- Мне, - говорит, - в той же стороне работа, провожу до места.
Шли шли. Таютке тоскливо стало, она и давай спрашивать отца:
- Тятя, мы куда пошли? К Хозяйке в гости?
Гаврило вздохнул и говорит:
- Как придется. Может, и попадем. Таютка опять:
- Она далеко живет?
Гаврило, конечно, молчит, не знает, что сказать, а Полукарпыч и говорит:
- В горе-то у ней во всяком месте дверки есть, да только нам не видно.
- А она сердитая? - спрашивает опять Таютка, а Полукарпыч и давай тут
насказывать про Хозяйку, ровно он ей родня либо свойственник. И такая, и
сякая, немазаная-сухая. Платье зеленое, коса черная, в одной руке каелка
махонькая, в другой цветок. И горит этот цветок, как хорошая охапка смолья,
а дыму нет. Кто Хозяйке поглянется, тому она этот цветок и отдаст, а у
самой сейчас же в руке другой появится.
Таютке это любопытно. Она и говорит:
- Вот бы мне такой цветочек! Старичонко и на это согласен:
- А что ты думаешь? Может, и отдаст, коли пугаться да реветь не будешь.
Очень даже просто.
Так и заговорил ребенка. Таютка только о том и думает, как бы поскорее
Хозяйку поглядеть да цветочек получить. Говорит старику-то:
- Дедо, я ни за что, ну вот ни за что не испугаюсь и реветь не буду.
Вот пришли к новым перекладам. Верно, крепь надежная поставлена, и смолье
тут наготовлено. Ганя со стариком занялись смолье разжигать. Дело, видишь,
такое - осветиться хорошенько надо, одних блендочек мало, а огонь развести
в таком месте тоже без оглядки нельзя.
Пока они тут место подходящее для огнища устроили да с разжогом возились,
Таютка стоит да оглядывает кругом, нет ли тут дверки, чтоб к Хозяйке горы в
гости пойти.
Глазенки, известно, молодые, вострые. Таютка и углядела ими - в одном
месте, невысоко от земли, вроде ямки кругленькой, а в ямке что-то блестит.
Таютка, не того слова, подобралась к тому месту да и поглядела в ямку, а
ничего нет. Тогда она давай пальчишком щупать. Чует - гладко, а края
отстают, как старая замазка. Таютка и давай то место расколупывать,
дескать, пошире ямку сделаю. Живо очистила место с банное окошечко да тут и
заревела во всю голову.
- Тятя, дедо! Большой парень из горы царапается!
Гаврило со стариком подбежали, видят - как зеркало в породу вдавлено,
шатром глядит и до того человека большим кажет, что и признать нельзя.
Сперва-то они и сами испугались, потом поняли, и старик стал над Таюткой
подсмеиваться:
- Наш Натал Гаврилыч себя не признал! Гляди-ко, - я нисколь не боюсь того
вон старика, даром что он такой большой. Что хочешь заставлю его сделать.
Потяну за нос - он себя потянет, дерну за бороду - он тоже. Гляди: я
высунул язык, и он свой ротище раззявил и язык выкатил! Как бревно!
Таютка поглядела из-за дедушкина плеча. Точно - это он и есть, только
сильно большой. Забавно ей показалось, как дедушка дразнится. Сама вперед
высунулась и тоже давай всяки штуки строить.
Скоро ей охота стала на свои ноги посмотреть, пониже, значит, зеркало
спустить. Она и начала с нижнего конца руду отколупывать. Отец с
Полукарпычем глядят - руда под Таюткиными ручонками так книзу и поползла,
мелкими камешками под ноги сыплется. Испугались: думали - обвал. Ганя
подхватил Таютку на руки, отбежал подальше да и говорит:
- Посиди тут. Мы с дедушкой место очистим. Тогда тебя позовем. Без зову,
смотри, не ходи - осержусь!
Таютке горько показалось, что не дали перед зеркалом позабавиться.
