травой у речки Мендере-су, бывшего и трудно узнаваемого теперь
легендарного Скамандра. Наверное, я излишне увлекся, так что все почему-то
уверились, что я копал с Великим Генрихом. Пришлось их разочаровать.
Шлиман умер, когда мне не исполнилось и трех лет, да и Трою мне копать не
довелось. Я был лишь гостем вместе с моими коллегами из Русского
Археологического института. Правда, показывал нам раскопки сам Дерпфельд.
Жаль, что война прервала работу, и Дерпфельд, если он, конечно, жив,
голодает сейчас в побежденной Германии, не имея возможности увидеть
желтоватые воды Мендере-су. Может, он сюда еще вернется. Жаль, что мне об
этом, видимо, уже не узнать.
войны здесь все пришло в упадок, и трудно было найти даже проводника. К
счастью, я помнил дорогу, и мы зашагали к востоку. Отойдя сотню метров, мы
оглянулись. Володя Манштейн предложил определить место греческого лагеря.
Того самого, где стояли цветные палатки ахейских вождей, где ссорились
владыка Агамемнон и быстроногий Ахилл.
предположил, что лагерь уже не найти. За долгие века море отступило, и
угадать место почти невозможно.
Агамемноном, то разместил бы лагерь на одном из них. Я согласился с ним,
но напомнил, что Агамемнон был слабым полководцем. Иначе он не стоял бы у
Трои десять лет. Да и ахейский лагерь имел не очень удобное расположение,
в противном случае его не пришлось бы ограждать стенами.
о том, что в последние годы здесь никто не бывал. Позади осталась деревня
Бунарбаши с ее фантастическими мазанками, напоминавшими чем-то Токмак, и
мы ушли за невысокие холмы, покрытые той же выгоревшей травой и редкими
мелколистными деревьями, необыкновенно похожими на крымские. В этой
древней стране было тихо, и мы меньше всего ожидали встретить здесь конный
патруль, появившийся из-за ближайшего холма.
предъявил ее всадникам. Они принялись изучать ее с таким внимательным
видом, что сразу же возникли сомнения в их грамотности. И тут Туркул чуть
заметно толкнул меня рукой в бок и показал на погоны. Я вначале не понял,
и лишь затем до меня дошло. Патруль был в другой, непривычной для нас
форме - без погон, не похожей на форму султанской армии. Вместо фесок -
фуражки; довершали экзотический вид красные петлицы и высокие ботинки.
Значит, господа кемалисты уже здесь.
офицер, внезапно заговорил на скверном немецком. Наша форма показалась ему
подозрительной, но музейная бумага возымела действие. Кемалист разрешил
нам следовать дальше и даже пожелал счастливого пути. ОН козырнул, и
патруль вновь исчез за холмами.
большевики, будь у нас, скажем, бумага из Императорской Археологической
комиссии. По всему выходило, что не только не пропустили бы, но, скорее
всего, разменяли бы на месте. Выходит, господин Акургал прав, и Кемаль
склонен уважать европейскую образованность. Туркул еще раз пожалел, что с
Кемалем не удается поговорить. Я с ним полностью согласился. Но что
поделаешь, паше больше по духу большевики.
первого взгляда он не производил особого впечатления - почти такой же, как
и десятки холмов вокруг, разве что чуть выше и больше. Правда, узнать его
можно сразу - по срытой вешине холма, пробитым траншеями склонам и
нескольким теснившимся домикам, - остаткам лагеря Дерпфельда.
вспоминали строки "Илиады". Именно здесь, на этом месте, погибли все
защитники крепкостенной Трои. Чуть ближе к холму, там, где, вероятно, были
ворота, упал пронзенный ясеневым копьем Гектор Приамид - главнокомандующий
троянской армии. Туркул заметил, что в детстве, штудируя "Илиаду", он
всегда сочувствовал троянцам. Теперь же сочувствует им еще больше. Троянцы
защищали свой город от вдесятеро превосходящих ахейских полчищ, и ему
непонятны почитатели Агамемнона и Ахиллеса.
находятся сочувствующие силе. Ведь и большевиков многие поддержали. И
краснопузым ахиллесам скоро понаставят памятников с чертовыми
пентаграммами, и Бог весть , когда помянут наших Гекторов.
курганы, поросшие колючим кустарником, да козий выгон, где пасутся
"трагосы" из паршивой деревеньки Хыблак, что прилепилась к северному
склону Гиссарлыка. Впрочем, и коз не видать, - говорят, Хыблак за годы
войны обезлюдел.
