Чтение 54–й страницы книги ~Привратник~

пятках, утопив колени в песке, и улыбался той особенной победной улыбкой,
без которой не завершалась обычно ни одна из его выходок...

- Ну и целуйся с муравьями своими! - кричала она обиженно.

- Ну, целоваться я хочу с тобо-ой...

И он набил полный рот песка, ловя ее ускользающие, смеющиеся губы,
пытаясь удержать верткое, как у ящерицы, тело, остановить хоть на миг,
почувствовать, как с той стороны тонких полудетских ребер колотится
сердце, колотится и выдает с головой ее радость, возбуждение и
замешательство... Пересчитать песчинки, прилипшие к бедрам и коленкам,
запутавшиеся в растрепанных волосах...

Куражился осенний ветер. Поодаль ждал Март, ее муж, ждал, не замечая
судорожно стиснутых пальцев. Ребенок слюнявил тряпичную куклу.

- Муравьи? Нет, кажется, не помню.

Тучи то и дело перекрывали солнце, и тогда казалось, что кто-то
накинул темный платок на огромную лампу.

- А... Как ты дразнил меня, помнишь?

...Изумрудная ящерица на плоском камне. Оранжевые бабочки над зеленой
травой... Она умела тогда превращаться в ящерицу, и только в ящерицу, и
мальчишка смеялся:

- А в стрекозу можешь? А в саламандру? А в дракона?

- Ну, хватит, Марран! Можешь больше не приходить!

Он поймал ее и оторвал теплый, подрагивающий хвостик, повесил на
цепочку и носил на шее, ощущая ежесекундно, как он щекочет его грудь под
рубашкой...

Она злилась до слез. Это было раньше, давно, давно, еще в детстве...

- Нет, не помню, Ящерица. Не помню.

От рощи несло сыростью; Ильмарранену казалось, что он врос в
пригорок, врос, заваленный листьями по колено.

- А река, форели? Вспомни, Марран!

...Река была теплой, кристально чистой, и в самую темную ночь он
различал в потоке плывущую впереди серебряную форель.

Он и сам был форелью - крупной, грациозной рыбиной, и ему ничего не
стоило догнать ту, что плыла впереди.

Она уходила вперед, возвращалась, вставала поперек реки, кося на него
круглым и нежным глазом. Он проносился мимо нее, на миг ощутив
прикосновение ясной, теплой изнутри чешуи, и в восторге выпрыгивал из
воды, чтобы мгновенно увидеть звезды и поднять фонтан сверкающих в лунном
свете брызг.

Потом они ходили кругами, и круги эти все сужались, и плавники
становились руками, и не чешуи они касались, а влажной смуглой кожи, и
весь мир вздрагивал в объятьях счастливого Маррана...

А потом они с Ящерицей выбирались на берег, потрясенные, притихшие, и
жемчужные капли воды скатывались по обнаженным плечам и бедрам...

Он перевел дыхание. Воспоминание поселилось в нем, заслонило осенний
день, и сильнее затянулся внутри него тугой болезненный узел.

- Форели?

Он вспомнил, как мягко светит луна сквозь толщу вод, как хорошо
смотреть на нее из глубины прозрачной реки.

Март уже стоял рядом - бледный, осунувшийся, встревоженный.
Попробовал взять Ящерицу за плечи:

- Стель, пойдем...

Ребенок у нее на руках выронил игрушку и завозился возмущенно. Март
подобрал куклу и смял ее в руках:

- Ну, пойдем... Пойдем, мальчишка будет капризничать... Пойдем...

Другая рука отстранила его.

- Оставь... - тихо произнес Легиар.

Руал встретился с Лартом глазами. Март потянулся было взять ребенка,
но Ящерица не отдала. Так и остались стоять, как стояли - между ними
посапывал, пускал слюнки малыш, пытаясь ухватиться за Руалову рубашку.

- Ты... Руал, зачем ты меня... позвал?

Руал опустил голову и увидел свои руки - все это время, он,
оказывается, вертел в пальцах золотой Амулет Прорицателя.

Не спрашивай, зачем. Я не могу. Я не могу этого сделать.

Но она заглядывала ему в глаза, знала ответ, ждала и боялась. Ждала и
боялась, что он ее... позовет. А он молчал, молчал и смотрел на свои руки.

Каркая, поднялась из рощи воронья стая. Ильмарранену хотелось, чтобы
жухлые листья завалили его по самые брови.

Малыш захныкал, и хныкал все громче, пока не разревелся горько и
обиженно. Укачивая и бормоча что-то нежное, примирительное, Ящерица тщетно
пыталась его успокоить.

Руал поймал проглянувшее солнце на золотую грань медальона. Встряхнул
Амулет на цепочке, как игрушку, предложил малышу:

- Смотри, какая цаца...

Ребенок удивился, широко раскрыл еще полные слез глаза, ударил
кулачком по медальону, тот качнулся у Руала в руке.

- Давай! - подзадорил малыша Ильмарранен.

Мальчишка ухватил золотую пластинку двумя руками и радостно потянул
ее в рот, едва не выхватив медальон у доброго дяди.

- Руал... - сказала Ящерица так тихо, что он скорее угадал свое имя,
чем услышал его.

Он поднял ладонь. Ладонь вспомнила тяжесть маленького, юркого,
солнцем нагретого зверька, щекочущее прикосновение изумрудной чешуи и
крохотных коготков.

Прощай.

Он увидел, как ящерица соскользнула с его ладони и утонула в июльской
траве.

Снова налетел осенний ветер, и женщина, стоящая перед ним, горестно
опустила глаза.

Он смотрел вслед. Фигурки людей, уходивших прочь, становились все
меньше и меньше, пока хилый лесок у подножия холма не поглотил их совсем.

Снова погрузилось в тучи спасенное им солнце.

Погасли блики на поверхности медальона, которому еще предстояло найти
своего Прорицателя.

Дорога давно была пуста, но Руал смотрел и смотрел, и глаза его
воспалились от ветра, который швырял к его ногам рыжие трупы зеленых
листьев.

Потом поднял голову к бешено несущимся облакам.

Он стоял на холме посреди мира, обреченный на вечную горечь утраты и
вечное счастье быть собой. Простивший. Прощенный. Человек под небом.

Бесконечная дорога лежала у его ног, но нельзя было понять - то ли он
отправляется в путь, то ли наконец вернулся.