- Это, верно, старость. В старости уже все известно, предвидения мучат,
наперед знаешь - что, откуда, почем и кому.
- Москва еще не отвечала?
- Дикость положения в том, что она не обязана нам отвечать. И на
запрос, боюсь, не ответят. Еще цыкнут: не суйте нос не в свои дела.
- С Кобцовым вы уже посоветовались? - снова спросил Высоковский.
- Самое паршивое дело, - задумчиво продолжал Бородин, - так это совать
нос в чужие дела. Как считаете, а? Кстати, пирамидона у вас нету?
- Аспирин есть.
Бородин пощупал лоб.
- Да нет, аспирин мне, знаете ли, ни к чему.
- Может, грипп?
- А бог его знает. Между прочим, раньше грипп назывался инфлюэнцей.
Куда как изящней. Все к простоте стремимся. Грипп. Почему грипп? А не
земляника? Или клюква? "Вы больны?" - "Да, у меня, знаете ли, клюква".
Высоковский понял - старик бесится. Поэтому он сдержанно посмеялся и
стал думать, как бы ему поизящней уйти.
- Да, вы Кобцову передали данные на пленных - Степана Богданова,
Николаева и Новикова?
- Передал.
- Что он ответил? У него есть на них материалы?
- Компрометирующих нет. Кобцов сказал: посидят на проверке, там решим,
что с ними делать.
- Посидят, сказал?
- Сказал, посидят, товарищ полковник...
- Слушайте, - спросил Богданов, - а у вас нет желания слетать к ним, а?
По радио ни хрена не разберешься... Если они действительно там эдакое
заворачивают - это ведь не шутки. В Москву передали сообщение с фамилиями
начальства из штаба группы армий "А"?
- Конечно.
- Как думаете, завтра ответят?
- Трудно сказать.
- Поэтому и спрашиваю, что трудно сказать, - хмыкнул Бородин, - иначе б
молчал. Когда у вас неприятности, вы любите излиться или предпочитаете
таить в себе?
- В себе не могу.
- Я тоже.
Высоковский заметил:
- Я про себя философствовать люблю. А если вслух, то сразу теряю нить.
"Осторожный парень, - подумал Бородин, - ишь выкозюливает. А понимает
все, глаз у него цепкий".
- Ну, это ясно, - сказал Бородин, - бывает.
- Товарищ полковник, а когда лететь?
- Я спросил, нет ли у вас желания. Что касается полета, то это вопрос
будущего. Погодим, пооглядимся, а? Как считаете?
- Лететь, видимо, придется, - ответил Высоковский. - Иначе всю операцию
можем профукать. Обидно. Да и голову после снимут.
- Это вы четко сформулировали, - сказал Бородин. - Обидно. И голову
снять могут. Четко - ничего не добавишь...
"Нет, он не побежит к Кобцову, - решил Бородин, - он умный парень и не
трус. Мелко страхуются только трусы. А этот сначала сказал "обидно", а
потом уж вспомнил про голову".
- А про ту ее шифровку, которая ушла в Москву, сообщили, что это -
липа?
- Не столь резко. Я сообщил, что этот материал, по новым данным,
переданным тем же Вихрем и Аней, оказался насквозь фальшивым, составленным
врагом в целях дезинформации. Теперь спросите меня в третий раз про
Кобцова...
- Больше не буду.
- Зря. Просто я еще тогда не решил для себя, как следует поступить.
- Теперь?
- Теперь я решил подумать о том, когда посылать вас к Вихрю...
Высоковский тонко улыбнулся:
- Интересы дела требуют, чтобы рядом с вами не оставалось свидетеля? О
радиограмме ведь знаем только мы с вами...
Бородин поиграл бровями и ответил:
- Это вы - ничего. В точку. Меня, знаете ли, до войны больше всего
обижало, когда хорошее дело приходилось прикрывать обманом. Видимо,
бюрократизм прилипает в первую голову к тем, кто с ним борется. К
сожалению, Кобцов почти совсем не берет во внимание градиенту веры. Я - ее
исповедую.
- Я готов уйти к Вихрю хоть завтра, - сказал Высоковский. - Думаю, на
месте все будет видней.
- Срок мы с вами установим. Торопиться не надо. Разведчик должен
торопиться только один раз...
- Когда именно?
- Вот когда полетите, на аэродроме шепну, - сказал Бородин. - Ладно.
