освободил я рабов в Анже, в Руэрге, в Гаскони и в сенешальствах
Каркассоннском и Тулузском..." Следовало бы освободить всех рабов во всем
государстве... Если бы этого крестьянина учили с малых лет, он мог бы стать
прево или капитаном в городе и служил бы лучше, чем очень многие".
лугах, обо всех Жанах-Луи и всех Жаках с полей, хуторов и сел и подумал,
что, если дети их выйдут из рабского состояния, какой мощный людской резерв
получит королевство, сколько вольется в него новой силы. "Непременно издам
указ об отмене рабства и в других округах".
навязчивые мысли, которые не покидали его со дня смерти папы и Ногарэ. Ему
показалось, что Господь Бог избрал одного из малых сил, дабы устами его,
последнего человека в государстве, одобрить труды короля.
своего Ломбардца.
к земле. Значит, король не заблудился вовсе, а заблудились остальные
участники охоты; и Филипп Красивый почувствовал мальчишескую радость при
мысли, что один вместе с любимой своей борзой нагонит и убьет десятилетка.
неслись они через поля и долины, прыгали с откосов, с ходу брали
препятствия. Королю стало жарко, обильный пот струился вдоль спины.
со всех ног.
заходи!
песочно-желтым брюхом. Бежал олень уже не так легко, как в начале охоты;
теперь он передвигался с трудом, то и дело останавливался, оглядывался на
преследователей и тяжело прыгал вперед. Он направлялся к пруду, о котором
говорил крестьянин. Он бежал к воде, к той самой гибельной для загнанных
животных воде, которая коварно сковывает все их члены и откуда им уже не
выбраться живыми.
продвигался вперед. Все участники этой бешеной гонки: король, его конь, его
собака и олень - совсем выбились из сил.
временами на них что-то блестело, потом гасло. Не мог же в самом деле этот
десятилеток оказаться волшебным оленем, о котором рассказывают в сказках, но
которого никто никогда еще не видел своими глазами, вроде знаменитого оленя
святого Губерта с золотым крестом на лбу! Тот, что бежал перед королем, был
обыкновенный загнанный олень, он даже не старался провести охотника, а несся
куда-то, гонимый страхом, прямо через поля, и скоро он так ослабеет, что не
сможет бежать.
Но почти тут же король услышал голос своей борзой; теперь она, как и все
собаки, когда они загонят оленя, лаяла громче, заливистее, яростнее и
тревожнее.
солнечные лучи, окрашивавшие хрустящий под конским копытом снег в розоватые
тона.
Ломбардец по-прежнему надрывался. Огромный олень был здесь, он стоял,
прислонясь к дереву, и готовился дорого продать свою жизнь; он низко опустил
голову, и морда его почти касалась земли; от его густой шерсти валил пар.
Между мощными рогами блестел крест величиной с запрестольный крест. Этот
мираж длился меньше секунды, ибо тут же оцепенение, охватившее короля,
сменилось ужасом: он почувствовал, что не владеет больше своим телом. Он
хотел сойти с коня, но ступня застыла в стремени; ноги, сжимавшие бока
лошади, окаменели. Тогда в страхе он хотел схватить рог и позвать на помощь,
но где он, рог? Рога не было, и король не знал, куда он делся, и руки его,
из которых выпали поводья, не повиновались. Он попытался крикнуть, но с его
губ не сорвалось ни звука.
глазами на этого всадника, который нес ему смерть и вдруг застыл на месте. В
его раскидистых рогах снова блеснул крест. Король глядел на эти деревья,
внезапно переставшие быть деревьями, на непохожую на себя землю, на весь
этот неузнаваемый мир. Что-то вспыхнуло на мгновение в его мозгу, а затем
надвинулась сплошная черная мгла.
