Чтение 54–й страницы книги ~Испытай себя~

счастью, возникшую паузу заполнил телефонный звонок. Тремьен поднял трубку и
прохрипел:

-- Алло?

Оказывается, не весь пар из него вышел. Волшебным образом его мрачное
лицо расплылось в улыбке.

-- Привет, Ронни! Хочешь узнать, как идут дела с моей

биографией? Твой парень работает в поте лица. Что? Да, он со мной,
здесь рядом. Подожди.

Он передал мне трубку, неизвестно зачем сказав:

-- Звонит Ронни Керзон.

-- Привет, Ронни, -- поздоровался я.

-- Как дела?

-- Я теперь скачу, как заядлый наездник.

-- Лучше бы ты так скакал пером по бумаге. У меня есть для тебя
новости.

-- Хорошие или плохие?

-- Мой коллега в Америке звонил мне вчера вечером относительно твоей
последней книги.

-- Ну и... -- молвил я, полный самых дурных предчувствий. -- Что он
сказал?

-- Он сказал, что ему очень понравилась твоя "Долгая дорога домой". Он
с радостью займется ею и найдет тебе хорошего издателя.

-- Ронни! -- я сглотнул, пытаясь восстановить дыхание. -- Ты уверен?

-- Разумеется, уверен. Я всегда говорил тебе, что твой опус неплох.
Наша мадам, которая заведует издательством, полна энтузиазма. Она уверила
моего американского коллегу, что книга великолепна, и тот согласился с нею.
Что тебе еще нужно?

-- Ох...

-- Не обольщайся и спустись с небес на землю. Издать в Америке книгу
никому не известного даже в Англии писателя -- это большой аванс. -- Он
упомянул ту сумму, которая будет выплачиваться мне до тех пор, пока я не
закончу эту свою чертовщину с беглецом на воздушном шаре. -- Если книга
хорошо пойдет в Америке, а они рассчитывают на это, то ты получишь еще и
премиальные.

Последовала короткая пауза.

-- Куда ты делся? -- спросил Ронни.

-- Предался мечтаниям.

-- И это только начало. Я всегда верил в тебя, -- усмехнулся он.

Это может показаться смешным, но я был так тронут, что слезы были
готовы брызнуть у меня из глаз, но, мигнув пару раз, я сказал ему
срывающимся голосом, что дважды виделся с Эрикой Антон и даже сидел с ней
рядом на банкете.

-- Она уничтожит тебя! -- в ужасе воскликнул Ронни.

-- Я так не думаю. Она попросила меня выслать ей экземпляр книги, после
того как та будет опубликована.

-- Она разорвет ее в клочья. Эрика любит делать рагу из молодых
писателей. -- В его голосе звучало отчаяние. -- Она предпочитает разносить
их вдрызг, вместо того чтобы писать отзывы и обозрения.

-- Придется рискнуть.

Дай мне Тремьена.

-- Даю, Ронни. И спасибо за все.

-- Да, да...

Я передал трубку Тремьену, которому Ронни тотчас же начал что-то
энергично выговаривать.

-- Остановись, -- сказал Тремьен. -- Он ей понравился. С другого конца
провода я четко услышал вопрос Ронни:

-- Что?

-- Она также очень любит своего племянника Гарри, а в среду Джон спас
ему жизнь. Гарантирую тебе, что она, даже если и напишет критическую статью,
никак не унизит его.

Они поговорили еще о чем-то, и Тремьен вновь передал лине трубку.

-- Ну хорошо, -- более спокойным голосом проговорил Ронни. -- Лови
шанс, чтобы спасти и ее жизнь. Я рассмеялся и со вздохом положил трубку.

-- Что там произошло? -- спросил Тремьен. -- Что он говорил?

-- Мою книгу собираются издать в Америке. Ну... вероятнее всего.

-- Поздравляю. -- Он подмигнул, радуясь за меня. -- Но это не изменит
положение вещей, не так ли? Я имею в виду отношения между нами и ваше
пребывание здесь. Вы же продолжите писать мою книгу, или я ошибаюсь?

Признаки обеспокоенности вновь омрачили его чело, и я постарался
развеять эти сомнения.

-- Я напишу ее. Я сделаю все, что в моих силах, в надежде на вашу
положительную оценку моего труда. А вы простите меня, если я начну бегать,
скакать и кувыркаться? Я готов взорваться... Ронни сказал, что это только
начало. Все это свалилось на мою голову так неожиданно. -- Я взглянул на
него. -- Вы, наверное, испытывали те же чувства, когда Заводной Волчок
выиграл Гранд нэшнл?

-- Я был наверху блаженства несколько дней. Не переставал улыбаться.
Попрыгунчик -- как вам это нравится?! Впрочем, ближе к делу. Вы поедете
вместе со мной на "лендровере". Конюх Бахромчатого сам прискачет на нем. к
месту нашего расположения и передаст его в ваше распоряжение.

