получал от подсознания хороший совет.
и решением довериться ей. Но это, увы, не подсознание брало слово. Это
кобелиное во мне проснулось, после того как отдохнул. Не было у меня еще в
жизни женщины, о которой бы я мечтал с таким нетерпением. Все ж таки профи
есть профи. Или учат их этому, или это талант от Природы. И вот, даже зная
всю лживость При, я продолжал надеяться на чудо и на хотя бы минимальную
взаимность.
Как у наркоши по дозе, так все мое тело корежилось и выло, лишь бы ее голос
услышать.
Гномом и Девкой. Тут мне без совета с Пастухом и ребятами никак не обойтись.
А поскольку несколько моих осторожных призывов, посланных им на пейджер,
отклика так и не поимели, я снарядил из львиной доли захваченного у Девки и
Гнома посылочку и с краткой запиской отправил ее в реабилитационный центр. В
тот самый, в котором Док возвращает сознание искалеченным жизнью и смертями
солдатам. Отправителем указал урюпинский филиал общества дружбы "Россия --
Лихтенштейн". Юмор.
не подставить, решил заняться Шмелевым. Хороший такой есть принцип у
прагматиков: одно дело за раз. Вот я одним этим делом и решил пока
заниматься. Любовь подождет.
поближе к дому Шмелевых и позвонить ему. На свидание со мной они опять
отправились вдвоем. И хвост, естественно, за ними. Одной из следивших была
Лариса. Вот этого я уже не понимал. Я мало знаю об организации слежки, но
элементарный здравый смысл подсказывал, что, если человек засветился, его к
тому же объекту нет смысла приставлять. Это же как афишу вывесить. Или у них
с людьми острейшая нехватка, или я не знаю что.
лучшему. Когда я их в переходе на станцию "Библиотека имени Ленина"
детектором осмотрел, нашел только по одному маячку на каждом. Маячки те я
переадресовал другим, а мы с Верочкой и Женей, используя толчею, смылись и
уединились в тихом и пустом служебном местечке под лестницей. Я его еще в те
блаженные советские времена нашел, когда не знал, где зимой с девушкой
уединиться.
Воронежа, но только в столицу попал раньше. Сразу после института блеснул
какой-то секретной разработкой электронной, вот его и пригрели на номерном
заводе. Обратился он к Шмелевой потому, что, мол, обнищал совсем в своем
военно-промышленном комплексе, а ничего, кроме как оружие изобретать, и
делать не умеет. Вот и захотел для укрепления материального благополучия
загнать какой-то интересный снаряд. Не чертежи секретные, а само изделие,
заныканное им при испытаниях. Все равно кому, лишь бы заплатили не меньше
десяти кусков. Сам покупателя найти не мог: слишком-де на виду он, под
колпаком у первого отдела. Вера стала от родича отмахиваться, но Евгений,
мучимый совестью за то, что разорил семью и оставил супругу ни с чем,
отважился попробовать.
"Спортивной". Тот его вывел на чеченцев. А те, когда ознакомились с
информационной листовочкой, которую засекреченный родич на этот случай
приготовил, восторженно пообещали за снаряд аж семьдесят пять тысяч! От
таких перспектив у Шмелева последний глаз стал квадратным, и бросился он
искать спонсора. Потому как не хотел сводить родича с покупателем. Потому
как конспирация. И потому как знал, до чего легко в нашей стране игнорируют
посредников при окончательном расчете. Ему нужны были еще семь тысяч -- три
он от чеченцев в виде аванса уже получил, -- чтобы заплатить родичу за
снаряд. Тот настаивал, чтобы деньги и товар были обменяны одномоментно, из
рук в руки, баш на баш.
осталась у покупателей. Нечто самонаводящееся, бронебойное.
мол, даю ему семь тысяч, он берет у родича снаряд за десять, тут же отдает
чеченцам за семьдесят пять, из коих двадцать одна -- моя.
взрослый ребенок, и я заподозрил, что Вера не случайно упомянула о том, что
Жене что-то в голове оперировали. Видать, все ж таки ему там либо что-нибудь
вырезали, либо повредили, либо добавили...