увидели тело Филиппа, недвижно лежавшее на земле возле коня. Ломбардец
по-прежнему яростно лаял на оленя-одинца, в раскидистых рогах которого
застряли две сухие ветки, - он, очевидно, подцепил их, когда бежал по
мелколесью, они-то и образовывали крест, а покрывавший их иней ослепительно
сиял на солнце. Но сейчас охотникам было не до оленя; пока доезжачие
собирали собак, олень, передохнувший за это время, пустился бежать. Вслед
ему бросились только две-три особенно разъярившиеся собаки, которые так и
будут носиться за ним до ночи или же загонят его в пруд, где суждено
погибнуть королевскому десятилетку.
государь еще дышит, он воскликнул:
меча, смастерили носилки, на которые и уложили короля. А он по-прежнему не
шевелился, но затем его вырвало и пронесло, как утку, которую душат. Его
остекленевшие глаза смотрели из-под полуопущенных век. Что сталось с этим
силачом, который, бывало, пригибал к земле двух человек в полном воинском
облачении, надавив им на плечи?
вызванные лекари пустили королю кровь.
помолиться, бросился за распятием.
где впервые увидел свет. Придворные не преминули по этому случаю вспомнить
папу Климента V, который, почуяв приближение смерти, пожелал вернуться в
Кагор и умер в дороге.
следующий же день его перенесли на большую плоскодонную лодку, и она поплыла
вниз по Уазе. Приближенные короля, его слуги и лучники из охраны следовали в
других лодках или двигались берегом в конном строю. Новость уже разнеслась
по всем округам, и, когда печальная процессия проплывала мимо прибрежных
деревень, отовсюду сбегались жители поглазеть на Филиппа, на эту огромную
поверженную статую. Крестьяне, работавшие на полях, поспешно сдергивали
шапки, как во время крестного хода. В каждом селе лучников посылали за
топливом, чтобы хоть немного обогреть больного короля, и они приносили в
огромных лоханях горящие угли. А королевскому взору представало серое-серое
небо, по которому шли тяжелые тучи, грозившие просыпаться снегом.
явился приветствовать короля, бескровное лицо которого напоминало лицо
покойника. На его приветствие король ответил легким движением ресниц.
красноватый дрожащий свет падал на окрестные берега, и казалось, это горят в
ночи траурные факелы.
перенесли в замок, где родился его дед Людовик Святой. Монахи-доминиканцы и
две покровительствующие королям обители возносили моления о здравии Филиппа.
оправился. К нему вернулась речь. Он уже мог вставать, однако в движениях
осталась скованность и затрудненность. Он по-прежнему настаивал на переезде
в Фонтенбло - это желание стало у него навязчивой идеей, и, победив слабость
огромным усилием воли, король потребовал, чтобы ему подали коня. Так он
осторожно доехал до Эссона, но тут, как ни напрягал силы, пришлось сдаться:
королевская плоть перестала повиноваться королевской воле. Дальнейший путь
он проделал на носилках. Выпавший снег заглушал стук лошадиных копыт.
Высланные вперед конные гонцы передали приказ развести огонь во всех покоях
замка. Вскоре сюда прибыл почти весь двор, опередив короля, а сам он, едва
переступив порог опочивальни, пробормотал:
Глава 9
ТЕНЬ ПРОСТЕРЛАСЬ НАД КОРОЛЕВСТВОМ
мыслей и чувств и нигде не находил просвета. Так продолжалось около двух
недель. Временами прежний Филипп воскресал в нем - деятельный, вникавший во
все дела королевства, - в такие часы он требовал счета и внимательно
просматривал их, настаивал властно и нетерпеливо на том, чтобы все ордонансы
и письма приносились ему на подпись. Никогда еще он так не упивался
процедурой подписывания бумаг. Иной раз, неожиданно для окружающих, Филипп
впадал в странное оцепенение: в такие минуты он почти переставал говорить
или бросал короткие, не относящиеся к делу слова. Он часто проводил по
влажному лбу рукой с негнущимися пальцами.
просто был уже вне этого мира.
Афанасьев Роман
Круз Андрей
Конан-Дойль Артур
Суворов Виктор
Посняков Андрей
Шилова Юлия