сам Кодекс 1926-го года, по которому батюшке мы двадцать пять лет жили, и
тот критиковался за "недопустимый буржуазный подход", за "недостаточный
классовый подход", за какое-то "буржуазное отвешивание наказания в меру
тяжести содеянного". *(2)
Тройки превратились в ОСО; когда переназвались; бывало ли ОСО в областных
городах -- или только одно в белокаменной; и кто из наших крупных гордых
деятелей туда входил; как часто и как долго оно заседало; с чаем ли, без чая
и что к чаю; и как само это обсуждение шло -- разговаривали при этом или
даже не разговаривали? Не мы напишем -- потому что не знаем. Мы наслышаны
только, что сущность ОСО была триединой, и хотя сейчас недоступно назвать
усердных его заседателей, известны те три органа, которые имели там
представителей: один -- от ГБ, один -- от МВД, один -- от прокуратуры.
Однако не будет чудом, если когда-нибудь мы узнаем, что не было никаких
заседаний, а был штат опытных машинисток, составляющих выписки из
несуществующих протоколов, и один управделами, руководивший машинистками.
Вот машинистки -- это точно были, за это ручаемся!
распростёрлись на пять лет лагерей; с 1937-го вкатывало ОСО [червонец]; с
1948-го успешно клепало и [четвертную]. Есть люди (Чавдаров), знающие, что в
годы войны ОСО давало и расстрел. Ничего необыкновенного.
оказалось самой удобной котлетной машинкой -- неупрямой, нетребовательной и
не нуждающейся в смазке законами. Кодекс был сам по себе, а ОСО -- само по
себе и легко крутилось без всех его двухсот пяти статей, не пользуясь ими и
не упоминая их.
для этого оно само себе и выработало [литерные] статьи, очень облегчавшие
оперирование (не надо голову ломать, подгонять к формулировкам кодекса), а
по числу своему доступные памяти ребенка (часть из них мы уже упоминали):
очень утяжеляла жизнь зэка в лагере)
передавался в трибунал)
если ни к чему больше придраться было нельзя)
подобно статьям кодекса и пунктам Указов, наступали внезапными эпидемиями.
оно не давало приговора! -- оно [накладывало административное взыскание],
вот и всё. Естественно ж было ему иметь и юридическую свободу!
быть до двадцати пяти лет и включать в себя:
чем по примитивному судебному приговору.
обжаловать -- некуда было жаловаться: никакой инстанции ни выше его, ни ниже
его. Подчинялось оно только министру внутренних дел, Сталину и сатане.
машинописи.
разгружая межтюремный транспорт), но даже не требовало и фотографии его. В
период большой загрузки тюрем тут было еще то удобство, что заключённый,
окончив следствие, мог не занимать собою места на тюремном полу, не есть
дарового хлеба, а сразу -- быть направляем в лагерь и честно там трудиться.
Прочесть же копию выписки он мог и гораздо позже.
станции назначения; тут же, близ полотна, ставили на колени (это -- от
побега, но получалось -- для молитвы ОСО) и тотчас же прочитывали им
приговоры. Бывало иначе: приходящие в Переборы в 1938 году этапы не знали ни
своих статей, ни сроков, но встречавший их писарь уже знал и тут же находил
в списке: СВЭ -- 5 лет (это было время, когда требовалось срочно много людей
на канал "имени Москвы").
этого (рассказывает И. Добряк) их торжественно построили -- да не
когда-нибудь, а в день 1 мая 1938 года, когда красные флаги висели, и
объявили приговоры тройки по Сталинской области (всё-таки ОСО
рассредотачивалось в натужное время): от десяти до двадцати лет каждому. А
мой лагерный бригадир Синебрюхов в том же 1938 году с целым эшелоном
неосужденных отправлен был из Челябинска в Череповец. Шли месяцы, зэки там
работали. Вдруг зимою, в выходной день (замечаете, в какие дни-то? выгода
ОСО в чём?) в трескучий мороз их выгнали во двор, построили, вышел приезжий
лейтенант и представился, что прислан объявить им постановления ОСО. Но
парень он оказался не злой, покосился на их худую обувь, на солнце в
морозных столбах и сказал так:
десять лет, это редко-редко кому по восемь. Понятно? Р-разой-дись!..