еще с бандитами. Да еще с чеченцами. Да еще секретным оружием. Бред
какой-то. Меня решил подставить? Но на кой это Шмелеву? Да и знал я его
бесхитростную физиономию наизусть. Оставалось списать все на ситуацию, когда
люди как бы сходят с ума из-за денег.
попробовать, а? -- заглядывал мне в лицо своим единственным глазом наивный
здоровяк.
клоаку затягивает их обоих новоявленный оружейный коммерсант. Вот она --
типичная бабская тупость. Видит, что мужик сует голову в петлю, но
заворожена, как кролик перед удавом. В таком состоянии бабы, бывает, и
бутылку к празднику зашитому алкашу приносят. Чтобы отметить его
воздержание. Я помолчал для вежливости. Потому что дело для меня это было
ясное, проблему такую я давно себе решил кардинально: хочешь покончить с
собой -- твое право. Но без меня. И без моих комментариев.
принципов, хотя и знал всю бесполезность слов:
продал с потрохами. Ну ты подумай сам, ради бога! Ты бы за пятнадцать кусков
снаряд отдал?
предложили, это уж я до семидесяти пяти довел!
не могут они тебя после такой сделки в живых оставить. Это ж не ящик с
патронами, которые по всей стране растекутся и на которых имен нет. Ты для
них -- след, столбовая дорога к ним! Ты подумай: для чего они эту штуку
покупают?! Да за такие деньги можно роту гранатометами на целый год
обеспечить! -- Я говорил, но видел, как глаз прежде рассудительного Женьки
лишь все сильнее наливается кровью. -- Это какое-то покушение, к бабке не
ходи. В таких случаях концы рубят кардинально. И тебя убьют, и Ильиничну
твою. А вначале на куски порежут, чтобы узнать имя вашего родича.
в открытую! -- Женька просто оглох, а Вера лишь затравленно посматривала то
на него, то на меня. -- Ты ж пойми: я ведь слепну! У меня на второй глаз
перекинулось. Еще год-два -- и без провожатого ни шагу! Что мне, в метро
милостыню просить?.. Да я потому тебя и прошу -- ты ж спецназовец, неужто мы
с тобой этих чурок не одолеем? Разговор-то простой: деньги на бочку, а тогда
и товар.
ты-то понимаешь, что в лучшем случае -- если очень повезет! -- вас всех ФСБ
повяжет? Ведь за вами уже следят! Вы ж в микрофонах, как урки во вшах. Это
же такой срок! Куда ему, слепнущему, еще и в тюрягу?
талдычил Шмелев, -- когда меня среди города калекой сделали? А жрать-то мне
теперь что?
дам. На раскрутку. За пару лет можно неплохо наторговать. Ты же умеешь этим
заниматься -- ну и занимайся!
Идет?
надуть, махнул он рукой и потащил жену прочь. -- Пошли, мать, обойдемся!
вслед еще одному другу, которого заглотнула жадность, и ничего не мог
поделать. А может, и не просто жадность, а страх перед искалеченной жизнью?
Перед нищетой? Но разве не лучше бичевать, чем идти, как овца, на заклание
ко всяким Хрящам?.. Стоп, сам себе думаю, как любит приговаривать Артист. Не
про меня ли речь? Не продаю ли я сам тоже свою жизнь -- только за ласковые и
патриотические призывы? Не втягивает ли и меня При в аферу, как этот самый
родич супругов Шмелевых?
кровати. Но стоило мне задремать под утро, как и она сама явилась из рейса.
Не будя меня, Катюша продлила пребывание сына у бабуси еще на пару дней. Вот
эти-то пару дней мне и пришлось ее ублажать. Не скажу, что было трудно,
напротив, Катя в постели человек нежный, и, в общем, досталось ей все то,
что у меня к При накопилось, аж распирало всего. Но -- скучновато себя
чувствовал, не скрою. Как-то разом все женщины, кроме При, сделались
пресными. Зато Катерина расцвела: