Чтение 54–й страницы книги ~Там, где нас нет~

Не дожидаясь, пока и он исчезнет, богатырь бросился к воротам и ударил
завороженным кулаком точно между створок.

- Быстрее, быстрее, - поторапливал он товарищей, едва лишь открылась щель
настолько, чтобы пролезть петуху.

- Остановитесь, обманщики! - Визгливый голос Дикой Охотницы заметался под
сводами рачьей пещеры.

- Хороша баба, да уж больно холодна, - вздохнул Жихарь, последним
протискиваясь в щель. Створки были толстенные, рассчитанные, видать, на
вечность.

Он еще раз вздохнул, когда после повторного удара ворота вернулись в
прежнее положение. Каждый, кто использует разрыв-траву, должен помнить, что
бить рукой следует лишь единожды: ударишь в другой раз - все восстановится
и срастется. На этом уже не один богатырь погорел, не говоря о ворах.

Толстые были ворота, но все равно из-за них доносились грозные голоса
ледяных великанов. Дикая Охота проклинала, умоляла, твердила колдовские
слова, грозила, колотила в глухое железо, но потом, прислушавшись, Жихарь
стал различать крики боли, испуганное ржание коней, визг собак.

- Ай да раки! - воскликнул богатырь. - Они теперь и без нас разберутся. Не
зря, получается, грозят показать их зимовку.

- Дикая Охота нам уже не страшна, сэр брат. Гораздо страшнее место, в
котором мы оказались.

- Подумаешь, - протянул Жихарь, оглянулся и осмотрелся как следует.

За воротами располагалась целая земля, и даже, пожалуй, побольше той, что
осталась наверху.

Здесь и солнце свое имелось. На красном небосводе висел черный круг,
обрамленный по краям языками багрового пламени.

Пламя освещало равнину, покрытую как бы мелкой угольной пылью. Из пыли
поднимались, тянулись к черному солнцу невысокие корявые деревца,
оснащенные мелкими блескучими листиками. Листики трепетали, не нуждаясь в
ветре.

Не хотелось ни странствовать в этих краях, ни тем более жить.

Но и помирать никакого желания не было.

- Ну, в которую сторону пойдем? - обратился Жихарь скорее к ложке, нежели к
спутникам.

- Я нашел тропу, уважаемый Жи Хан, но она мне очень не нравится, - сказал
Лю Седьмой.

- Чего она тебе не поглянулась? - удивился богатырь и подошел к Бедному
Монаху. Потом оглядел то, что выдавало себя за тропу. - Чудак! Нам даже
идти не придется!

Тропа была не тропа, а полоса из какой-то темной и прочной на вид кожи. Она
мягко пружинила под ногами, а главное - двигалась, текла тускло
поблескивающим ручьем.

- Не прикасайтесь к ней правой рукой, сэр Джихар, иначе она порвется или
остановится!

Жихарь поглядел на десницу, как на чужого человека.

- В самом деле, не натворить бы чего. Ну, поехали?

Сам он уже укатил на приличное расстояние.

- Догоняйте! - крикнул он. Первым догнал его Будимир. Птица вела себя
спокойно.

- По сторонам не глядите - затоскуете!

Ехали вначале стоя, потом присели.

- Как хорошо, опять ноги не трудим! - радовался Жихарь.

- Не спешите радоваться, сэр брат. Вдруг это язык огромной ящерицы и она
втягивает нас прямиком в свою пасть?

- Таких больших ящериц не бывает, - неуверенно сказал Жихарь и подумал, что
вот здесь-то как раз таким большим ящерицам самое место.

Они уезжали все дальше и дальше от ворот, говорили сперва вполголоса, а
потом и вовсе беседовать расхотелось.

Жихарь еще раз убедился, что жбан Лю Седьмого с рисовым вином неубывающий,
и замычал песню. Сперва просто мычал, потом, к своему удивлению, стал
вычленять и слова:

Я один, как погляжу,
На дорогу выхожу.
Путь ведет в туман.

Ночь-то вроде и тиха,
Да судьбинушка лиха,
Не избыть ее.

Никоторого числа
День был вовсе без числа,
Да зачем оно?

