складывается так, как и принято в конце тридцатых годов двадцатого века.
начинают рассказывать о том, какие прекрасные у них жены, какие они верные
друзья и заботливые матери. Обычно говорят об этом после третьей рюмки,
перед тем как положить руку на колено своей спутнице.
Первый Везич, полицейский по профессии, отметил, что женщина точно знает
то, о чем говорит. Это не с чужих слов. Не от подруги. Он сразу же связал
слова Лады с морщинками вокруг глаз, на которые обратил внимание в первый
день их встречи. Второй Везич, просто Петар Везич, испытал тяжелое чувство
ревности: "Сколько у нее было таких разговоров с семейными мужчинами?!" Но
неожиданно появился третий Везич, странно совместивший в себе и первого и
второго. И этот третий Везич сказал себе: "Наверное, это форма защиты.
Ведь я обидел ее, упомянув про семейность. Я обидел ее, пригласив за
город, сюда приглашают только за тем, чтобы после легкого ужина подняться
в номер на втором этаже, здесь паспортов у постояльцев не требуют. Никакая
она не грешница. Просто защищается, но делает это больно".
Губы ее смешно шевелились, произнося имена мужчин беззвучно, но так, чтобы
можно было угадать, какие имена она называла.
на свою благоверную, называл ее ревнующим крабом и все время смотрел на
дверь кабака. У бедняги, видимо, уже были прецеденты с его дражайшей
половиной. Когда я спросила, отчего бы не развестись, он ответил: "Но ведь
у меня семья..."
положении?
есть своя честность - он не хочет ничего обещать.
мужчине может нравиться женщина? Женщина, по-вашему, такого права лишена?
вопрос во время их первой встречи.
течению. Любуюсь берегами. На облака смотрю.
которыми я была увлечена, сразу же сообщали мне о своем семейном
положении.
умнеет. Я умнее моих сверстников, а выходить замуж только для того, чтобы
ложиться в постель по закону, не знаю, по-моему, это подло...
холостяка?
"любовница". Это замечательно звучит - любовница. А что такое жена?
в жены. Я обычно вижу только того, кого мне хочется видеть. И денег у вас
просить не стану - из-под маминой палки я выучила три языка, и мне хватает
на жизнь.
он, - я вот тяну и тяну вино, а вы и не пригубили.
маленьком деревянном зальчике. Лада сказала:
единственной. Но утром, проснувшись, он сразу же вспомнил ее лицо и ее
голос, вспомнил то, что она говорила ему, и вдруг странное чувство
овладело им: он ощутил ее как некую часть самого себя; он так же, как и
она, не хотел врать и так же, как она, хотел быть самим собой, но
продолжал жить, разделенный надвое, в то время как Лада была тем, кем
была, и жила так, как ей хотелось жить.
переводы.
она покажется ему обычной, но она была еще красивее, чем вчера, - и сердце
у него сжалось, и он подумал: "А ведь я люблю ее, ей-богу, люблю!"
Поначалу ему было неважно, любит ли его она; он был счастлив, потому что
смог ощутить то чувство, которое, казалось, навсегда утеряно. И лишь
потом, по прошествии месяцев, когда она дважды отказалась выйти за него
замуж, он впервые подумал: "А ведь она меня не любит..."
никогда не выйду за тебя замуж. Это ужасно, когда закон гарантирует
любовь. Я не верю вашим законам. Я верю себе. И на себя надеюсь. И ничего
не хочу, кроме как видеть тебя, и любить тебя, и чувствовать, что ты
хочешь быть со мной.
связь с Ладой, об этом и не было известно в управлении. Узнают лишь то,
что хотят скрыть.
фотографии с крыши соседнего дома, когда Везич раздевался, прыгая на одной
ноге по маленькому ателье Лады, которое она снимала у своего друга,
художника Чолича, уехавшего два года назад в Париж.
своим друзьям, которым он верил и гражданскую позицию которых вполне
разделял. Друзья сообщили, что звонка Мачека к министру не было. А ведь,
прощаясь с Везичем, он поблагодарил его и сказал, что он немедленно
поставит в известность о миссии Веезенмайера белградское руководство
вообще, а министра внутренних дел в частности.
присутствие приносит ему удачу, - обдумать план действий на завтра.
утра, а начал действовать ночью. Были просмотрены все данные на Ладу
Модрич - возраст, место учебы и работы, знакомства, связи. Владимир Шошич
выдвинул версию: поскольку женщина работала в Бюро переводов, она имела
широкие контакты со многими иностранцами и, таким образом, могла оказаться
связующим звеном в такой примерно цепи: некто, представляющий интересы
третьей державы, - Лада - полковник Везич, предающий родину. Иван зажегся,
поблагодарил Шошича, сказал, что Жозеф Фуше в сравнении с ним,
подполковником, всего лишь лейтенант, но идею Шошича решил оставить на
потом. Сначала удар морального плана, а уже после, как следствие, удар,
сокрушающий гражданскую порядочность полковника.
Илии Шумундичу - известному фельетонисту, который славился
зубодробительными выступлениями в хорватской прессе, особенно в
мачековском "Хорватском дневнике" и в "Обзоре". Илия Шумундич позволял
себе то, что не разрешалось никому другому: он ругал власть почище
коммунистов, обвинял руководителей в коррупции и поносил служителей церкви
за их пассивность в борьбе за идеал богочеловека. Левая интеллигенция
считала, что Илия Шумундич завербован тайной полицией и лишь поэтому ему
разрешается писать что угодно и удается печатать то, что любому другому