков, которые генерал Израиль Таль направил в
сражение за Мильта-Пасс 10 июня, и в воскресный полдень старый "паттон",
покрытый пылью и маслом, иззубренный пулями, с гусеницами, истертыми почти
до катков, остановился на восточном берегу Суэцкого канала.