Чтение 54–й страницы книги ~Пещера~

Раман. - Нехорошо для работы".

И он сжал пальцы на ее щуплом плече:

- Мы не виноваты, Лица, что так получилось.

Это несчастный случай. Мне очень жаль. Я ночь не спал, поверь.

И, иллюстрируя свои слова, провел ладонью по воспаленным векам.

Пусть девочка верит, что режиссер - тоже человек.

Он пересмотрел график. Отныне утром и днем на репетицию вызывались эпизоды,
в которых главный герой не был занят; вечера Раман предназначил для поиска.

Он знал наперечет всех актеров города, хоть чего-нибудь, по его мнению,
стоящих; сложность заключалась в том, что искать предстояло не сформировавшегося
профессионала, а мальчишку, безвестного, начинающего.

Рамана лихорадило. Врач травматологического отделения, где лежал Валь,
подтвердил по телефону худшие прогнозы - парень парализован и находится между
жизнью и смертью. Что бы там Раман ни говорил Лице, - ему яснее, чем кому-либо,
была причина трагедии.

Уже с утра в театре объявились посторонние, незнакомые Раману журналисты;
он сжал зубы и устроил маленькую, вежливенькую пресс-конференцию. Да, молодой
человек выбросился из окна. Да, он был занят в новом спектакле. Да, господин
Кович охотно поделится: спектакль называется "Песни о любви", в нем Участвуют
только молодые, начинающие актеры... Нет, он не может понять, что именно
толкнуло юношу на этот шаг. Конфликтов на репетиции не было, наоборот, он был
весьма доволен работой Валя... Может быть, что-то личное? Парень, говорят,
поссорился с любимой девушкой...

Раман прекрасно понимал, что этот ложный след не выдерживает никакой
критики, - но не мог сейчас придумать ничего лучшего. Он тщательно
демонстрировал обезоруживающую откровенность; журналисты выразили соболезнование
и ушли, и черт его знает, что они там напишут.

Потом позвонили из Управления и тоже интересовались подробностями трагедии,
и вспомнили, как бы невзначай, как почти год назад пыталась покончить с собой
актриса, которую Кович уволил; Раман высказал вежливое удивление. При чем тут
тот случай? Парня-то он не увольнял, наоборот, назначил его на роль, тому есть
множество свидетелей, и потом ведь актеры совершеннолетние, он, Кович, им не
нянька, мало ли что кому взбредет в голову...

На том конце провода посокрушались и напомнили, что театр уже три года не
знал инспекции, что авторитет господина Ковича, конечно, непререкаем, но дело
идет о формальности и порядок один для всех... Короче говоря, с будущего
понедельника, скорее всего. Психологическую драму начнут навещать инспектора.

Кович нашел в себе силы вежливо согласиться. Положил трубку, перевел
дыхание и подлейшим образом плюнул на ковер.

Репетиция с массовкой - сложнейшая музыкальная репетиция - закончилась в
полседьмого; без пяти семь Раман вошел в служебный вход городского Детского
театра. Посмотрим, что за ребята играют для деток.

Вечерний спектакль адресован был подросткам, публика долго ходила по
проходам, усаживаясь, путаясь в билетах и наступая на ноги соседям. Публика была
в основном от двенадцати до восемнадцати, слегка безалаберная, но в общем
воспитанная и не очень шумная; начался спектакль, Раман выдержал минут двадцать,
потом встал и вышел.

Ему было обидно за публику. Обидно, если героине-школьнице на самом деле
тридцать лет, она уже дважды рожала и на сцене думает только о том, чтобы не
порвать колготки...

У служебного входа курил главреж Детского театра - поджарый бородатый
блондин. Раман вежливо поздоровался; слишком вежливо. Блондин, вероятно, счел
себя оскорбленным.

От Детского пять минут ходу было до театра Комедии. Раман поймал машину,
водитель его узнал и слышать не захотел о деньгах. В Комедию Кович вошел
опять-таки со служебного хода, тетушка-капельдинер окаменела лицом- полчаса уже
идет спектакль! - но все-таки пропустила его в боковую ложу, где сидела
увлеченная действом семейная пара. Устраиваясь, Раман ухитрился задеть сумочку
дамы, болтавшуюся на спинке кресла, и даже, кажется, что-то там раздавить; дама,
по счастью, не заметила. Это была на редкость жизнерадостная дама, легко
перекрывавшая своим хохотом весь смех оживленного партера.

Раман попросил программку - дама сунула ее не глядя. Щурясь и приближая
листок к глазам, Раман разбирал в полутьме столбик полузнакомых имен; спустя
пять минут было ясно, что и сюда он пришел совершенно зря. Более того, вся
технология поисков порочна - он сломя голову кинулся по театрам, рассчитывая
исключительно на удачу, почти на чудо,- а чудеса случаются слишком редко, и
отнюдь не по заказу режиссера Ковича, и не исключено, что юноша, способный
сыграть главную роль в его нерожденном спектакле, в свою очередь еще не появился
на свет...

С этой черной мыслью он и ушел. Тетушка-капельдинер покосилась на него, как
на сумасшедшего.

