Чтение 55–й страницы книги ~Экипаж "Меконга"~

Впрочем, Опрятина не слишком заинтересовала история диверсанта. Почему
именно у него оказался ящичек, связанный с загадочным ножом, - это тоже не
вызвало у Опрятина особого интереса. Гораздо важнее было другое: ящичек не
пропал, и Опрятину теперь известно, где он находится.

"Подведем итоги, - подумал он. - В одном ящичке была рукопись Матвеева.
В другом - нож. Что же в третьем? Наверное, нечто очень важное,
проливающее свет на древнюю тайну".

Что ж, скоро он овладеет этой тайной.

Николай Илларионович удовлетворенно потер руки.

Институт физики моря вел подготовку к подъему уровня Каспия. Это была
грандиозная работа, но основывалась она на чрезвычайно простом расчете:
проливной дождь может дать 1,5 миллиметра осадков в минуту. Если такой
ливень в течение года будет непрерывно низвергаться на участок моря длиной
и шириной по тридцать километров, то к концу года уровень моря поднимется
на три метра.

Воду для ливневания должно было "одолжить" Черное море - там
предполагалось создать мощный ядерный реактор-кипятильник. Новый
отечественный способ получения ядерной энергии позволял создать такую
установку.

При термоядерных реакциях материя превращается в дикий хаос, в котором
свободные ядра и электроны носятся с бешеной скоростью, развивая в
веществе температуру в сотни миллионов градусов. Но, использовав идею,
высказанную еще в 1950 году Таммом и Сахаровым и несколько позже
сформулированную академиком Курчатовым, можно изолировать плазму -
электронно-ядерный газ, - придав ей локальную форму мощным магнитным
полем. Новая отрасль науки - магнитогидродинамика - позволила приступить к
решению этой проблемы.

Когда из глубины Черного моря взовьется гигантский фонтан водяного
пара, целая система направленных антенн заставит нескончаемое облако серой
змеей ползти над Кавказским хребтом. А каждый кубометр облака - целый
грамм воды!

Дойдя до участка ливневания на Каспийском море, облако попадет в зону
мощного электростатического поля, и сконцентрированные водяные пары,
потеряв тепло и превратившись в воду, ливнем обрушатся в море.

Проблемой занимался большой коллектив ученых и инженеров. Надо было
поставить массу экспериментов и разрешить тысячи мелких и крупных
вопросов, самых разнородных: как отразится снижение солености моря на
самочувствии каспийской сельди; насколько увеличится скорость течения в
Босфоре; чем возместить потерю пастбищ - полумиллиона гектаров кормового
тростника, которым порос обмелевший северный берег Каспия...

А чего стоили ведомственные разногласия! Нефтяники желали гибели
древнему морю: обнажатся новые нефтеносные площади. Химики стояли за
немедленный подъем: надо было спасать залив Кара-Богаз-Гол - крупнейшее в
мире месторождение мирабилита. А испарение воды в этом мелководном заливе
снижает уровень моря на три-четыре сантиметра в год.

- Только три сантиметра, - успокаивали химики.

- Целых четыре сантиметра! - ужасались гидрологи...

Восьмая лаборатория готовилась к экспериментам по конденсации облаков,
и у Опрятина, руководителя лаборатории, было много хлопот. Чего стоило
одно только создание опытной установки! Сейчас на отдаленном, безлюдном
островке заканчивался ее монтаж, и Опрятин лично руководил работами. С
островной экспериментальной базой он связывал и некоторые другие планы.

Опрятина в институте уважали за деловитость, но не очень любили за
холодно-ироническую вежливость. Как-то раз в предпраздничной стенгазете
дали серию дружеских шаржей на сотрудников института. Отношение к Опрятину
было выражено двустишием:

Всегда подтянут, всегда опрятен -

Все, что мы знаем о вас, Опрятин.

Николай Илларионович прочел и хмыкнул: шарж ему понравился.

- Холодноватый стиль у вас, - сказал ему однажды директор института. -
Вы бы как-нибудь потеплее... Знаете, совместные обсуждения, беседы, что
ли. Это объединяет коллектив...

Опрятин поднял бровь:

- Вы хотите сказать, что мой коллектив недостаточно целеустремлен?

Нет, этого директор сказать не мог. Восьмая лаборатория отличалась
превосходным порядком и четкостью.

Появление двух новых сотрудников внесло некоторую дисгармонию в строгую
обстановку опрятинской лаборатории. Лохматый, рассеянный Бенедиктов
разливал по столам реактивы, бил много посуды и часто устраивал короткие
замыкания. Он шумно ругался с Опрятиным, и последний терпеливо сносил это
- вот что было особенно удивительно.