Накуксилась маленько, губенки надула, а не заревела. Знала, поди-ко, что
большим на работе мешать нельзя. Сидит, нахохлилась да от скуки перебирает
камешки, какие под руку пришлись. Тут и попался ей один занятный. Величиной
с ладошку. Исподка у него руда рудой, а повернешь - там вроде маленькой
чашечки либо блюдца. Гладко-гладко выкатано и блестит, а на закрайках как
листочки прилипли. А пуще того занятно, что из этой чашечки на Таютку тот
же большой парень глядит. Таютка и занялась этой игрушкой.
А тем временем отец со стариком в забое старались. Сперва-то сторожились, а
потом на-машок у них работа пошла. Подведут каелки от гладкого места, да и
отворачивают породу, а она сыплется мелким куском. Верхушка только
потруднее пришлась... Высоко, да и боязно, как бы порода большими кусками
не посыпалась. Старик велел Гане у забоя стоять, чтоб Таютка на ту пору не
подошла, а сам взмостился на чурбаках и живой рукой верх очистил. И вышло у
них в забое, как большая чаша внаклон поставлена, а кругом порода узором
легла и до того крепкая, что каелка ее не берет.
Старик, для верности, и по самой чаше не раз каелкой стукал. Сперва по низу
да с оглядкой, а потом начал базгать со всего плеча да еще приговаривает:
- Дай-ко хвачу по носу старика - пусть на меня не замахивается!
Хлестал-хлестал, чаша гудит, как литая медь, а от каелки даже малой чатинки
не остается. Тут оба уверились - крепко. Побежал отец за Таюткой. Она
пришла, поглядела и говорит:
- У меня такое есть! - и показывает свой камешок. Большие видят, - верно,
на камешке чаша и весь ободок из точки в точку. Ну, все как есть - только
маленькое. Старик тут и говорит:
- Это, Таютка, тебе Хозяйка горы, может, на забаву, а может, и на счастье
дала.
- Нет, дедо, я сама нашла. Гаврило тоже посомневался:
- Мало ли какой случай бывает.
На спор у них дело пошло. Стали в том месте, где Таютка сидела, все камешки
перебирать. Даже сходства не обозначилось. Тогда старик и говорит:
- Вот видите, какой камешок! Другого такого в жизнь не найти! Береги его,
Таютка, и никому не показывай, а то узнает начальство - отберут.
Таютка от таких слов голосом закричала:
- Не отдам! Никому не отдам! А сама поскорее камешок за пазуху и ручонкой
прижала, - дескать, так-то надежнее.
К вечеру по руднику слух прошел:
- Обошлось у Гани по-хорошему. Вдвоем с Полукарпычем они гору руды набили
да еще зеркало вырыли. Цельное, без единой чатинки, и ободок узорчатый.
Всякому, конечно, любопытно. Как к подъему объявили, народ и кинулся сперва
поглядеть. Прибежали, видят - верно, над забоем зеркало наклонилось, и
кругом из породы явственно рама обозначилась, как руками высечена. Зеркало
не доской, а чашей: в середине поглубже, а по краям на нет сошло. Кто
поближе подойдет, тот и шарахнется сперва, а потом засмеется. Зеркало-то,
видишь, человека вовсе несообразно кажет. Нос с большой угор, волос на
усах, как дрова разбросали. Даже глядеть страшно, и смешно тоже. Народу тут
и набилось густо. Старики, понятно, оговаривают: не до смеху, дескать, тут
дело вовсе сурьезное. А молодых разве угомонишь, коли на них смех напал.
Шум подняли, друг над дружкой подшучивают. Таютку кто-то подтащил к самому
зеркалу да и кричит:
- Это вот тот большой парень зеркало открыл!
Другие отзываются:
- И впрямь так! Не будь Таютки, не смеяться бы тут. Таюткино зеркало и есть!
А Таютка помалкивает да ручонкой крепче свое маленькое зеркальце прижимает.