Скорее, по инерции, чем рассчитывая на что-либо, он забрел на второе
действие в театр Классики, где в огромном зале внимали гекзаметрам полтора
десятка ценителей, а потом еще и в Музыкальный, где застал как раз апофеоз
спектакля с бубнами, литаврами и летящим в зал конфетти. Разгоряченные актеры
трижды выходили на поклон. Раман бессильно скользил взглядом по лицам стоящей у
кулис массовки В какой-то момент он сам себе представился старым развратником,
выбирающим аппетитного юношу ва ночь, и при мысли этой его чуть не стошнило; все
было зря, парни были более или менее смазливы, более или менее оживлены, однако
Раман в упор не видел, кому из них можно доверить звездную роль, так подло
прогаженную неврастеником Валем.

Он прослонялся по улицам до утра.

Перед началом утренней репетиции он застал своих актеров практически всех,
занятых в "Первой ночи", - нервно спорящих о чем-то в фойе. При его приближении
разговоры смолкли; кто-то прятал глаза, кто-то, наоборот, здоровался долго,
вежливо и с подтекстом. "Плотину прорвало", - подумал Раман угрюмо. Он ждал
этого момента со дня на день, с тех самых пор, как начались первые прогоны
первого действия. Рано или поздно кому-то должно было прийти в голову, что за
"Песни о любви" репетирует неистовый Кович.

Трагедия с Валем послужила толчком. "Ладно", - подумал Раман, до хруста
сжимая зубы.

- Всех в зал. Я попрошу всех в зал, и закройте двери...

Закрывание дверей - это так, для вящего эффекта. Тайны уже не удержать,
теперь новая фаза, теперь на смену тайне должна прийти одержимость...

Кто-то по привычке забился в последние ряды; Раман вытащил всех вперед,
так, чтобы сидели плотной группой, чтобы он всех видел. Взобрался на сцену,
пробежался взглядом по лицам - да, плохо дело. Полный упадок духа. Шок.

Он криво усмехнулся- немолодой, некрасивый, необаятельный человек. И
заговорил.

Речь его заняла всего лишь минут двадцать, но сил ушло, как за полный
рабочий день.

Первым делом он выразил сожаление о случившемся с Валем. Это колоссальная
потеря для спектакля - но, к сожалению, талантливые актеры так уязвимы духовно.
Валь пережил личную трагедию - и вот результат...

Он многократно и прилюдно отказался от вини перед Валем. А потом перевел
дыхание и заговорил о главном.

Он напомнил им всем, кем они были - мальчики и девочки из массовки, на
куцем контракте, без планов и без прав. Он констатировал, кем они стали -
полноправными актерами ведущего театра страны. Он сообщил, кем они станут-
ведущими, привилегированными, звездами.

Он был колоссальным насосом, качающим в них энергию. Они были молоды и
впечатлительны - а потому его хватило почти на всех, а с тем апатичным, что
сидит во втором ряду с краю, и с бездумной девицей в четвертом ряду предстоит
разбираться отдельно.

Он приводил им примеры из истории. Он уже вносил их имена в школьные
учебники будущего, он льстил им, объявляя их результатом кропотливого отбора и
победителями жесточайшего конкурса. Он рассказывал о будущем спектакле, и тут
ему не надо было врать - его глаза и без того лихорадочно горели, как две
сумасшедшие воспаленные звезды.

Он запугивал их, предсказывая их будущее на случай, если спектакль не
состоится или кто-то из них окажется недостойным. Он связывал их, зачисляя в
ряды едва ли не тайного общества.

И под конец - добавил к обещанным лаврам еще и турне вокруг света и крупные
денежные премии.

Под конец своей речи он был пуст, как оболочка резинового мяча. Зато
сидящие перед ним люди глядели на него с восторгом, с обожанием; он знал, что
каждая вторая девчонка в этом зале сейчас влюблена в него.

Потому что лидер рождает желание поклоняться.

Дневную репетицию он пережил с трудом. На смену эйфории пришла депрессия.

Запершись в своем кабинете, он долго просматривал собственные записи и в
конце концов тупо уперся глазами в исчерканный настольный календарь. Седьмое
сентября... Даже если передвинуть премьеру на две недели позже. Начнется новый
сезон... Придут обязательные заботы, театр не может существовать на автопилоте,
а если может, то это уже другой театр, не имеющий никакого отношения к нему,
Раману Ковичу...

Да полноте, какое значение имеют сроки! Речь идет попросту о том, будет
спектакль или не будет...

Он в отчаянии взял себя за голову. Весь его грандиозный проект, дело его
жизни болтается на грани краха. Из-за блажи нервного мальчишки.

Телефонный звонок вывел его из оцепенения; жаль, ito он не удосужился
отключить телефон.

Звонки ныли и ныли; он не собирался брать трубку, у него не было никакого
желания болтать с этими кретинами из Управления, но и слушать повторяющиеся
унылые трели было слишком тоскливо.

- Алло.

- Добрый день... это говорит Павла. Он узнал ее задолго до того, как она
представилась. И поразился своей забывчивости. Проклятый Валь, проклятая работа,
ну все из головы вымело, подчистую...

- Я как раз собирался звонить тебе, - соврал он не моргнув глазом. - Как ты
себя чувствуешь?