С появлением Бенедиктова рыбный вопрос вдруг занял важное место в
институте. Во всяком случае, все лучшие места в коридорах: Бенедиктов
расставил там свои аквариумы. Он без церемоний брал за пуговицу людей из
других отделов и подолгу рассказывал им о тайнах рыбьих организмов. Кроме
того, он допекал замдиректора по хозяйственной части требованиями на
разнообразный корм для рыб.

Кормление рыб входило в обязанности нового лаборанта, здоровенного
щекастого мужчины с узенькими глазками и рыжеватым хохолком на макушке.
Вова быстро освоился с научной обстановкой. Когда он, мурлыча песенку,
возился у спектрографа, казалось, что хрупким кассетам и шлейфам угрожает
неминуемая гибель.

- Ну и лаборантика добыл себе Опрятин! - говорили в коридорах. -
Типичный гангстер.

Ко всеобщему удивлению, оказалось, что огромные лапы нового лаборанта
умеют легко и даже нежно обращаться с точными приборами. Вова прекрасно
паял, старательно проявлял спектрограммы и не очень грамотно, но подробно
вел журналы установок, - этого не ожидал от него и сам Опрятин.

А когда Вова организовал кружок классической борьбы, к нему прониклась
уважением вся институтская молодежь.

Дольше всех с опаской поглядывал на Вову замдиректора по хозяйственной
части, так как лаборанту приходилось иметь дело со спиртом-ректификатом.
Однако тайные наблюдения и опрос институтских шоферов и мотористов, быстро
сдружившихся с Вовой, показали, чти новый лаборант не пьет.

- Удивляюсь, - пожимал плечами замдиректора. - Такая зверюга - и
непьющий... Что слышно у вас на острове, Николай Илларионович?

- Заканчиваем монтаж. Завтра как раз собираюсь съездить. Не составите
компанию?

- С удовольствием бы, да некогда. Уж очень далеко вы забрались, и
сообщение неудобное. Задует норд - сиди потом на острове, как Робинзон...

"Начальство не склонно к поездкам на остров - что ж, тем лучше", -
подумал Опрятин.

Быстроходная моторка выбежала из бухты и, задрав нос, потянула за собой
пенные усы. Утро было тихое, солнечное, пронизанное октябрьской свежестью.

Вова, надвинув кепку на брови, сидел у мотора и думал о том, что вряд
ли удастся на обратном пути заскочить на рыбный промысел. В прошлом месяце
ему удалось завернуть туда по дороге, купить по дешевке черную икру и
потом, в городе, прибыльно ее продать. Но сегодня Опрятин не собирается
ночевать на острове, придется везти его обратно, так что об икре можно не
думать.

Вдруг он навострил уши: сквозь мерный рокот мотора до него донесся
обрывок интересного разговора.

- Нет, - сказал Опрятин, - не думаю, что они знают про нож.

- Почему же они приходили ко мне? - возразил Бенедиктов. - Рита
говорит, они интересовались тремя железными коробками. Откуда три? В одной
нож, в другой, как вы говорите, они нашли эту рукопись, а что еще за
третья?

- Это моя забота, Анатолий Петрович. Вы занимайтесь своим делом.

- Я-то занимаюсь делом, а вы...

- Перестаньте, - прервал его Опрятин. - Мы не одни.

Плавно покачиваясь, бежала моторка по сине-зеленому осеннему,
прохладному морю. Ветер струился навстречу. Опрятин плотнее запахнул
непромокаемый плащ. Бенедиктов чиркал спичками; они гасли на ветру, он
сердился и бросал их в воду.

Вот и остров. Моторка вошла в маленькую бухточку с приглубым берегом.
Заглушив мотор, Вова ловко выпрыгнул на мокрый песок и обмотал фалинь
вокруг компрессорной трубы, которую он вбил в грунт еще в один из первых
рейсов.

Этот неуютный необитаемый островок и был экспериментальной базой
восьмой лаборатории.

Два месяца назад тупоносая самоходная баржа вылезла плоским брюхом на
песчаный берег. Ее передняя стенка откинулась и превратилась в сходню.
Морские ужи и черепахи, составлявшие население острова, оторопело
смотрели, как из темного нутра самоходки с лязгом и грохотом выползали на
берег трактор и гусеничный кран.

Со времен войны на острове остался старый дот. Теперь Спецстрой по
заказу Института физики моря переоборудовал это приземистое бетонное
сооружение под опытную установку конденсации облаков.

Бенедиктов и Опрятин поднялись на невысокий глинистый обрыв и скрылись
в бывшем доте. Вова остался внизу. Он походил взад и вперед по песку,
разминая ноги, потом сел на камень и задумался.

А задуматься было о чем. Вот уже два месяца он "вкалывает", как никогда