Никоторого числа
В мире много стало зла -
Больше ста пудов.

Было, правда, и добро,
Да недавно померло,
Не убереглось.

Утром было много визгу.
Прибежали дети в избу
И отца зовут:

"Тятя, тятя, наши сети
Притащили на рассвете,
Угадай, кого?

Угадай, отец, кого,
Да притом не одного -
Больше тридцати.

Тридцать три богатыря
Утопили упыря.
Это дядя наш!

Дядя самых честных правил
Нам наследства не оставил -
Лишь одни долги.

Нам наследства не оставил,
Уважать себя заставил
Силой, не добром".

Матом кроет свата сват,
Коpни строит брату брат,
Про иных молчу.

Кто начальство, кто народ -
Ничего не разберет
Никакой мудрец.

Под горой собака воет,
На горе могилу роют,
Падает листва.

Путь теряется во мгле,
Суть скрывается в числе
Девяносто два.

- Что это вы такое поете, сэр Джихар?! - возмутился Принц. - Когда это я
строил противу вас козни? И вообще - о чем эта песня? В чем ее смысл?

- Меньше смысла - больше душевности, - объяснил Жихарь. - Это у вас там все
наперед расчисляют, а у нас поют, как сердце подскажет. Вот в заклинаниях
много ли смыслу, зато как помогают!

- Где уважаемый Жи Хан обучался стихосложению? - вмешался Лю Седьмой.

- Да нигде не обучался - разве этому обучишься?

- Однако ваша песня необоснованно печальна, сэр брат!

- А какой же ей быть, если впереди сплошная смерть?

- Вы так уверены в этом?

- Ну, к новой жизни по такой дорожке не повезут, сами понимаете. Мы и так
вон как далеко на этот раз добрались, а в следующий еще дальше попадем!

Жихарь зевнул и заснул, оставив порядок на Будимира.

Снилось ему, что он лежит на самобеглой дорожке, вокруг черная пыль, над
головой алое небо. Радости-то от такого сна!

- Я знаю, зачем такая дорога! - осенило богатыря спросонья.

- Зачем? - хором спросили недогадливые Принц и Лю.

- Чтобы никто не мог назад повернуть...

И, опровергая тут же себя, Жихарь вскочил и побежал против хода дорожки.

Небо понемногу становилось лиловым, потом перешло в синеву и наконец
откровенно поголубело. Да и солнце сбросило черную маску. Деревья
выпрямились, и листья на них оказались ярко-зелеными.

Дорога раздалась в обе стороны и уже никуда не бежала. Это сам Жихарь бежал
через леса и долы Многоборья к семибашенному Столенграду. Да что там бежал
- мчался на белом жеребце, держа в каждой руке по кистеню, а следом за ним
неслась могучая сыновняя дружина. Рядом и покоренная союзная Чих-орда
скакала, не упускавшая случая пограбить, а подальше трусили на своих двоих
добрые адамычи во главе с князем Микромиром.

И вот уже встали по краям дороги нарядные многоборцы во всем хорошем, и
кричат они славу своему герою, и услужливо распахивают ворота, украшенные
хмелем и первыми цветами, и выстилают алым княжеским шелком дорогу к
терему, и старый варяг Нурдаль Кожаный Мешок тащит встречь ему на веревке
князя Жупела и княгиню Апсурду, облаченных в позорное платье смертников...

Эх, не так надо, решил Жихарь, пробежал немного назад и снова развернулся.
Вторым заходом он не собирал никаких войск, а сам нарядился в тряпье и
тихонько, незаметно, убогим нищим пробрался в Жупелову столицу, далеко
обходя все кабаки, и в руках у него вместо меча расписные гусли.

Вместе с прочими песельниками и гудошниками впустили его в княжий терем,
накостыляв ни за что по шее, и угостили его коркой хлеба да пивным суслом.

А когда грянули гусляры величальную своему рогатому владыке, богатырь запел
не в склад и не в лад, но всех осилил, всех перекричал, и такая хорошая и
крепкая у него получилась песня, что скукожился на своем резном престоле
князь Жупел, задрожал и растекся зеленой грязью, из которой некогда и вышел
в князья, а жестокая отравительница, гордая княгиня Апсурда в испуге