перегораживали путь, позараставшие травой ямы так и лезли под ноги, к тому
же приходилось постоянно прерывать путь, чтобы объяснить мешанину кладок,
выползающих из-под красноватого суглинка. Хорошо еще, что в свое время
Дерпфельд лично водил нас по раскопам. С первого взгляда понять здесь
что-либо практически невозможно.
любили приезжать римляне, демонстрируя свой троянский патриотизм. Стена
Лисимаха, которая, похоже, не имеет к Лисимаху никакого отношения, но,
действительно, времен эллинизма. Греки тоже любили сюда приезжать.
Александр Великий построил здесь целый храм. В честь Ахилла, естественно.
сгоравших и вновь возникавших на пожарище. Какой-то из них и был,
вероятно, Троей Приама. Правда, какой именно, никто еще не знает. Шлиман
считал одно, Дерпфельд - другое, а великий Курциус так и не поверил, что
это Илион. До самой смерти не поверил, хотя бывал здесь неоднократно.
только их. Все остальное, что не было расхищено, спрятано теперь в музеях.
В Германии находится знаменитый Клад Приама, раскопанный Шлиманом на южном
склоне. А остальное разбросано по разным странам и никогда уже не
соберется вместе. Что ж, великий город снова грабят. Вернее, дограбливают
то, что осталось после ахейских вождей. Поручик Успенский, недоверчиво
разглядывавший серые каменные блоки, не мог не поделиться своими
сомнениями. Его беспокоила мысль о датировке. Насколько точны наши выводы.
И применялся ли флюориновый метод для определения абсолютных дат.
пытался применять флюорин. Но о результатах говорить пока трудно, так что
датируем традиционно - по керамике. Метод, в принципе, надежный, хотя и не
столь точный.
Туркул и Володя Манштейн потребовали, чтоб он не занимался критиканством.
А то через пару веков, найдя следы наших блиндажей на Перекопе, грядущие
умники тоже начнут сомневаться, была ли война, или это всего лишь древние
легенды. И потребуют растолочь наши кости для химического анализа.
увидеть всю округу - и жалкие домишки Хыблака, и мазанки Бунарбыши, и
желтоватый Скамандр, и виноцветное море, по которому приплыли чернобокие
ахейские суда с десантом в медных панцирях... Вечерело. Пришла пора
возвращаться.
внезапно Туркул скомандовал нечто вроде "Взяли!", и двое наших соседей-
"дроздов" крепко ухватили меня за локти. Я оказался в клещах, а Антон
Васильевич вместе с Володей Манштейном принялись в три руки снимать мои
старые штабс-капитанские погоны. Затем Туркул, поминая все тех же "Гнилых
интеллигентов", нацепил мне новые, с тремя звездами и двумя просветами, и
заявил, что в присутствии теней Гектора и Приама я больше не посмею валять
дурака. Поручик, а точнее, штабс-капитан Успенский, надевший новые погоны
еще две недели назад, лишь злорадно усмехнулся.
как у "дроздов". Я хотел было заикнуться о таком непорядке, но Туркул
скомандовал мне и поручику Успенскому "смирно" и заявил, что с
сегодняшнего дня он приказом производит нас в почетные дроздовцы. Теперь
мы имеем право на малиновые погоны, нагрудный знак с надписью "Яссы, 1917"
и на расстрел в случае пленения. Впрочем, эту последнюю привилегию
сорокинцы имели и так - красные в плен нас, как и "дроздов", не брали.
своими, посвящали меня и поручика Успенского в подробности героического
пути славной Дроздовской дивизии. Зная, что я харьковчанин, Туркул поведал
трагическую историю погони за броневиком "Товарищ Артем" прямо на
Николаевской площади Харькова. Броневик "дрозды" остановили чуть ли не с
помощью лассо, как американские "коубои". Дивная история. Мы и сами такие
сочиняли дюжинами. Будущая великая книга "Дроздовцы в огне" предстала
перед нами во всем блеске.
Голого Поля кто-то вновь упомянул Гектора, и Туркул высказал этакое
сожаление, что у троянцев в резерве не было батальона "дроздов". Лучше
всего - из Первого Офицерского полка. С офицером из Первого полка не
справится, как известно, и дюжина Ахоллесов.
справились. Пишпекский мещанин Михаил Фрунзе оказался похлеще вождя
мирмидонян.
Туркула принять на хранение последнее, что осталось от Сорокинского отряда
- полевую сумку подполковника Сорокина, набитую почти доверху нашими
крестами и медалями. Антон Васильевич только покачал головой и попросил
список тех, кому принадлежали награды. Списка, увы, не было. От
Сорокинского отряда не осталось даже списков. Удивительно, как