мехами я решил на свой риск и испуг.
есть нож?
погодите... Упаковка хорошо придумана. Соболь, настоящий якутский соболь.
Если во всех тюках... Но подождите, я хочу знать качество меха, посветите
сюда. О-о, - сразу сказал он, - очень прекрасный мех, нежный. - Феде
показалось, что Фостер встряхивает шкурку. - Смотрите, господин Тадзима,
какой ровный темно-бурый цвет, и подшерсток серый, с синеватым отливом. О-о,
это соболь высшего класса! - торжественно заявил проповедник.
миллионы долларов. Много миллионов!
пушнине идет речь? В твиндек погружена шерсть. А если это оказались соболя,
все равно - груз. А за груз, принятый в судовые трюмы, отвечает экипаж
парохода, значит, и он, Великанов. А эти!..
наглость! Они делят наше добро. Начали с драки и договорились. Оказывается,
у нас драгоценный груз. Значит, эти иностранцы охотились на пароходе за
собольками". Великанов был готов тут же расправиться с ними. "Осторожнее,
Федор, не делай ничего сгоряча", - подсказал ему внутренний голос. Он
подумал еще: почему грузовые документы выписаны на шерсть, когда здесь меха?
Настоящий обман. А ведь соболиные шкурки ой как могут пригодиться! Но это
потом. А сейчас надо посторонним, пассажирам-иностранцам, отбить охоту к
пароходным грузам. Проклятые, как они вызнали, чего, видимо, почти никто не
знает? И тут Великанов опять сказал себе: "Зачем пушнину так замаскировали?
И какое до нее дело Сыротестову, офицеру-карателю?"
вам груз? - строго спросил он, выступая из-за тюков.
Федя
посмотреть, что это за товар. Может быть, можно его купить? Хе-хе... Каждый
японец есть купец, хе-хе
Каждый раз, когда Федя оборачивался, японец угодливо кланялся.
матросов. Бормоча нечто нелестное по их адресу, он стал сворачивать шланг.
послышался характерный звук: японец глубоко втянул воздух. Это было
последнее, что услышал Федя. Тадзима и Фостер, будто сговорившись, разом
кинулись на юношу. Удар чем-то тяжелым по затылку лишил Федю сознания...
огромный серебристый диск луны и мириады звезд, а на блестящей скатерти моря
- темный корпус парохода. На корме светился близким, человеческим светом
гакабортный огонь.
лага: последнее, что связывало его с пароходом. Федя хотел уцепиться, но не
успел.
кто-то открыл дверь на палубу. Федя увидел поручни, планшир, кусочек белой
надстройки с иллюминатором... Он представил теплую, светлую каюту, койку с
чистым бельем. И опять закричал... "Как же они? Почему не слышат?" И тут же
представил рулевого в рубке, Обухова, задумавшегося над картой. Они не могут
услышать... Остальные спят. А Таня? Только в этот миг он осознал, как
очутился в воде. "Негодяи, они бросили меня за борт из-за пушнины... Чтобы я
не сказал... Хотели убить... - Великанова пронзила острая ненависть. - Так
нет же, я буду жить, не видать вам соболя!"
сразу перекинулись на другое. Заговорил инстинкт самосохранения. "Мы
подходили к мысу Звонарева, когда я сдавал вахту, - вспоминал Федя. - Обухов
еще был недоволен, что так близко от берега... Сколько же сейчас до него,
две, три мили? Может быть, доплыву... Должен доплыть".
на котором они вчетвером, кажется, совсем недавно, ночевали. И Таня... Да
нет, вот же он и в самом деле виден... Луна все же помогла определиться,
рассмотреть корабль. "В капитанской каюте камелек, можно развести огонь,
согреться. Только бы не туман! Доплыву".
тюлень" повернет к нему. Но скоро и гакабортный огонь исчез. Лишь на небе
голубовато светилась небесная королева, указывая морякам путь, и высоко
блестел Юпитер.
между звезд, даже бородатую царскую голову он ясно различал на ее
поверхности.
