перь обидеть Татьяну Ивановну, о! тогда... Ну, да уж нечего!.. для Ми-
зинчикова тоже надо что-нибудь сделать.
нельзя не уважать и не сострадать ей.
вот, например, Коровкин, ведь ты уж, наверно, смеешься над ним, - приба-
вил он, с робостью заглядывая мне в лицо, - и все мы давеча смеялись над
ним. А ведь это, может быть, непростительно... ведь это, может быть,
превосходнейший, добрейший человек, но судьба... испытал несчастья... Ты
не веришь, а это, может быть, истинно так.
еще сохраниться высочайшие человеческие чувства; что неисследима глубина
души человеческой; что нельзя презирать падших, а, напротив, должно
отыскивать и восстановлять; что неверна общепринятая мерка добра и
нравственности и проч. и проч., - словом, я воспламенился и рассказал
даже о натуральной школе; в заключение же прочел стихи:
нимаешь меня и еще лучше меня рассказал все, что я сам хотел было выра-
зить. Так, так! Господи! почему это зол человек? почему я так часто бы-
ваю зол, когда так хорошо, так прекрасно быть добрым? Вот и Настя то же
самое сейчас говорила... Но посмотри, однако ж, какое здесь славное мес-
то, - прибавил он, оглядываясь вокруг себя, - какая природа! какая кар-
тина! Экое дерево! посмотри: в обхват человеческий! Какой сок, какие
листья! какое солнце! как после грозы-то все вокруг повеселело, обмы-
лось!.. Ведь подумаешь, что и деревья понимают тоже что-нибудь про себя,
чувствуют и наслаждаются жизнью... Неужели ж нет - а? как ты думаешь?
должен хорошо помнить весь этот сад, Сережа: как ты тут играл и бегал,
когда был маленький! Я ведь помню, когда ты был маленький, - прибавил
он, смотря на меня с неизъяснимым выражением любви и счастья. - Тебе
только к пруду не позволяли ходить одному. А помнишь, один раз, вечером,
Катя-покойница подозвала тебя и стала тебя ласкать... Ты все бегал в са-
ду перед этим и весь разрумянился; волоски у тебя такие светленькие, в
кудряшках... Она ими играла-играла, да и сказала: "Это хорошо, что ты
его, сиротку, к нам взял". Помнишь иль нет?
углу и трубку курил да на вас смотрел... Я, Сережа, каждый месяц к ней
на могилу, в город, езжу, - прибавил он пониженным голосом, в котором
слышались дрожание и подавляемые слезы. - Я об этом сейчас Насте гово-
рил: она сказала, что мы оба вместе будем к ней ездить...
тел спросить... Я ему, Сережа, велел там наблюдать, Коровкина-то. - В
чем дело, Видоплясов?
упомянуть-с насчет моей просьбы-с и обещать мне ваше высокое заступление
от ежедневных обид-с.
рушением дядя. - Ну, какие тебе могут быть обиды? Ведь ты просто с ума
сойдешь, в желтом доме жизнь кончишь!
обиду тебе, а в пользу. Ну какие там у тебя обиды? Бьюсь об заклад, ка-
кая-нибудь дрянь?
нию страдать пошел-с. Известно-с, что все отличительные люди-с, кто сыз-
малетства еще меня видел, говорили, что я совсем на иностранца похож,
преимущественно чертами лица-с. Что же, сударь? Из-за этого мне теперь и
проходу нет-с. Как только я мимо иду-с, все мне следом кричат всякие
дурные слова-с; даже ребятишки маленькие-с, которых надо прежде всего
розгами высечь-с, и те кричат-с... Вот и теперь, когда я сюда шел, кри-
чали-с... Мочи нет-с. Защитите, сударь, вашим покровом-с!
кую-нибудь, на которую не надо и внимания обращать.
пройди.
ему житья нет в здешнем доме. Отправьте его, хоть на время, В Москву, к
тому каллиграфу. Ведь он, вы говорили, у каллиграфа какого-то жил.
собственность-с, за что, несмотря на весь их талант, были посажены в
острог-с, где безвозвратно погибли-с.
ру и улажу, - сказал дядя, -обещаю тебе! Ну что Коровкин? спит?
жить-с.
вспомнили весь процесс, так тотчас же ударили себя по голове и закричали
благим матом-с...
Кричали: как они представятся теперь прекрасному полу-с? а потом приба-
вили: "Я не достоин рода человеческого!" - и все так жалостно говори-
ли-с, в отборных словах-с.