выходцев из Степи дошли до франков, а позади тащился, безобразно
растянувшись, огромный обоз с награбленной добычей, припасами.
уже видны их побелевшие от ужаса лица. Эти земляные черви не привыкли, что
сыны степей появляются и исчезают неожиданно, а войско неповоротливых
франков оторвалось чересчур далеко...
повернет, мы уже будем делить добычу, и раздевать захваченных женщин!.. Ура!
грохотом множества сухих копыт. Пригнувшись к конским гривам, степняки
понеслись, как стая летящей саранчи.
что вытянулись длинными нитями. Как заведено у этих франков, управляли
телегами женщины, ибо все мужчины, способные держать в руках оружие,
двигались впереди в огромном войске.
птица, справа и слева мелькали перекошенные в ужасе лица, сзади грохотали
копыта быстрых степных коней.
удальцы на беззащитный обоз. Заблистали сабли, послышались крики. Конь хана
пронесся почти к голове обоза, хан на скаку рубанул пару раз, оба раза
неудачно, сабля натыкалась то ли на оглобли, то ли деревянные стойки
телег...
удила, едва не разрывая рот, на телегах женщины внезапно обнажили мечи и со
страшными криками, леденящими душу, набросились на всадников. Другие же
умело и с неженской силой били копьями. Всадники падали под копыта, на
телегах из-под пухлых мешков выскакивали мужчины в доспехах, с мечами и
копьями, лица рассвирепевшие и ликующие...
плотно, погибнет всякий, кто ворвался так неосторожно! Он закричал, срывая
голос:
Хан умер от дикой боли, но перед остановившимися глазами все еще была
страшная картина гибели. Его крика в шуме битвы никто не услышал...
клиньями охватили место схватки, а лишь затем ринулись в сечу. Пешие воины
бежали со всех ног. В руках угрожающе блестели мечи.
части, зажатые со всех сторон всадниками и пешими копейщиками, пали все до
единого человека.
отшвырнул женское платье. Голос его был полон ярости:
рук, загалдели, начали разворачивать коней, понеслись в ту сторону, откуда
явились конные степняки.
Глаза горели свирепой радостью. У толстухи под женскими одеждами
обнаружились крепкие латы, Фарамунд прорычал:
обозу воины сбрасывали женскую одежду, превращаясь в лучших из лучших
воинов, самых сильных и мужественных, в то время как в коннице и пешем
воинстве были, как выразился Громыхало, "всякие хроменькие".
степняков, где едут женщины и непригодные для сражений мужчины, где
богатейшая добыча, собранная со всех захваченных городов, покоренных племен.
А еще дальше пыльное облако, растянувшееся до горизонта, выдавало несметный
табун коней, без которых степняки не мыслят жизни.
Громыхало и Вехульд сбивались с ног, но помешать не могли. Все знали, что
рекс снова впал в апатию, ничего не видит и не слышит, губы его шевелятся,
словно непрестанно творит молитву, а если прислушаться, то он постоянно
повторяет одно и то же имя.
женщин и детей, что переполняли обоз. Всех заставили лечь, а затем разбили
головы дубинами и молотами. Сумерки наступали быстро, и широкие лужи крови
казались совсем черными.
слезы. Сны в последнее время почему-то не помнил, но оставалось ощущение,
что общался с нею, что она его ждет, что видит каждый его шаг, и когда
раскрывал глаза, снова хотелось плотно зажмуриться и умереть, исчезнуть,
уйти в тот мир, где сейчас эта частичка его души...
россыпь костров полетели веточки. Взметнулись оранжевые языки, при свете
было видно, как воины расхватывают оружие, бегут через чащу на простор
большой поляны, где проснулись и зафыркали кони.
братья Тронт и Агахильд. Лица у обоих настолько встревоженные, что Фарамунд
невольно оглянулся: не напали ли на лагерь враги, а его не решаются
побеспокоить? Потом понял, что это они просто увидели дорожки слез на его
щеках.
Окрестные села прокормят всех... Громыхало! Где Громыхало?
в глаза. Из ряда особенно выпячивался вперед молодой Декур. Он очень
гордился щитом, который ему делали лучшие оружейники, а украшали затейливыми
полосами, после чего еще и набили серебряные бляхи. Фарамунд обронил
достаточно громко, чтобы это услышали другие и разнесли по всему войску:
товарищей. Понимал краешком сознания, что отныне тот вообще забросит щит, а
в бой будет ходить с открытой грудью, но только сознание жило, а в груди
была черная пустота, где не зажигалось ни единой звезды...
дюжиной героев пустился напрямик. Горячие кони понесли вскачь без понукания,
за ночь отдохнули и набрались сил, да и всадники весело переговаривались,
только сам рекс покачивался в седле мрачный, как обросший мхом валун в
темном лесу.
Опять болото! Вся Европа все еще гигантское болото, медленно уступающее
место дремучему лесу. Правда, леса высушивают мощно, корни сосут из земли
воду мощно, словно из реки пьют... эти огромные животные... которые... В
черепе мелькнул образ странного зверя, впятеро более огромного, чем самый
огромный лось, хотя такое невозможно, но тут же исчез, только в душе
осталась легкая горечь потери какого-то красочного мира, яркого, солнечного
и настолько сухого, что там о подобном гнилом болоте мечтают, как о райском
уголке...
полумраке леса их гладкие бока тускло блестели, похожие на стертые руками
менял золотые монеты.
соблазнил, ехали сзади, негромко переговаривались. Вперед попеременно
выезжали молодые всадники на легких конях, искали пути. Хотя о завалах,
тупиках сообщали заблаговременно, но иногда и те лесные тропки, что казались
проходимыми, заводили в тупик. Приходилось ломиться через кусты, слезать и
тащить коней под уздцы.
стволах. Фарамунд двигался в этом теле, которое и без него знало, что
делать, а в черепе возникали сцены, как он обустраивает для Лютеции их бург,
как открываются городские врата, он выезжает, а она машет вслед платочком из
высокой каменной башни...
пустили коней вперед. Тронт и Агахильд переглянулись, выдвинулись на
полкорпуса, готовые закрыть рекса своими телами.
Дальше простиралось унылое безнадежное болото, уже умирающее, кое-где даже
торчали одинокие деревца, жалкие и болезненные, вся поверхность покрыта то
ли густой тиной, то ли уже тонким слоем мха... но коня не выдержит, даже под
человеком прорвется, а бугристые кочки ненадежны...
звуки. Фарамунд взглянул в ту сторону. Кровь застыла в жилах.
Фарамунду почудилось, что это толстый человек с непомерно огромной головой
сидит на коне, но когда тот выдвинулся весь, Фарамунд невольно ахнул.
Великан ростом вдвое выше любого из них, даже над всадником возвышался бы
головой и даже плечами! К тому же шире втрое, а на покрывало на его плечах
ушли шкуры с десятка матерых лосей.
сдирая покров мха. Топь достигала ему только до колен. Завидев людей, он
медленно повернул к ним массивную голову. На Фарамунда взглянуло страшное
Лукьяненко Сергей
Куликов Роман
Суворов Виктор
Андреев Николай
Елманов Валерий
Херберт Фрэнк