Ринггольдом? Из-за какой-то чепухи! Из-за негодницы индианки!
Почему я так близко принял к сердцу все, что говорилось об этой
девушке? Ведь то, что сказал о ней Ринггольд, может быть и
правдой. Мне следовало вести себя более благоразумно.
деле, но не знала, кто была красавица-индианка. Ей не
приходилось раньше слышать имя Маюми. Поэтому я довольно
спокойно выслушал ее язвительные замечания. Раздраженный
упреками матери, я несколько раз собирался рассказать ей о
причинах дуэли, но пока воздерживался. Она все равно бы мне не
поверила.
произошли большие перемены. Отец его умер в ту самую минуту,
когда в приступе ярости наказывал одного из рабов. У старика
произошло кровоизлияние, и он упал на месте, как будто над ним
свершился божий суд. Аренс был теперь единственным наследником
большого состояния, неправедно нажитого: это была плантация с
тремястами рабов. Тем не менее говорили, что теперь он стал еще
скупее. Как и старый Ринггольд, он поставил себе целью быть
властителем всех и всего в окрестности, стать крупным магнатом.
перевязанной рукой, гордясь тем, что дрался на дуэли. Так, по
крайней мере, рассказывали люди. Однако те, кто знал, как
окончилось дело, считали, что у него нет особых оснований
хвастаться этой дуэлью.
нашей семье. Мне говорили, что он часто бывал у нас и его даже
считали женихом Виргинии. С того времени, как возросли его
богатство и влияние, моя тщеславная мать стала относиться к
нему еще благосклоннее. Я наблюдал за всем этим с глубоким
сожалением.
отношениях между нами постепенно исчезали прежняя искренность и
теплота. Мне очень не хватало моего доброго, благородного отца.
Мать держалась со мной надменно и холодно, как будто считала,
что я непослушный и непочтительный сын. Дядя, ее брат, во всем
следовал ее примеру, и даже любимая сестра иногда казалась мне
чужой.
как можно меньше бывать дома. Большую часть дня я проводил с
Галлахером, который, конечно, гостил у меня, пока мы находились
в Суони. У нас было довольно много дел в связи с нашей
командировкой, а в свободное время мы развлекались охотой на
оленей и лисиц. Правда, охота не доставляла мне теперь такого
удовольствия, как прежде, да и Галлахер уже, видимо, не так
увлекался ею.
Нам было поручено не столько набрать добровольцев, сколько
наладить занятия с записавшимися и "подготовить их к службе".
Отряд добровольцев уже сформировался. Они выбрали себе офицеров
из тех лиц, которые раньше служили в армии. На нашей
обязанности было обучать их и следить за порядком в отряде.
Там и происходило обучение.
населения -- мелким плантаторам и скваттерам, которые жили на
окраинах болот и едва сводили концы с концами, существуя на
скромный заработок, добываемый ими с помощью топоров и
винтовок. Среди них был и старый Хикмэн. Я удивился, узнав, что
в отряд записались такие "достойные личности", как Спенс и
Уильямс. Последних двух я решил взять под особое наблюдение, но
держаться от них подальше.
Угроза войны нависла над всеми и объединила всех. Офицерами
были обычно богатые и влиятельные плантаторы. Впрочем, в
результате столь демократических выборов среди офицеров
оказались и такие, которые были слабо подготовлены к тому,
чтобы носить эполеты. Некоторые из этих джентльменов были в
более высоких чинах, чем я и Галлахер. Полковников и майоров
оказалось почти столько же, сколько и простых солдат. Но все
они были обязаны подчиняться нам. В военное время часто
случается, что лейтенант регулярной армии или даже младший
офицер оказывается начальником полковника народного ополчения.
