Чтение 54–й страницы книги ~Дезертир~

роскошный букет бледно-лиловых хризантем, с самым безмятежным видом проси-, дел
на ледяном чугуне целое утро и часть дня, лишь иногда позволяя себе пройтись,
дабы слегка размять ноги. Прохожие, очевидно, принимали меня за ненормального
влюбленного, что имело свои преимущества. Во всяком случае, ни патрули, ни
привратник не заинтересовались моей скромной персоной...

Человечка сменил на трибуне некто необъятных размеров, в большом рыжем
парике. Под сводами прогремел вопль "Отечество в опасности!". Я понял - дальше
можно не слушать. Сейчас появится кинжал...

На прощание Леметр уточнил, что письма на его имя передают привратнику.
Разумнее было, конечно, устроиться в самом доме, предварительно сунув под нос
гражданину консьержу удостоверение национального агента. Разумнее - и куда
теплее. Но меня очень тянуло проверить одну догадку. Если я окажусь прав, то
чугунная скамейка - лучшее место. Особенно если поднять воротник и надвинуть
шляпу на самый нос...

А на трибуне были уже двое. Какой-то верзила в высокой черной шляпе с
белыми перьями, вцепившись в толстяка, пытался стянуть его вниз, а тот отчаянно
сопротивлялся, при этом дико вопя, словно с него сдирали скальп. Я услышал звон
колокольчика за председательским столом - и тут же вспомнил церковь Святого
Евстафия. Звоните, граждане якобинцы! Вот уж истинно - сотрясение воздухов!

- Не впечатляет? - поинтересовался Вильбоа, на миг оторвавшись от своих
записей. - Действительно, сегодня они какие-то снулые. Ничего, скоро
зашевелятся!

Я пожал плечами, вспомнив отзыв Титана об этом сонмище. Да, отсюда, с
галерки, грозный Конвент и вправду напоминал сборище шутов. Но обманываться
нельзя. Эти нелепые арлекины залили кровью всю Францию - и не собираются
останавливаться. Отважный британский санкюлот Джон уже ползет по
Ковент-Гарден...

Букет я вручил первой встречной девчушке - маленькой, остроносой, в
коротком пальто и миниатюрной шляпке. Ответом был изумленный взгляд, затем
-растерянная улыбка. Я поклонился и поспешил к ближайшей стоянке фиакров. День
прошел не зря, и я не напрасно мерз на холодном чугуне. Все вышло удачно -
удачнее, чем я думал...

Теперь трибуну осаждала целая толпа. Мелькали кулаки, в неярком свете
масляных ламп сверкнула шпага. Кто-то истошно вопил, беспрерывно звенел
колокольчик председателя...

- И ради этого вы свергали Короля? - не выдержав, прошептал я. - Какого
черта, господин якобинец!

- А что, очень мило! - Шарль невозмутимо покосился на бушевавших арлекинов.
- Понимаете, Франсуа, сейчас - безвременье. Когда на трибуне был Жорж, все они
превращались в кроликов. Сейчас он ушел, и кролики резвятся. Но это ненадолго.
Скоро Максимилиан приучит их прыгать через трость!

Я представил себе кроликов, прыгающих через трость, - и вздохнул. И это
стадо думает, что управляет Францией!

- Эти уже спеклись, - понял меня Вильбоа. - Год назад здесь были совсем
другие люди. Кое-кто сейчас на фронте, кое-кого уже засыпали известью... Болото!

Я не стал спорить. Эти полчаса, которые мы с Шарлем провели под сводами
Тюильри, прошли все-таки недаром. Я окончательно убедился, что все вершат не
болтуны, собравшиеся в бывшем Зале Больших Приемов. Хозяева не здесь, они в тиши
кабинетов. Хозяева заняты, очень заняты, им нет дела до этих крикунов...

- Кукареку, гражданин Деревня!

На этот раз петушок пропел почти что шепотом. Вначале я решил, что юный
патриот гражданин Огрызок испытывает глубочайшее почтение к этим стенам, но,
услыхав громкое "Ап-чхи!", сообразил, что дело совсем в другом.

- Простудился, гражданин Тардье?

- Простудишься тут, - хриплым басом прошептал мальчонка. - Да вам-то чего?
Жалеть будете? Нужна мне ваша жалость!

Его рожица, украшенная внушительными синяками, была почти черной - то ли от
копоти, то ли от пыли. Но глазенки сверкали непримиримой яростью. В жалости юный
санкюлот не нуждался.

Я поспешил познакомить гражданина Огрызка с "другом гражданина Дантона" и
столпом якобинской прессы, не забыв добавить, что они - коллеги. Как-никак юный
санкюлот тоже имел отношение к печатному слову. Вильбоа с самым серьезным видом
пожал худую грязную лапку, затем снял плащ и укутал огольца. К моему удивлению,
гражданин Тардье не стал сопротивляться. Похоже, имя Дантона заставило его на
время онеметь.

Я пристроил мальца рядом, между собой и Вильбоа, попросив подвинуться
красноносую ведьму с вязаньем - не иначе родную сестру мамаши Грилье.
Воспользовавшись этим, гражданин Тардье грозным шепотом принялся что-то
рассказывать Шарлю о печатных станках и свинцовом наборе. Тот слушал, кивал, а
затем, к моему изумлению, вручил мальчонке свою визитную карточку. Тот с важным
видом кивнул и спрятал ее за пазуху.

Между тем в зале стало тише. Драчуны разошлись, а председатель беседовал с
каким-то типом в синей форме.

- Идут! - прохрипел Огрызок, выглядывая из складок плаща. - Ну, будет буча!

