Бродячего Перевала сошла лавина, задела людей и коней. Все остались живы,
но коня Киссура, Звездочета, с белой стрелкой на лбу и широкими копытами,
уволокло, только снег мелькнул красным. Они приехали по той же дороге, что
и Бемиш, из-за коня глаза Киссура налились как вишни. Киссур взглянул на
Бемиша, бросил:
- Ты выиграл пари. Завтра - охота, - и убежал наверх.
Бемиш за ним не полез. Что-то страшное вдруг повисло в воздухе,
каменные маски богов на стенах скривили землянину рты, заклацали зубами.
Бемиш глянулся: Ашидан, рядом, тоже стоял бледный и тер себе виски.
Киссур заперся в угловой башне и никого к себе не пускал. Ханадар
объяснил, что он плачет о коне и что так полагается.
Когда вечером машина Бемиша въехала во двор замка, Бемиш сидел на
сторожевой башенке, глядя на драконовые облака. Бемиш побежал вниз.
Складный белобрысый парень вышел из машины и протянул ему, кланяясь,
ключи. Все было на месте, в том числе и сломанное колесо. Бемиш оглядел
паренька, сказал:
- Спасибо. А сколько в селе автомобильных мастерских?
- Одна, - не краснея ответил парень.
Бемиш поглядел на ноги парня: тот стоял в луже и шевелил босыми
пальцами. Землянин обошел машину кругом и отпер багажник: там важно
топорщился чемодан. Бемиш раскрыл чемодан: белье и одежда были на месте,
только две рубашки были влажные: видно, их стирали и гладили. Бемиш
вытащил из чемодана кожаные ботинки.
- Держи, - сказал Бемиш, - это тебе подарок. Парень ахнул и взял
ботинки. Бемиш полез в карман, вынул триста местных "единорогов" и
протянул парню.
- За работу.
- Сударь, - сказал парень, - мы ведь только починили колесо. Это стоит
двадцать единорогов.
- Куда ты сейчас едешь? - спросил Бемиш.
- В Синий Лог, это на левом конце деревни.
- Садись, - сказал Бемиш, - я подвезу. Деревня вытянулась вдоль
дороги, как бы между горой и ущельем. В ширину она редко тянула на сотню
метров, а длиной была километров восемь. Парень забился в угол, чуть не
под сиденье, и молчал. Можно было подумать, что он первый раз в жизни
сидит в машине. "Гм, - подумал Бемиш, - впрочем, господин и чужестранец
подвозит его первый раз... Надеюсь, что я не очень роняю честь рода Белого
Кречета".
- Давно Ашидан живет в замке? - спросил Бемиш.
- Второй месяц, господин.
- Он пьет?
- Нет, господин, - испуганно сказал парень.
Бемиш высадил парня у поля, где уже начинали танцевать девушки в синих
и красных юбках, и подошел посмотреть, что росло на поле. Он хотел
спросить, давно ли крестьяне выращивают на своих полях эту штуку, но тут к
нему заспешил староста. Бемиш развернулся и уехал.
Он ехал по предзакатному лесу, пока не нашел хорошей лужайки слева от
дороги. Он въехал на лужайку, заглушил мотор, приподнял капот и воззрился
на двигатель.
Карбюратор был собран, как птичье гнездо, из самых разнообразных
деталей, воздушный фильтр тоже был чужой. Остальное ночные воры из
единственной в селе мастерской поставили, откуда взяли.
Бемиш развернулся и поехал обратно.
Киссур уже спустился во двор, и они вместе облазили замок. Тот был
огромен: стены, как капустные листы, вставали одна за другой.
Замок сидел на самой верхушке скалы, и к нему вела только одна дорога,
с запада. Со всех остальных сторон наружная стена на востоке стояла над
пропастью, и эта пропасть для полноты защиты была гладко стесана, - этакая
ровная, как стекло, стена.
Киссур показал гостю дворик, где убили Канута Кречета, и маленький
замковый сад, под одной из яблонь которого прабабка Киссура согрешила с
крылатым и двухголовым быком. Бемиш сказал Киссуру, что замок могли бы
посещать туристы со всей Галактики.
- Этот замок не годится для туристов, - осклабился Киссур, - он не
предоставляет всех удобств инвалидам, - и ловко протиснулся сквозь узкую и
немыслимо крутую лестницу, змеящуюся вдоль одной из наружных стен.
Вечером в замке царило веселье: конюхи заплетали коням хвосты, из
кладовых тащили старые луки, тисовые, огромные, обмотанные истлевшим
волокном с серебряными надписями. Бемиш заглянул в полутемную конюшню и
замер: Киссур, с холодной усмешкой, прятал в седельную суму тупорылый
черный автомат.
Бемиш ступил внутрь. Киссур опустил плетеную крышку сумки.
- А на кого, - спросил Бемиш, - мы будем завтра охотиться?
- В здешних краях, - сказал Киссур, - издавна охотятся на крупного
зверя: на вепря, на медведя.
На языке у Бемиша завертелось: "Хотел бы я знать, на какого такого
вепря тут издавна охотятся с автоматами", - но Бемиш облизнул губы и
проглотил вопрос.
