посреди выросшей Москвы, рядом с оранжевым храмом. Ей стало жаль ангела.
Она легонько погладила его как малое дитя. Ангел заплакал, и Мария очну-
лась на скамейке.
молился. Постоял, немного прислушиваясь к себе. Потом повторил молитву
снова. Молитва не получалась. Одна неотвязная мысль терзала его и мучила
и он, вместо правильных искренних слов, повторял про себя одно и то же:
"Отчего храмы ваши снаружи белы, а внутри черны?" Оно, как наваждение,
поселилось в его мозгу, и не просто обидной многозначительной фразой, а
еще и украшенной глубоким тревожным голосом той женщины. Зачем она, од-
нажды круто изменившая всю его жизнь, появилась снова на его пути? В
другом случае он мог бы положиться на Бога, а здесь никак не мог на Него
сослаться. Что-то ему мешало. И другое, прежде, казалось, утихшее, а те-
перь с новой силой вставшее во весь рост обстоятельство тоже мучило его.
От этого и с женой Лизой не ладилось в последнее время. Он зачем-то по-
делился с ней, и та, и так страдавшая от своей бездетности, теперь еще
больше осунулась и все время встречала его виноватыми глазами. Он знал,
что они оба думают об одном и оба, не находя ответа, мучаются и страда-
ют: как можно ежедневно помогать другим людям, если сам обойден Богом в
таком очевидном вопросе?
в неверном чахоточном свете лампадки. Отец Захарий пригляделся внима-
тельнее, стараясь, быть может, впервые найти в ней обыкновенные челове-
ческие черты. Это было не умно и противоестественно его сану, но он пы-
тался обнаружить в абстрактном, символическом изображении следы живой,
реально существовавшей две тысячи лет назад женщины, с нормальным чело-
веческим телом, слабым и беззащитным, с нормальными человеческими нужда-
ми, с работой, едой, одеждой, стиркой, то веселой, то грустной, а то и
раздраженной, кричащей или, наоборот, успокоенной, шепчущейся, ласкаю-
щей. Нет, ничего не получалось. Да могла ли такая вообще понести? Уж ес-
ли на кого она и похожа, с ужасом наблюдая за ходом своих мыслей, шептал
теперь отец Захарий, так не на эту возникшую вновь в его жизни, полную
материнского здоровья женщину, а на его жену Елизавету.
вдруг странное, почти детское желание охватило его и он, ясно, четко
проговаривая про себя слова, загадал желание.
сомневаться, есть и Мария, и Елизавета, и Захарий, и есть еще плотник, а
нет только одного твоего, Сережа, благословения.
старым забытым обращением.
щила ему о положительном решении его вопроса. Т.е. в начале он не понял,
как-то скукожился, будто неправильно расслышал, и когда до него дошло, а
ведь он почти наверняка был уверен в отказе, неподвижно застыл, боясь
даже шелохнуться, чтобы, не дай Бог, не вспугнуть, а наоборот, задер-
жать, остановить, растянуть сладостную счастливую минутку.
рассеять последние сомнения.
ля глупое счастливое наваждение. Господи, да он, кажется, заплакал, из-
виняясь, улыбался, вытираясь и сморкаясь видавшим виды холостяцким носо-
вым платком, потом ожил, вскочил, принялся бегать вокруг Машы, отодвигая
стулья, сбрасывая со столов какие-то бумаги, потом усаживался, снова
вскакивал, смешно размахивал руками, уже не замолкая ни на одну минуту.
В этот момент он впервые чисто по-человечески понравился ей. Он строил
фантастические прожекты, клялся с каким-то мальчишечьим задором, обещал
золотые горы, мечтал и даже иронически шутил. Да, он действительно моло-
дел на глазах.
в церкви, это ничего, что он еврей, ведь он скрывал раньше, а был кре-
щен, и конечно, все по закону, да и квартира, они будут жить отдельно.