Зачем конка, когда есть бесшумный современный трамвай, из которого не
выпрыгнешь? Кормление судейских?
году 8 съезд партии записал в программе: стремиться чтобы [всё трудящееся
население поголовно привлекалось] к отправлению судейских обязанностей. "Всё
поголовно" привлечь не удалось, судейское дело тонкое, но и не без суда же
совсем!
трибуналы (а почему, собственно, в мирное время -- и трибуналы?), ну и все
Верховные -- дружно тянутся за ОСО, они тоже не погрязли в гласном
судопроизводстве и прениях сторон.
для своего удобства.
закрытых заседаниях, мы настолько сжились с этим, что иной замороченный сын,
брат или племянник осуждённого еще и фыркает тебе с убежденностью: "А как же
ты хотел? Значит, [касается] дело... Враги узнают! Нельзя..."
собственных колен. Кто теперь в нашем отечестве, кроме книжных червей,
помнит, что Каракозову, стрелявшему в царя, дали защитника? Что Желябова и
всех народовольцев судили гласно, совсем не боясь, "что турки узнают"? Что
Веру Засулич, стрелявшую, если переводить на наши термины в начальника
московского управления МВД (хоть и мимо головы, не попала просто) -- не
только не уничтожили в застенках, не только не судили закрыто, но в ОТКРЫТОМ
суде её ОПРАВДАЛИ присяжные заседатели (не тройка) -- и она с триумфом
уехала в карете?
совершенный суд. Вероятно, достойный суд есть самый поздний плод самого
зрелого общества, либо уж надо иметь царя Соломона. Владимир Даль отмечает,
что в дореформенной России "не было ни одной пословицы в похвалу судам"! Это
ведь что-нибудь значит! Кажется, и в похвалу земским начальникам тоже ни
одной пословицы сложить не успели. Но судебная реформа 1864 года всё же
ставила хоть городскую часть нашего общества на путь, ведущий к английским
образцам, так восхищавшим Герцена.
судов присяжных ("Дневник писателя"): о злоупотреблении адвокатским
красноречием ("Господа присяжные! да какая б это была женщина, если б она не
зарезала соперницы?.. господа присяжные! да кто б из вас не выбросил ребенка
из окна?.."), о том, что у присяжных минутный импульс может перевесить
гражданскую ответственность. Но Достоевский душою далеко вперед забежал от
нашей жизни, и опасается НЕ ТОГО, чего надо было опасаться! Он считал уже
гласный суд достигнутым навсегда!.. (Да кто из его современников мог
поверить в ОСО?..) В другом месте пишет и он: "лучше ошибиться в милосердии,
чем в казни". О, да, да, да!
но и шире -- ставшей уже демократии (ставшей, но не выяснившей своих
нравственных целей.) Та же Англия даёт нам примеры, как для перевеса своей
партии лидер оппозиции не стесняется приписывать правительству худшее
положение дел в стране, чем оно есть на самом деле.
применимо для злоупотребления закрытостью? Мечтал Достоевский о таком суде,
где всё нужное В ЗАЩИТУ обвиняемого выскажет [прокурор]. Это сколько ж нам
веков еще ждать? Наш общественный опыт пока неизмеримо обогатил нас такими
[адвокатами], которые ОБВИНЯЮТ подсудимого ("как честный советский человек,
как истинный патриот, я не могу не испытывать отвращение при разборе этих
злодеяний...")
Березин Федор
Василенко Иван
Херберт Фрэнк
Андреев Николай
Самойлова Елена
Громыко Ольга