вере в факты, цифры, тому, как тот любовно поглаживает графики,
вычерченные умелой рукой, верит каждому изгибу, вкусно показывает...
Не то, что Марк - мимоходом, стесняясь - кривули на клочках, может
так, может наоборот...
- И что?
- Я обычный маленький пачкун, к тому же старый и неисправимый.
Аркадий сказал это спокойно, даже без горечи в голосе.
- Так и сказал? - изумился Марк.
- Он мне все объяснил. Никаких чудес. Наука защитила свои устои от
маленького грязнули. А так убедительно было, черт! Оказывается,
проволочка устала.
- Марат технарь, пусть мастер, но страшно узкий. Спросите его об
общих делах, он даже не мычит, он дебил! - Марк должен был
поддержать Аркадия. - К тому же, каждый день под градусом.
- Он уже год как "завязал", строгает диссертацию, хочет жениться. Не
спорьте, я пачкун. Может, все мы такие - мечтатели, бездельники и
пачкуны... Но это меня не утешает. Ладно, давайте пить чай. Хату я
вам завещаю.
Аркадий заварил не жалея, чай вязал рот. - Я понял, - с непонятным
воодушевлением говорил он, - всю жизнь пролежал в окопе, как солдат,
а оказалось - канава, рядом тракт, голоса, мир, кто-то катит по
асфальту, весело там, смешно... Убил полвека, десятилетия жил
бесполезно... К тому же от меня не останется ни строчки! Что же это
все было, зачем? Я не оправдываюсь, не нуждаюсь в утешении, нет...
но как объяснить назначение устройства, износившегося от бесплодных
усилий?!.. Возможно, если есть Он, то Им движет стремление придать
всей системе дополнительную устойчивость путем многократного
дублирования частей? То есть, я - своего рода запасная часть. К
примеру, я и Глеб. Не Глеб, так я, не я, так он... Какова
кровожадность, вот сво-о-лочь! Какая такая великая цель! По образу и
подобию, видите ли... Сплошное лицемерие! А ведь говорил... или
ученики наврали?.. - что смысл в любви ко всем нам... Мой смысл был
в любви к истине. Вам, конечно, знакомо это неуемное тянущее под
ложечкой чувство - недостаточности, незаполненности, недотянутости
какой-то, когда ворочается червь познания, он ненасытен, этот
червяк... А истина ко мне даже не прикоснулась! Она объективная,
говорите, она общая, незыблемая, несомненная для всех? Пусть
растакая, а мне не нужна! Жизнь-то моя не общая! Не объективная!
Кому она понятна, кроме меня, и то... Из тюремной пыли соткана, из
подозрений, страстей, заблуждений... еще несколько мгновений... И
все?.. Нет, это удивительно! Я ничего не понял, вот сижу и вижу -
ну, ничегошеньки! - Аркадий всплеснул руками, чувство юмора
вернулось к нему. - Зачем Богу такие неудачники! Я давно-о-о
догадывался - он или бессердечный злодей, или не всесилен, его
действия ошибками пестрят.
7
Марк слушал, и думал о своем. Ему ясно было, что он погибает, вместе
с этим беднягой, ничуть не лучше его... лишается уважения тех
немногих, кто стоял за спиной, к кому он обращался в трудные минуты
- мать, Мартин... Он становится никем, теряет облик, расплывается
туманным пятном - и вынужден искать новую опору, уже ни на кого не
полагаясь, никому не веря...
- Как выпал в первый раз этот чертов осадок, я с ума сошел, потерял
бдительность, - с жаром продолжал старик. - Представляете -
прозрачный раствор, и я добавляю... ну, чуть-чуть, и тут, понимаешь,
из ничего... Будто щель в пространстве прорезалась, невидимая - и
посыпался снег, снежок, и это все чистейшие кристаллы, они плывут,
поворачиваются, переливаются... С ума сойти... Что это, что? Откуда
взялось, что там было насыщено-пересыщено, и вдруг разразилось?..
Оказывается, совсем другое вещество, а то, что искал, притеснял
вопросами, припирал к стенке, допрашивал с пристрастием - оно-то
усмехнулось, махнуло хвостиком, уплыло в глубину, снова неуловимо,
снова не знаю, что, где... Кого оно подставило вместо себя
неряшливому глазу? Ошибка, видите ли, в кислотности, проволочка
устала... Тут не ошибка - явление произошло, ну, пусть не то, не то,
сам знаю - не то!
Марк с жалостью воспринимал этот восторженный и безграмотный лепет,
купился старик на известную всем какую-нибудь альдолазу или
нуклеазу, разбираться - время тратить, в его безумном киселе черт
ногу сломит, все на глазок, вприкуску, приглядку... А еще бывший
физик! Не-е-т, это какое-то сумасшествие, лучше бы помидоры
выращивал... "А ты сам-то?.." Он будто проснулся, а вчерашняя беда
не испарилась, подчиняясь детскому желанию, снова здесь... "Я сам-то
кто?.." И вдруг неожиданно для себя сказал:
- Я уезжаю, дней на десять, туда, к себе. Дело есть.