Он тут же позвонил домой, а жили они с матерью и сестрой, и все выложил,
и те ему посоветовали, не теряя времени, отказать квартиросъемщикам,
чтобы в следующем же месяце все было освобождено.
и знакомились с домашними, и хотя мама приняла Иосифа Яковлевича без
особого восторга, зато бабушке он пришелся по душе. Он с ней долго раз-
говаривал, и она ему рассказывала и про бомбежку в Сольвычегодске, и про
коллективизацию, и про рыбу с золотым колечком, и, конечно, про кролика.
трельяже, а она смотрела в его отражение, и потом они через зеркало пос-
мотрели друг на друга и ничего друг другу не сказали.
мой и сестрой жениха. И много обсуждали всякие мелкие подробности, начи-
ная от жилья и кончая обручальными кольцами. Ну, конечно, решили без
всяких особых церемоний и без особых гостей, все по минимальной програм-
ме, но обязательно с благословением отца Захария. Тот не только с ра-
достью согласился, но даже отдельно переговорил с молодоженами и прочел
в их спасение несколько молитв.
чилась по суматохе, в которой и раньше, до известных событий, протекала
ее жизнь. К тому же снова на работе разгорелась учебная суета, приближа-
лась сессия, да и ей самой нужно было сдавать кандидатские экзамены. И
как раз подоспели многочисленные дни рождения старых многочисленных под-
руг, и нужно было постоянно придумывать подарки, и ей даже некогда было
вспомнить о чем-нибудь прошедшем и больном. К тому же Иосиф Яковлевич
каждодневно опекал ее, в делах ненавязчиво, а вот по поводу здоровья
очень беспокоился. Постоянно снабжал соками, фруктами и все время пе-
респрашивал, сколько было чего съедено и выпито и сколько в чем могло
быть витаминов.
привел и представил отец Захарий, а после они уж сами встречались - Маша
ежедневно заходила помолиться во храм и обязательно заглядывала к Лизе в
гости. Хотя и была Лиза на пять лет моложе Марии и к тому же выглядела
совсем девочкой, бледным, неразвитым подростком, но в смысле понимания
жизни и женского назначения была куда как старше самой Марии. При всем
при том им очень легко было друг с другом, и они могли вообще не гово-
рить ни слова, и при этом, казалось, их соединяла невидимая, почти
родственная нить.
нятным общим житейским делом, и каждый на своем месте, в меру своих сил
и возможностей, приближал день венчания, и тот неизбежно наступил.
стояло грустное, какое-то потерянное, лицо Виктора. Такого финала она
никак уже не предполагала. Он встретил их на лестнице, прямо перед
дверью их будущего жилища. Ничего не сказал, только чуть отодвинулся,
буто не уступал дорогу свадебной церемонии, а приглашал войти. Она, ка-
залось, не дышала с того момента, как, украшенная золотыми кольцами вол-
га, завернула в знакомый двор. Иосиф Яковлевич наоборот обрадовался, и,
беря ключи, протянутые ангелом-товарищем, шепнул: "Это наш постоялец,
Маша, он немного странный."
никами, не зашел. А они сели за праздничный стол, и отец Захарий прочел
из Нового Завета, и они все, верующие и неверующие, перекрестились и
немного выпили. Когда гости разошлись, Иосиф Яковлевич принялся мыть по-
суду, а Маша, сославшись на усталость, пошла в спальню.
рильно белый квадрат. Как это все хорошо сошлось, подумала Маша и, по-
вернувшись на спину, прикрыла глаза и уснула. И уже не слышала ни позвя-
кивания посуды, и ни скрипа раскладушки, ни мирного уютного посапывания,
доносившихся из кухни, а только мягкий, теплый шелест. И снились ей ог-
ромные белые облака, бесконечной вереницей, медленно и уверенно проплы-
вающие над счастливой землей, над зеленым холмом и над белым храмом,
подле которого играла маленькая девочка, и было ясно, что жизнь, как и
этот полет, не имеет ни начала ни конца.