полоске света, отбрасываемого с камина трехсвечником. Борис Аркадьевич
Зернов собственной персоной, как всегда на Земле, в светлом костюме - он
не любил темных тонов, - и все-таки не наш. Не наш, с козлиной бородкой и
рыжей небритостью на щеках, а чисто выбритый, даже, если хотите, более
молодой, московский Зернов. Все, кроме Томпсона и самого Зернова, не могли
скрыть изумления - так неожиданно и странно было увидеть вдруг
раздвоившегося человека. Отсутствие бородки и небритой щетины на щеках не
многим отличало вошедшего от сидевшего за столом его отражения.
есть, а дверь у вас не заперта. ("Забыл замкнуть Мартин, поднявшийся из
подвала последним", - вспомнил я.) Ну а гром, который вы все слышали,
заглушил шаги. Так что я не мираж и не привидение.
своему писарю Томпсон.
потребуется.
Мартину.
только то, что мой земной аналог находится в отеле "Омон".
не было в его голосе - только любопытство.
приказ проснуться. Не спрашивай чей - не знаю. Только проснулся я, уже
зная все, что он знает. - Он кивнул своему "отражению".
сказал "товарищи", как будто встреча наша состоялась в Москве, а не в
синтезированном иным разумом мире), - я скоро уйду. Можете рассчитывать на
меня во всем... - Он подчеркнул, повторив: - Во всем, как и на моего
земного аналога. А пока, извините, мне хочется сказать ему несколько слов
на нашем родном языке.
Мирного.
вместе со мной, и сейчас стоит у меня в лаборатории. Я до сих пор не мог
понять своей к нему привязанности, зато теперь знаю.
Начала пришел в Би-центр, как в наш институт, как будто ничего другого
никогда не знал и не видел, я бы глазами хлопал. Вероятно, спросил бы в
ответ: "Почему стал? Я всегда был". Даже слова "гляциолог" не помнил.
Как решали дифуры в десятом классе и мечтали сконструировать кибера с
электрозарядкой от обыкновенной розетки?
было, может, развили заложенные, но за девять с лишним годков работы в
Би-центре я стал математиком, от которого не отказался бы сам Колмогоров.
В моей лаборатории - туда никто не войдет, кроме меня, - я уже подхожу к
проблеме их силового поля. Математически я его вижу, не хватает немного,
чтоб рассчитать. Заходи, покажу тебе такие уравнения - ахнешь. Издашь в
Москве - скажут, советский Бурбаки.
Ты ведь на это и рассчитывал?
происходит в Городе.
свое второе "я", он словно оценивал сам себя, свою молодость, свои ошибки
и промахи, - научное червячество. Я-то освободился от нее, а у тебя ее
гипертрофировали.
тупичок. Никчемный вышел из тебя социолог. Кстати (хотя то, что он
спросил, было совсем некстати), из твоего Би-центра можно закрыть вход в
континуум, лишить Город продовольствия?
прочим, даже я туда не могу войти. Этим правом обладает только один
человек в Городе.
Он понимающе улыбнулся, встал и, не прощаясь, пошел к выходу.
вежливости. Для жителей Города, никогда не видавших своих земных аналогов,
было даже страшновато наблюдать эту встречу. Но она освободила каждого от
гнездившегося где-то в сознании чувства неполноценности. Сейчас они
убедились в том, что их земные предшественники и они сами, в общем-то,
живут и развиваются по-разному, биологически идентичные, но психологически
независимые, каждый со своим миром, своими мыслями и своим путем в жизни.
Никто не спросил Зернова, о чем они говорили, - все понимали, что разговор
был личный и не враждебный, но несомненно важный, потому что Зернов - это
было ясно для каждого - что-то подсчитывал или рассчитывал в уме: даже
губы его шевелились.
нашей победе.
37. СУДЬБА ОНЭ
Бойлом, но выполнив его первый приказ. Одиннадцать водителей и тридцать
четыре возчика, педантично подобранные Фляшем - целый отряд разведчиков, -
уже просачивались на территорию лагеря. Непрерывная связь с руководством
Сопротивления уже была обеспечена.
Они были не из приятных, но, как заметил заглянувший в кабинет во время
нашего разговора Онэ, вполне типичных для рудничного лагеря. В шахте
"Эльза" вагонеткой с углем раздавило рабочего. Шахтеры потребовали
немедленного исправления уклона пути; вмешались стражники. В столкновении
были убиты и тяжело ранены несколько человек. Четверо уже умерли в местной
больнице. На лесоповале и в открытых карьерах медного рудника понизилась
выработка. В каменоломнях нашли заваленный камнями труп убитого
провокатора или информатора, как их здесь называли: он уже три дня назад
исчез из барака. Блок-боссы вместо плеток вооружились стальными прутьями.
Формально их нельзя было упрекнуть: я запретил плетки, а не телесные
наказания, и они тут же меня перехитрили. Трудно быть
комендантом-гуманистом, да еще в лагере с территорией, почти в два раза
превышающей освенцимовскую.
списки информаторов - несколько страниц, мелко исписанных ровным писарским
почерком, - перечень кличек и лагерных номеров. "Кто работает
непосредственно на Бойла?" - поинтересовался я. Онэ с деланным недоумением
пожал плечами: не знает. Я сунул списки в стол, что позволило Онэ, уходя,
елейно заметить: списки, мол, должны храниться в сейфе и никто в лагере,
кроме меня и его, не должен знать об их существовании. Через секунду он
вернулся и доложил, что в приемной ожидает вызванный мною Джемс.
по-волчьи топорщились. Письмо отца он прочел внимательно, вглядываясь в
каждую букву, даже на свет посмотрел.
степень твоей искренности - прости...
подпольщиков.