Последний отряд улан, тот, что задержался в Шуджуби, вступил в арку, но и
этот отряд, услышав ужасные слова Экзетера, пал на колени. Наконец анафема
закончилась.
искренне раскаетесь. Неделимый может и отвратить от вас свой гнев...
такого он еще не видел! Всего час назад - нет, гораздо меньше - Экзетер
изнемогал от усталости и мог идти только за счет силы, которую черпал от
своих последователей. Теперь он сиял в этом окне полуденным солнцем. Голос
его гремел властностью самого Бога.
стояли на коленях.
скакунов и как можно быстрее поезжайте в Ниол. Передайте мои слова самой
королеве Эльванайф. Скажите ей в лицо, как провинилась она перед народом,
которому должна была стать матерью. Скажите ей, что она должна прийти сюда
оплакать их могилы - пешком, босой, с распущенными волосами. Скажите ей,
что только так она может надеяться спасти свою душу. Ступайте!
арку. Остальные безропотно ждали приговора.
грешников.
луже, нашли свою смерть последние из его Сотни.
тошноты. Чудовище! Презренный убийца! Ханжа! Пророчество предупреждало
Экзетера, что в Ниолвейле должна пролиться кровь. Он предвидел эту бойню и
использовал ее. Он принес в жертву своих последователей, крестьян -
мужчин, женщин, детей - и своих старых боевых друзей из Нагвейла.
не убивает своих друзей.
33
запахов и насекомых. Джулиан старался уйти как можно дальше от наводящей
ужас виртуальности узла. Он нашел сухой древесный ствол и уселся на нем,
глядя невидящими глазами на небо над Ниолволлом - сначала багрово-красное,
потом угольно-черное, усеянное мириадами звезд-слезинок. До восхода
зеленой луны оставалось еще несколько часов, но Иш, Кирб*л и Эльтиана
давали достаточно света, чтобы видеть кипевшую на равнине деятельность.
Солдаты продолжали собирать тела убитых и копать могилы. Они работали
молча - черные гномы в молочно-опаловом мире, - пытаясь рвением своим
снять с души кровавое бремя греха.
смогли попастись и отдохнуть немного. Утром они вернутся. Урсула осталась
где-то в храме. Домми был жив и здоров.
сторонников, что продолжению паломничества ничего не мешает. Возможно,
часть его сторонников решила разойтись по домам, и все же удивительно
много их поверили его словам и сходились к храму сотнями, час за часом.
перед собой небольшое стадо овцеподобных тварей. "Интересно, - подумал
Джулиан, - каково сейчас этим двоим, единственным спасшимся из всей
Сотни?" И тут же понял, что прекрасно знает как, ибо сам ощущал это каждый
день на протяжении двух лет на Западном фронте. Они испытывают чудовищное
облегчение от того, что живы, тогда как все их товарищи мертвы, и
чудовищную вину от того же.
слов, способных описать его отвращение, ужас, злость... Власть разлагает,
но жажда власти разлагает еще сильнее. Он ни за что бы не поверил, что
старый фэлловианец может пасть так низко, тем более Эдвард Экзетер. Он
жалел, что не бросил своего бывшего друга в палате для психов тогда, в
Стаффлз, в семнадцатом году. Палата в Бродмуре - и то лучше, чем это
преступное безумие.
раз, когда он видел Экзетера, если не считать сегодняшнего дня, тот тоже
вел похоронную службу по жертвам Зэца. Теперь он хоронил свои жертвы.
развалин храма вспыхнули костры, так что те овцеподобные твари пришлись
как раз кстати к поминальному пиру. Неохотно признавшись себе в том, что
его шатает от голода, Джулиан устало поднялся и отправился на поиски
благотворительного обеда, но у ближайшего же костра его чуть не вырвало от
запаха подгорелого мяса, и он не задерживаясь поплелся дальше. Пошатавшись
бесцельно по толпе, он забрел в храм. Большой двор был теперь пуст. Тела
из пруда исчезли, а в окне, в котором стоял Экзетер, виднелись одни
звезды. Камни еще хранили тепло, но воздух остыл. Почему-то при лунном
свете виртуальность ощущалась еще сильнее. Тогда торчавшие к небу зубья
стен отбрасывали на песок бархатно-черные тени. От этого мурашки бежали по
коже. Даже местные ощущали это и держались отсюда подальше.
еще один дворик, поменьше, а в нем одинокого человека, ничком лежавшего у
маленького костра. Он был жив и в сознании, ибо одна нога его то и дело
ковыряла пальцем песок, но головы и плеч за валуном видно не было.
Заинтригованный, Джулиан бесшумно подошел поближе. То, что он принял за
валун, оказалось на поверку мешком Домми - он понял это в ту же секунду,
как только увидел знакомую рыжую шевелюру. Домми торопливо писал что-то,
положив бумагу и доску для письма так близко к огню, что те не загорелись
еще только чудом.
в приветственной улыбке.
свои записи. - Я ужасно рад, что вы и Энтайка Ньютон не пострадали во
время этого ужасного несчастья.
записывает Домми при свете костра, если это не может подождать до утра. -
Думаю, утром мы отправимся обратно в Олимп.
все равно у него нет ничего, кроме его хламиды. Твоя жена вот-вот родит.
Скажи мне, зачем тебе оставаться здесь?
обладал иммунитетом к экзетеровой харизме - он ощущал ее, но понимал ее
происхождение и мот противиться ее действию, чего не скажешь о туземцах.
Объяснение того, как действует харизма или мана, того, что случилось
сегодня в храме, не излечило бы Домми от действия чар - как ребенку
никогда не объяснишь, что на деле кролик взялся вовсе не из рукава
фокусника. Или Джулиану просто не хотелось терять чертовски хорошего
слугу? Нет, он и правда искренне переживал за Домми и Айету. Дело
Освободителя было обречено на провал с самого начала, а теперь на его
черное сердце легло еще и проклятие чудовищного преступления.
Эльванайф посылала своих воинов против Освободителя, и дважды терпели они
неудачу. Какая армия дерзнет выступить теперь против него?
рыдающих от раскаяния и копающих могилы для своих жертв, наверняка
разбегутся по всем вейлам. Короли и местные правители могут, конечно,
продолжать посылать убийц, но войска против крестового похода Экзетера уже
не пошлют. - Что, пишешь письмо Айете?
утром, когда мы с Энтайкой Ньютон решим, что делать дальше. - Джулиан
начал подниматься.
Впрочем, Джулиан успел разглядеть достаточно, чтобы понять: Домми пишет не