Давайте-ка составлять радиограмму Вихрю.
Высоковский вынул ручку и посмотрел на Бородина. Тот пожевал
старческими фиолетовыми губами, вздохнул прерывисто, недоуменно пожал
плечами и начал диктовать:
- "Выясните все данные о полковнике: год и место рождения,
родственники, бывал ли в СССР, должность, места работ. Сообщите
немедленно. Сразу после этого буду докладывать командованию. Бородин".
Высоковский отметил для себя, как хитро старик сформулировал
радиограмму - он не давал никаких авансов и в то же время санкционировал
продолжение работы группы, в которой радист-шифровальщик был
скомпрометирован, согласно официально действующим установкам.
"Спросить его, - подумал Высоковский, - понимает ли он, как с ним
поступят, случись что страшное в Кракове? Хотя, конечно, понимает. Оттого
так и диктует. Но понимает ли он, что со мной будет то же, что и с ним?
Видимо, понимает. Оттого и говорил про градиенту веры. Я был бы последней
собакой, посчитай хоть на минуту, что Аня действительно могла стать
фашистской потаскухой. Ей-ей, нельзя созидать общество, построенное на
вере в человека, основываясь при этом на полном в него неверии".
- Когда приезжает полковник Мельников? - спросил Бородин.
Мельников был начальник военной контрразведки, "СМЕРША" фронта. Он пять
лет просидел нелегалом в Германии, два года дрался в Испании, а после
лагеря на Колыме был реабилитирован и в первые дни войны снова вернулся на
фронт - чекистом.
Бородин два года был помощником Мельникова по военной разведке в
Мадриде и Барселоне. Сейчас Мельников лежал в госпитале - его поедал
туберкулез. Тем не менее кто-то сказал, что на следующей неделе он
вернется в штаб. С ним Бородин мог говорить, как с самим собой.
- Говорят, ему стало хуже, - ответил Высоковский. - Чекисты были у него
позавчера, он кровью харкает.
- Вот что... Вызывайте машину. Едем к нему. По-моему, это решение.
ЛИЧНО И СЕКРЕТНО ОТ ПРЕМЬЕРА И.В.СТАЛИНА
ПРЕМЬЕР-МИНИСТРУ г-ну ЧЕРЧИЛЛЮ
Получил Ваше послание о немецкой торпеде Т-5.
Советскими моряками действительно были захвачены две немецкие
акустические торпеды, которые сейчас изучаются нашими специалистами. К
сожалению, мы лишены возможности уже сейчас послать в Англию одну из
указанных торпед, так как обе торпеды имеют повреждения от взрыва,
вследствие чего для изучения и испытания торпеды пришлось бы поврежденные
части одной торпеды заменять частями другой, иначе ее изучение и испытание
невозможно. Отсюда две возможности: либо получаемые по мере изучения
торпеды чертежи и описания будут немедленно передаваться Британской
Военной Миссии, а по окончании изучения и испытаний торпеда будет передана
в распоряжение Британского Адмиралтейства, либо немедля выехать в
Советский Союз британским специалистам и на месте изучить в деталях
торпеду и снять с нее чертежи. Мы готовы предоставить любую из двух
возможностей.
НОЧНОЙ ПОЛЕТ
Шифровка Штирлица о Фау, посланная Аней в Москву, была немедленно
доложена заместителю начальника Генерального штаба РККА генералу Антонову.
Тот в свою очередь, в силу чрезвычайной важности полученного сообщения,
передал ее секретарю Сталина - Поскребышеву.
Видимо, Поскребышев что-то рассказал Сталину, потому что утром, когда
Антонов прибыл в Ставку, Верховный Главнокомандующий сказал ему, по обычаю
помогая фразе емким движением левой руки:
- Если это не блеф, тогда это серьезно по двум причинам: во-первых, с
точки зрения перспектив - как военного, так и политического порядка - не
только сейчас, но, главное, в будущем. И, во-вторых, это, несомненно, тема
для разговора с Черчиллем.
Сталин оглядел Антонова из-под тяжелых, чуть припухлых век - он любил
рослых военачальников, - чуть улыбнулся своей странной, несколько
осторожной улыбкой и добавил:
- Если артиллерия - бог войны, тогда ракетостроение - Христос мира. Но,
видимо, эту формулировку не пропустит наш Агитпроп: она несет в себе
оттенок богоуважительности. Атеисты мне этого не простят.