Они выехали, когда месяц еще не убрался с черного неба, снаряженные
так же, как и восемь, и сто лет назад: на Киссуре были серые замшевые
сапожки, с узором в виде лилий и с высокими красными каблуками, но без
шпор; зеленые штаны и красная куртка, перехваченная тяжелым поясом из
золотых блях: каждая бляха изображала зверя или рыбу. Плащ на Киссуре был
тоже зеленый, с двумя широкими полосами, шитыми золотой сеткой. На плече
висел лук, за спиной - кожаный колчан, из которого торчали перья стрел,
белые, как пенопласт. За поясом - швырковый топорик, у седла - два
ясеневых дротика и меч. Другие господа были одеты так же. Для Киссура это
нельзя было назвать театральным костюмом: он, как и большинство вейцев, и
в столице одевался по-старому, а уж широкое ожерелье из нефритовых
пластинок, оправленных в золотое плетенье с изображениями кречетов, носил
почти всегда. А Бемиш, - Бемиш точно понял, что в своем охотничьем
прорезиненном комбинезоне разгневает здешних диких богов и они оставят его
без подопечной им дичи, и теперь, в кожаных штанах, расшитых серебром,
чувствовал себя самозванцем.
Выезжая, Киссур бросил на алтарь у ворот кусок свежего, мяса и
постучал по камню обнаженным мечом, чтобы привлечь внимание бога.
Бемиш с интересом поглядел на меч: очень тяжелый и длинный, с
трехгранным лезвием и каким-то узором, кажется, бегущими лошадями, по
ребру. Рукоять была из сплетенных змей. Бемиш спросил, зачем им меч, и
Киссур ответил, что без меча боги не посылают удачу: ведь по лезвию меча
идет дорога на тот свет, и по ней уводят и приводят зверей.
Они наблюдали восход с верхушки горы: горный ветер плясал в хвостах их
коней, - говорили, что в древности этот ветер покрывал кобылиц, - черные с
белым пятном кони рождались от этого ветра, и под копытами изредка
похрустывали ракушки, напоминание о море, бывшем здесь миллионы лет назад.
Потом Киссур углядел оленя, тоже вздумавшего полюбоваться рассветом;
спустили собак, поскакали следом.
Господ было пятеро - Киссур, Ашидан, Ханадар Сушеный Финик, Алдон и
Бемиш, еще было восемь собак и трое слуг - они выгнали оленя прямо на
Киссура, и тот, расширив глаза и дико закричав, метнул копье, поданное
одним из слуг. Крашенное желтым, с зеленой шишкой на конце, копье пробило
оленя почти насквозь легче, чем оно пробивало старый клен в столичной
усадьбе Киссура. Вдруг зашумел лес, полетели листья. Бемишу пришло в
голову или здешние боги подсказали: "Сегодня с Киссуром будет несчастье.
Вчера гора взяла коня, сегодня..."
К полудню Бемиш был пьян от крови: слуги куда-то отстали, он с
Киссуром и Ашаданом выехал на поросшую рыжими цветами полянку. Киссур,
отъехав в другой конец полянки, разглядывал мох на дереве, видимо, гадал.
В этот миг на полянку выскочил медвежонок и, ошалев, полетел вверх по
дереву.
- Не надо, - сказал Киссур брату, - это дурной знак.
Но Ашидан уже натянул лук и выстрелил: медвежонок отцепился от дерева
и упал. Ашидан спрыгнул с седла и побежал к медвежонку. В этот миг кусты
раздвинулись, раздался рев, и на полянку вывалилась огромная, черная с
бурым медведица.
- Ашидан! - заорал Бемиш.
Ашидан обернулся. Медведица поднялась на задние лапы, а юноша стоял
перед ней, растерянный, с обломком стрелы, вытащенным из ее сына.
Бемиш выхватил пистолет. Но раньше, чем он успел поднять руку, Киссур
скатился с мечом с седла и поднырнул медведице под брюхо. Ашидан,
взвизгнув, отскочил в сторону. Бемиш выстрелил. Медведица грузно взмахнула
лапами в воздухе и обрушилась на Киссура. Дернулась и застыла, словно куча
сваленного с самосвала торфа.
Бемиш и Ашидан бросились к медведице.
- Киссур, ты жив?
Никакого ответа.
Бемиш подбежал и стал дергать медведицу за ухо. В эту секунду груда
мертвого, казалось бы, мяса, зашевелилась, и из-под нее выпростался Киссур.
- Черт, - оскалился он, - меч...
Но и меч, когда медведицу перевернули, оказался цел, - он вошел ей в
брюхо чуть не по самую крестовину. Осмотрели морду: пуля пришлась
медведице прямо в глаз.
Да, охота была славная; даже Сушеный Финик, который не умел улыбаться,
визжал и ухал, а потом сел к костру у колен Киссура и запел те свои песни,
которые Бемиш столько раз слышал с магнитофончиков в рабочих бараках, что
уже научился любить.
Обратно ехали, когда уже вечерело. Кони шли по тропинке двое в ряд,
черная жирная земля осыпалась под их копытами, справа темной стеной
вставал лесной склон, слева лохматое солнце садилось за далекие горы,
покрытые сверкающим снегом, словно торт белой глазурью. Птицы вспархивали