Среди них встречались очень своеобразные люди, которые раньше
"тянули лямку" в Уэст-Пойнте или имели за плечами месяцы
военной службы под начальством "старого Хикори". Они считали
себя специалистами в военном искусстве. И с ними было не так-то
легко иметь дело. По временам Галлахеру приходилось призывать
на помощь всю свою волю, чтобы доказать, что командует в Суони
именно он. Репутация моего друга -- отчаянного рубаки и
дуэлиста -- так же утверждала его авторитет, как и поручение,
которое он привез с собой из главного штаба.
мирно. Большинство из них стремились изучить военное дело и
охотно подчинялись нашим указаниям. В шампанском, виски и
сигарах недостатка не было, многие окрестные плантаторы
оказались очень гостеприимными хозяевами. И если бы мы с
Галлахером были склонны к развлечениям и выпивке, то, пожалуй,
нигде бы не нашли лучших условий. Но мы не слишком поддавались
таким соблазнам и благодаря этому пользовались уважением, что
значительно облегчало нам исполнение наших обязанностей. Вообще
нашу новую жизнь нельзя было бы назвать неприятной, если бы...
не мои домашние нелады. Мой дом теперь -- тут-то и была вся
беда! -- уже больше не был для меня родным домом.
поведении Галлахера; это относилось не ко мне и не к матери, а
к Виргинии.
объяснения с ней; ее отношение к нему тоже изменилось.
задушевная дружба воскресла. Они снова вместе играли, пели,
смеялись, читали книжки и болтали о пустяках, как и раньше.
друг и, конечно, не может испытывать такие же чувства, как
брат. Что ему за дело до того, с кем она тайно встречается?
Какое ему дело до того, что Виргиния поступает вразрез с
нормами общепринятого поведения? Ему приятно ее общество, ее
милое обращение заставило его отбросить все подозрения, и
поэтому он забыл, простил или нашел какое-нибудь подходящее
объяснение ее поведению". Мне казалось, что он стал более
холоден со мной, тогда как ей полностью вернул свое доверие и
дружбу.
семейном кругу, а потом просто стал в тупик. Я был слишком горд
и слишком уязвлен, чтобы потребовать у Галлахера объяснений, а
сам он не считал нужным объясниться со мной, и я вынужден был
оставаться в неведении. Я заметил, что и мать удивлена такой
переменой и относится к ней несколько подозрительно. Я понимал
ее. Она боялась, как бы блестящий военный, который, впрочем, не
имел никакого состояния, кроме своего офицерского жалованья, не
увлек Виргинию. А вдруг она изберет его себе в мужья! Конечно,
мать мечтала о совсем другом муже для Виргинии. Она не могла
спокойно примириться с тем, что ее дочь избрала себе такую
судьбу, и ревнивым оком взирала на близость молодых людей.
основательными, и счастлив, если бы сестра остановила свой
выбор на моем друге. Я был бы рад, если бы мой друг назвал меня
братом, и не возражал бы против их брака, хотя у Галлахера и не
было состояния.
нечто большее, чем старая дружба. Любовь проявляется совсем
иначе. Если речь шла о капитане Галлахере, то я мог заверить
мать, что ей не о чем беспокоиться.
Галлахер почти не расставался с сестрой: они вместе проводили
половину дня и засиживались до поздней ночи, вместе ездили в
лес и надолго куда-то исчезали из дому. Я заметил, что мой
товарищ все больше стал тяготиться моим обществом. Удивительнее
всего то, что и охота больше не увлекала его. Он стал
пренебрегать службой, и если бы "лейтенант" не лез из кожи, то
вряд ли наш отряд чему-нибудь бы научился.
не было, он становился задумчивым. Все теперь было по-иному. Он
действительно походил на влюбленного. Он вздрагивал, когда
слышал ее голос. Он жадно ловил каждое ее слово, и его глаза
блистали восторгом, когда она входила в комнату. Раз или два я
заметил, что он смотрел на нее такими глазами, в которых
Сертаков Виталий
Корнев Павел
Прозоров Александр
Бажанов Олег
Фазиль Искандер
Володихин Дмитрий