- Сен-Марсо? - усмехнулся я.

- Ну! Ведь чего я пришел-то! Вы же мне, гражданин Деревня, обещали! Небось
забыли уже!

- Три ливра? - вспомнилась его странная просьба.

На меня взглянули серьезные, совершенно взрослые глаза.

- Ошибочка, значит, гражданин Деревня! Не просил я у вас ничего! Так и
запишите!

Я не стал спорить. Ошибочка - так ошибочка. Странный паренек...

- Сказали вы, гражданин, что с ребятами из Сен-Марсо знакомы. Помните? А то
мне моих сопляков пристроить надо! Совсем охляли, того и гляди окочурятся. А у
них в Сен-Марсо таких подбирают...

Ах, вон оно что! Мне стало стыдно. Голодный раздетый мальчонка заботится о
других мальцах, а я даже не вспомнил.

- Обязательно, - улыбнулся я. - Пристроим! Между тем в зале ветер крепчал.
Возле председателя уже собралась целая толпа, депутаты вставали,
переглядывались, кто-то бросился к окну, кто-то (я глазам своим не-поверил)
скользнул за портьеру. Председатель замахал руками, зазвонил в бесполезный
колокольчик... И тут где-то совсем рядом загремели барабаны.

На миг наступила мертвая, страшная тишина, но вот под сводами раздался
истошный вопль: "Идут! Идут!", и болото превратилось в разбушевавшееся море.
Граждане депутаты бегали по проходам, кто-то рвал бумаги, разбрасывая белые
клочья во все стороны, в зале стоял гул - а барабаны гремели уже совсем близко,
заглушая крики, стенания, звон колокольчика. Двери дрогнули, высокие белые
створки разлетелись, словно крылья...

- Ух ты! - только и мог выговорить гражданин Тардье, выглядывая из глубин
плаща. - Сила!

Сила входила в зал. Впереди шли барабанщики - мальчишки в карманьолах и
красных колпаках, выглядевшие ничуть не старше моего кукарекающего соседа. Худые
лица казались суровыми и сосредоточенными, руки мерно двигались, выбивая дробь,
огромные деревянные башмаки с грохотом врезались в наборный паркет. Я невольно
хмыкнул: здорово же пуганула граждан якобинцев эта мелюзга! За строем мальчишек
рослые парни в синей форме несли знамена - трехцветные, с названиями секций, и
непривычные - красные, словно пропитанные густой венозной кровью. А дальше ряд
за рядом шли люди - старые и молодые, в форме и карманьолах, в серых плащах и
рабочих блузах. Немало было и женщин, но не в привычных чепцах, а в платках и
красных косынках. Пик, которых я уже успел насмотреться, не было, зато у каждого
за плечом висел мушкет. Эти люди не играли в войну. Они были войной.

Это понял не только я. Зал застыл, смолкли голоса, граждане депутаты разом
потеряли всякий запал. Теперь они действительно казались кроликами - кроликами,
угодившими прямиком в волчью стаю.

Гости быстро и деловито заняли проходы. Короткая команда - и позади
председательского места выросла молчаливая шеренга с мушкетами в руках. По краям
стали знаменосцы. Внезапно один из парней в синей форме и треуголке с
трехцветной кокардой показался мне знакомым. Я всмотрелся - и покачал головой.
Да, тесен мир! Бравый лейтенант Дюкло стоял в окружении славных бойцов роты
Лепелетье. Я обрадовался - по крайней мере с гражданином Огрызком и его
"сопляками" проблем не будет.

Председатель тем временем растерянно оглядывался. Наконец, на что-то
решившись, он встал и звякнул колокольчиком. В зале наступила мертвая тишина.
Внезапно я представил, что знамена за трибуной не трехцветные, не красные -
белые, с золотыми лилиями. Сердце замерло. Еще недавно, еще совсем недавно я был
готов отдать все ради этого...

- Гра-аждане! - послышался неровный шатающийся голос. - Нас при-ишли,
а-а-а-а, приветствова-ать секции, а-а-а, Сен-Марсо...

Похоже, председатель и сам не был уверен в том, что сказал. Зал ответил
легким гулом. Председатель взмахнул руками, словно отгоняя призрак; легко
зазвенел колкольчик.

- Наш, а-а-а, коллега депута-ат, а-а-а, Ножан... Прошу тебя, а-а-а,
гражданин...

Зал вновь зашумел - на этот раз погромче. По проходу, мимо расступившихся
парней в синем, быстро шел высокий широкоплечий человек, одетый в старый
потертый сюртук. Ни парика, ни шляпы - большая лобастая голова уверенно сидела
на короткой шее, коротко подстриженные волосы уже тронула ранняя седина. Человек
подошел к трибуне, оглянулся и легко ударил широкой ладонью по темному дереву.
Это подействовало лучше любого колокольчика - зал мгновенно стих.

- Он слесарь, - шепнул Вильбоа. - Четверо детей, двое - приемные. Жена
умерла год назад...

Журналист не отрывал взгляда от трибуны, сжимая в руке свинцовый карандаш,
на коленях лежал чистый лист бумаги. Похоже, начиналось самое главное.

- Да здравствует Республика, граждане! - сильный, густой голос, в котором
слышалась откровенная насмешка, заполнил зал. - Разрешите сразу же исправить
ошибку. Приветствовать вас мы не собирались.

Председатель дернулся, по залу прокатилось негромкое эхо. Ножан развел
руками:

- Но поскольку объявлено, то делать нечего. Итак, приветствую вас, граждане
депутаты, от имени секций Сен-Марсо...