не рыба, а сивуч или нерпа, их много у дальневосточных берегов. Феде стало
не по себе, страшно. Ему казалось, что в воде к нему беззвучно крадутся
неизвестные рыбы с острыми зубами, осьминоги со смертоносными щупальцами. А
он один, и никто не может подать ему руку помощи. И еще этот холод... Так
холодно ему никогда не было.
затылку сделал свое дело. Его мутило, в лазах то темнело, то зажигались
колючие искры. Руки и ноги едва слушались...
еще далеко.
ветвистыми корнями. Звезды благоприятствовали Феде. Сначала он испугался,
увидев корневище, торчащее над водой, испугался, все в нем замерло,
напряглось В голову пришли мысли о морских драконах. Потом понял и поплыл к
дереву. Ему казалось, что он быстро движется, сильно загребая руками. На
самом же деле он едва шевелился. Ветер с Сихотэ-Алиня, побывавший в зеленой
тайге, принес с собой знакомые запахи. Пахло сухими травами, сосной, дымом.
Федя почувствовал землю и подбодрился.
только просветлело в глазах, попытался взобраться на ствол. Но это оказалось
нелегко. Дерево с хлюпаньем поворачивалось, и Федя срывался в воду.
Стискивая стучащие зубы, он начинал снова и снова и наконец оседлал-таки
зыбкую твердь. Как он был счастлив! Отдышавшись, Федя снял с себя лишнюю
одежду. Долго растирал окоченевшие ноги, стараясь не потерять равновесия.
Потом отдыхал, лежа на корявом стволе, лицом к небу. Оно было далекое и
холодное. Звезды ярко горели. Земной шар успел немного повернуться к
востоку. Звезды сместились, и ковш Большой Медведицы, казалось, наклонился
еще больше.
пришло ему в голову, - с полуночи до четырех часов. Вот на каком мостике
пришлось стоять самую трудную вахту... Хочется спать. Сейчас луна. А когда
небо закрыто тучами или туман? Знаешь, что впереди должен быть берег - он
обозначен на карте, - и ничего не видишь. На пароходе тихо, все спят, кроме
вахтенных машинистов и кочегаров, но они-то не высовывают носа на палубу.
Безопасность судна и человеческие жизни доверены тебе..."
задание, надо терпеть. "Интересы революции должны быть выше всего", -
вспомнил он чьи-то слова. - Но при чем здесь революция?.."
казалось, что он наблюдает за собой со стороны. "Ты на вахте, - сказал он
себе, - надо плыть".
к врагу? Наверное, все вместе. И он доплыл. Из последних сил выбрался на
прибрежные скалы и долго лежал пластом, бездумно глядя на звездное небо.
Федя невесть откуда взявшиеся строки. Он был в белых подштанниках и
полосатой матросской тельняшке - остальное осталось на плавучем дереве.
его. "Я жив, буду жить", - гремела внутри Феди песня победы. Он чувствовал
жизнь, запах ее, вкус. Шатаясь от слабости, юноша пошел к кораблю. Берег был
сплошь завален огромными камнями. Не ощущая боли, он ступал босыми ногами по
острым каменным обломкам. Он оказался на этот раз у правого борта, пароход
высился над ним темной громадой.
плоский камень. В прошлый раз никто не заметил его. На ступеньках Федя
передохнул и, чуть затихла дрожь в мышцах ног, поднялся на палубу.
однажды во Владивостоке, возвращаясь домой (провожал Таню на Первую речку),
завернул на кладбище. Как и сейчас, тогда сияла полная луна. Дважды
безжизненными выглядели каменные надгробия, кресты, ржавые решетки оград,
даже живые цветы казались бумажными...
Босые ноги ступали тихо, шагов не слыхать. Железо еще хранило остатки
дневного солнечного тепла. Дважды он чуть не провалился куда-то в
преисподнюю, до крови зашиб палец. Но вот и кают-компания; голубой свет
призрачно падал в выбитые иллюминаторы. В буфете совсем темно. Здесь Таня