сказал я решительно.
удивлением.- Да вы с ума сошли! За кого вы меня принимаете?
подозреваем как соучастника в убийстве.- И добавил сколько можно было
ядовитее: - Вашей подруги, между прочим...
малейших оснований - разве несчастного Груздева мало? Ведь не зря же вы
его посадили?
остальные в стороне... Соучастие - это... это сложная вещь...
которое и сам еще толком по учебнику не проработал, но она сказала:
оказался, я не стану. Вы меня плохо знаете...
хочу, то вы меня хоть расстреляйте...
ее характере это было опасно - она могла нас в самый острый момент
подвести. Я встал, довольно. невежливо махнул рукой вместо "до свидания"
и вышел.
блокнот для памяти основные факты из разговора с Ингрид и решил еще раз
перечитать ее письма. Однако ни дела Груздева, ни писем оставленных в
спешке на столе, уже не было,- видимо, Жеглов убрал бумаги в сейф.
Собственным ключом, который пару дней назад Жеглов торжественно, будто
орден, вручил мне, я отпер замок и раскрыл тяжелую стальную дверцу. В
коридоре в это время послышались голоса, и в кабинет вошел Тараскин, а
за ним следом еще двое: маленькая девочка лет шести-семи с растерянным,
испуганным лицом - она держала в одной руке грязную тряпичную куклу, а
другой размазывала слезы по бледному худенькому личику - и женщина,
бедно одетая, молодая еще, с испуганными глазами-вишенками, такими же,
как у девочки.
обворовывают!
гражданочка - на работе. Все тихо-мирно. Вдруг подходит к девочке
мужчина и спрашивает: "Как твоя фамилия?"
сказала:
девчушки скривилось, задрожали, запрыгали губы, она горько заплакала, а
мать бросилась ее утешать. Тараскин, понизив голос, досказал за нее:
не говорили
форме: "Ах Лидочка, значит, Воробьева? Очень хорошо! Твой папа где?"-
"На фронте".- "А вот и нет, он ранен, его привезли с фронта в госпиталь.
Теперь он вылечился и собирается домой. А я поехал вперед - все ли
готово для встречи раненого героя?.." Я остолбенело слушал - с такими
номерами мне встречаться еще не приходилось.
"Давай поднимемся в квартиру, приберемся к приезду отца, порядок
наведем..." Поднялись, навели порядок, он девочке предлагает: "Я тут
стол накрою, а ты беги эскимо купи. И дает ей тридцатку. Ясное дело,
обрадовалась девчонка и побежала. А как вернулась, его и след простыл. В
квартире все разворочено - что было мало-мальски ценного, все увез, все
вытащил, сволочь... Тут такая истерика была, Шарапов, ты и не
представляешь: и мать, и дочка не столько по вещам, сколько по отцу
голосили - обида из них рвалася, ну, просто невыносимая...
к сейфу.
стопу всяких бумаг на верхней полке, потом на средней, наконец, на
нижней. Но дела все не видно было. Куда же оно запропастилось? Я уже
медленно начал перекладывать все папки и бумаги внутри объемистого
сейфа, пока не убедился, что дела там нет.
ни на столе, ни в сейфе.
Тараскина и тут же подумал, что он ушел из кабинета еще раньше меня -
как он мог видеть?
Гришу Шесть-на-девять, но их нигде видно не было, и я даже подумал, не
заглянуть ли к Свирскому, но тут же отогнал эту мысль: только этого не
хватало - разыскивать документы у начальника отдела! В конце коридора
показался Жеглов, и я вздохнул с облегчением,- наверное, он-то в курсе,
носил кому-нибудь по начальству дело, или, может быть, Панков приезжал,
пока я беседовал с Соболевской. Поскрипывая сапогами, Жеглов приблизился
ко мне, хлопнул по плечу:
остатки видимости спокойствия.- На столе у меня лежало...
зыркнул на меня острыми своими глазами.- И что? Где оно теперь?
он бегом устремился в наш кабинет.- Где, говоришь, лежало - на твоем
толе? Когда? - И лицо у него при этом было такое, что меня начала бить
крупная дрожь.
потом сразу к ней поехал - дело на столе оставалось...
сказал негромко:
мы тебе помешаем...
девочку, Жеглов тяжело молчал, и молчание это давило меня тысячепудовой
глыбой, давило просто невыносимо; чувствовал я, случилось что-то
ужасное. И после ухода Тараскина Жеглов еще сколько-то молчал, грузно
опустившись на стул, о чем-то сосредоточенно думал, наконец спросил:
кабинет она не заходила и, следовательно, ничего про дело знать не
знала. Я вернулся к себе.
представлял себе, что какая-то вещь может пропасть из запертого кабинета
в МУРе!
столовую видел?
нарисована коричневая кобура красным шнуром, из нее торчит рукоятка
нагана, рядом скрючилась когтистая волосатая лапа, и надпись в два
метра: "Товарищ! Береги оружие! К нему тянется рука врага!"
документы видел? Вот так, чтобы меня за столом не было, а дело бы
лежало?
ним мы - то я, то Пасюк или Тараскин...
работаю?
которым я работаю?
кто-нибудь подходил к его столу, он незаметно переворачивал бумагу,
которую читал в то время, или накрывал ее каким-нибудь другим листом,
Николаев Андрей
Белов Вольф
Шилова Юлия
Акунин Борис
Володихин Дмитрий