-- Хорошо.

Приятная новость, прозвучавшая из уст Ронни, изрядно приободрила меня,
и, хотя это могло показаться нелогичным, на Бахромчатом я чувствовал себя
значительно уверенней, чем на Дрифтере.

Это только начало...

Сосредоточиться.

Бахромчатый был моложе, резвее и норовистее, нежели Дрифтер;
классическая музыка сменилась залихватским роком. Пока Бахромчатый гарцевал
на месте, осваиваясь со своим новым, более тяжелым седоком, я подобрал
поводья и на пару дырочек удлинил стремена.

-- Там внизу вам нужно будет взять три препятствия, -- напутствовал
меня Тремьен. -- Преодолевайте их на оптимальной скорости и с наиболее
выгодной позиции. Помните, что это не реальные скачки, а тренировка. Простой
галоп вполсилы. Боб Уотсон составит вам компанию. Бахромчатый достаточно
хорошо выполняет прыжки, но любит, чтобы им управляли. Если вы вовремя не
дадите ему сигнал к прыжку, он будет колебаться. Не забывайте также, что это
вы тренируете лошадь, а не наоборот. Все готовы?

Я кивнул.

-- Тогда вперед.

По поведению Тремьена я не заметил какой-либо озабоченности тем
обстоятельством, что его половинная доля оказалась в моих неопытных руках, и
всячески пытался убедить себя в заурядности стоящей передо мной задачи:
дескать, три быстрых прыжка через элементарные препятствия, к тому же и не в
новинку мне проходить испытания на мои жокейские способности. На моем счету
было уже достаточное количество прыжков, но до сих пор мне ни разу не
доводилось исполнять этот прием в седле настоящей скаковой лошади и ни разу
я не был так озабочен тем, что из этого выйдет. Сам того не ведая, я прошел
путь от неуверенности первых дней моего пребывания здесь до сильного,
осознанного желания очутиться у стартового ограждения -- в любом месте, на
любом ипподроме. Признаться, я завидовал Сэму и Нолану.

Боб дожидался меня у старта на своем гарцующем скакуне. Обе наши
лошади, предчувствуя, что им предстоит прыгать, были возбуждены и сгорали от
нетерпения.

-- Хозяин сказал, чтобы вы скакали по ближней к нему стороне дорожке,
-- коротко заметил Боб. -- Он хочет лучше вас видеть.

Я кивнул, во рту слегка пересохло. Боб умело заставил своего жеребца
занять позицию, молча, глазами, спросил о готовности и пустил свою лошадь
ускоренным галопом. Бахромчатый спокойно и уверенно занял положение рядом --
скакун честно и с удовольствием отрабатывал свой хлеб.

Первое препятствие. Рассчитай дистанцию... дай команду Бахромчатому
замедлить шаг... Команду я дал чересчур поспешно, тот немедленно
среагировал, и нам пришлось брать препятствие почти с места. Боб был уже
далеко впереди нас.

Проклятье, подумал я. Проклятье.

Второе препятствие. Его я осилил более успешно. За три маховых шага до
прыжка я подал команду и почувствовал, что лошадь вовремя оторвалась от
земли. Доверие ко мне со стороны Бахромчатого было в некоторой степени
восстановлено.

Третье препятствие. Я чрезмерно положился на инстинкт лошади, поскольку
никак не мог рассчитать правильно дистанцию. Никак не мог решить, где
следует убыстрять шаг, а где уменьшать. В итоге я вообще не подал никакой
команды, и мы еле-еле перелетели через барьер, причем Бахромчатый изломал
копытами все деревянные рамки, я же сполз куда-то ближе к холке... все
шиворот-навывсфот.

Я доскакал до конца тренировочной дорожки, и мы с Бобом потрусили к
тому месту, где нас ждал Тремьен с биноклем в руке. Я не смотрел на Боба: не
хотел видеть его неодобрительного взгляда, потому что был уверен, что сделал
все паршиво.

Тремьен поджал губы и не высказал своего конкретного мнения. Вместо
этого он сказал:

-- Вторая попытка, Боб. Вперед.

Мы вновь поскакали вниз к тренировочной дорожке и начали все сначала.

На сей раз мне удалось сжать себя в кулак, и Бахромчатый до самого
конца дорожки держался вровень с жеребцом Сэма. Теперь я уже не чувствовал
себя таким потерянным, я освободился от внутреннего напряжения и как бы
вновь родился. Тем не менее я отдавал себе отчет в том, что эта моя
повторная успешная тренировка не идет ни в какое сравнение с проездкой с
участием Сэма, которого я лично лицезрел в седле.

Тремьен не проронил ни слова до тех пор, пока "ленд-ровер" не вкатил на
конюшенный двор, и только тогда он позволил себе осведомиться, доволен ли я