- А-а-а, дело... - Аркадий понимающе кивнул, и снова о своем:
- Я тут же, конечно, решил выбросить все, но к вечеру оклемался,
встряхнулся, как пес после пинка, одумался. Ведь я образованный
физик, какой черт погнал меня в несвойственную мне химию, какие-то
вещества искать в чужой стороне? Взяться без промедления за
квантовую сущность живого! Ну, не квантовую, так полуквантовую, но
достаточно глубокую... Или особую термодинамику, там и конь не
валялся, особенно в вопросах ритмов жизни. Очистить от шульцевских
инсинуаций, по-настоящему вцепиться, а что...
Ничего ты не понял, ужаснулся Марк. Но тут же закивал, поддерживая,
пусть старик потешится планами.
8
- Я вам открою еще одну тайну. Домик первая, теперь вторая. -
Аркадий смешком пытается скрыть волнение. - У меня есть рукопись,
правда, еще не дописал. Когда я... ну, это самое... - старик
хохотнул, таким нелепым ему казалось "это самое", а слово "умру"
напыщенным и чрезмерно громким, как "мое творчество". - Когда меня
не станет, - уточнил он, - возьмите и прочтите.
- Как вы ее назвали? - Марк задал нейтральный вопрос, его тронула
искренность Аркадия.
- Она о заблуждениях. Может, "Энергия заблуждений"?.. Еще не знаю.
Энергия, питающая все лучшее... Об этом кто-то уже говорил... черт,
и плюнуть некуда!.. Я писал о том, что не случилось, что я мог - и
не сотворил.
- Откуда вы знаете?..
- Послушайте, вы, Фома-неверующий... Когда-то старик-священник
рассказал мне историю. Он во время войны служил в своей церкви.
Налетели враги, бомбили, сровняли с землей весь квартал, все
спалили, а церковь устояла. Когда он после службы вышел на улицу, а
он не прервался ни на момент, увидел все эти ямы и пожары вместо
жилищ, то ему совершенно ясно стало, что Бог церковь спас. "Мне
ясно" - говорит, глаза светлые, умные - знает. Тогда я плечами
пожал, а теперь точно также говорю - знаю, сделал бы, если б не
случай. Знаю.
- Аркадий... - хотел что-то сказать Марк, и не смог.
9
Они беседовали до глубокой ночи, погас огонь, покрылись белесой
корочкой угли. Аркадий вовсе развеселился:
- Пора мне здесь огурцы выращивать. Чуть потеплеет, сооружу теплицу,
буду на траве колоть дрова, выращу кучу маленьких котяток - и прости
меня наука. Вот только еще разик соберусь с силами - добью раствор,
там удивительно просто, если принять особую термодинамику; я как-то
набросал на бумажке, надо найти... Может, нет в ней таких красот,
как в идеальных да закрытых системах... Обожаю эти идеальные, и
чтобы никакой открытости! Как эти модные американцы учат нас -
расслабьтесь, говорят... Фиг вам! не расслаблюсь никогда, я запреты
обожаю!.. Шучу, шучу, просто система открыта, через нее поток, вот и
все дела, и как никто не додумался!
Марк слушал эту безответственную болтовню, сквозь шутовство
слышалось ему отчаяние. И, конечно, не обратил внимания на
промелькнувшую фразу про потоки, открытые системы... Лет через
десять вспомнил, и руками развел - Аркадий, откуда?.. целое
направление в науке... Но Аркадия уже не было, и той бумажки его, с
формулами, тоже.
Они оделись, вышли, заперли дверь. Сияла луна, синел снег, чернели
на нем деревья. Аркадий в своем длинном маскхалате шел впереди,
оглянулся - с прозрачным щитком на лице он выглядел потешным
пришельцем-марсиянином:
- А-а-а, что говорить, всю жизнь бежал за волной...
Таким он и запомнился Марку, этот веселый безумный старик:
- ... я всю жизнь бежал за волной...
Ч А С Т Ь Т Р Е Т Ь Я
Глава первая
1
Снова поезд толкает в плечо, тронулись, едем с удобствами, не так,
как когда-то... Грохочущие огромные вагоны тащились всю ночь,
надолго замирая у пустынных перронов, посреди поля, где только
фонарь да черная дуга шлагбаума. Несло туалетной вонью, спали на
третьей багажной полке, но чаще сидели всю ночь, читали стихи. И
Марк читал, хотя никогда не понимал суровых ограничений формы - он