их жизнь. В конце концов Эрвин разыскал дарнара, который
собирался в город. После долгих уговоров тот согласился
обменять на несколько блестящих кружочков узелок с едой и
старое одеяло из шерсти дака. Получив хотя бы самое
необходимое в дорогу, Эрвин поспешил туда, где деньги имеют
большее значение.
дарнарами этот городишко показался ему слишком маленьким,
чтобы не столкнуться там с подобными же трудностями. И он
предпочел Дутухт - большой торговый город в устье Грококса,
где можно было найти корабль до любого континента, - хотя
добираться туда было значительно дальше. Расспросив дорогу,
Эрвин покинул дарнарскую деревню и направился на юг, где
вдоль берега реки тянулся проезжий тракт.
Дорога, принимая в себя ответвления от дарнарских хаток и
поселков, становилась все более наезженной. Через несколько
дней она полноправной веткой влилась в широкий береговой
тракт, по которому сновали не столько сами дарнары, сколько
представители других рас, живших по ту сторону Грококса.
Изобильные земли на юге второго континента привлекли на
жительство и людей, и свирров с третьего континента, охотно
расселившихся по Гретанской долине и другим пустующим
угодьям, которые не спешили обжить неприхотливые дарнары. Но
это было южнее, а земли по северному берегу реки традиционно
считались дарнарскими или, точнее, нищенскими.
брезговали селиться другие расы. Медлительные великаны
выращивали на них жесткие и горькие корнеплоды,
становившиеся съедобными после длительного упаривания в
котле, и пасли даков - такую же крупную и неприхотливую
скотину, как и ее хозяева. Пасущиеся даки больше всего
напоминали огромные головастые бочки на столбообразных
ногах, обросшие редкой, похожей на щетину шерстью, сквозь
которую просвечивала серовато-розовая кожа.
растительность, вплоть до мелких кустарничков, находя себе
пищу там, где не прокормилось бы другое травоядное животное.
Дарнары доили даков, забивали их на мясо, перевозили на них
грузы и пахали землю. Из шерсти даков они ткали грубую
одноцветную одежду, а из жесткой, годившейся разве что на
подметки кожи умудрялись шить некрасивые, но невероятно
прочные башмаки.
примелькалась Эрвину в пути. Даки паслись у каждого
дарнарского жилища. Однажды, когда он уселся пообедать на
берегу Грококса, его догнало большое стадо даков, которое
сопровождали двое дарнаров, постарше и помоложе, в
одинаковых штанах и рубашках из грубой шерсти, с кожаными
' /+ b ,( на локтях и коленях. Эрвин расспросил их и узнал,
что они гонят скотину в Дутухт на продажу. Это было по пути
Эрвину, да и купленная в деревне еда была на исходе. Было бы
неплохо наняться к этим дарнарам в помощники, хотя бы за
еду, и он предложил им свои услуги.
прищурил маленькие, глубоко посаженные глазки.
бурую кожу на волосатом загривке.
над предложением Эрвина. - Даков много, но даки смирные. Мы
справляемся.
нам. Зачем нам тебя брать?
отвернулись от Эрвина, словно он перестал для них
существовать.
пошел следом. Вскоре он нагнал это стадо, почему-то
остановившееся. Животные, явно напуганные, беспорядочно
толпились на дороге. Подойдя ближе, Эрвин увидел, что один
из даков лежит на обочине, а оба дарнара в одинаковых позах
стоят перед его мордой, удрученно почесывая загривки.
случилось.
этих краях. Видимо, животное наступило на нее, пытаясь
урвать по пути пучок травы с обочины.
перемешивалось с философским непротивлением судьбе.
морде животного, на которой сквозь страдание просвечивала
кротость и непротивление скотины, знающей, что ее судьба -
рано или поздно быть съеденной.
пять коротких и толстых долек, каждая из которых
заканчивалась подобием копытца. Двойной прокол змеиных зубов
обнаружился между двумя из этих копытцев - чуть ли не
единственном местечке на теле дака, где кожа была достаточно
тонкой, чтобы прокусить ее. Эрвин порылся в котомке и извлек
оттуда кинжальчик мага. Он сделал глубокий надрез в месте
укуса и дал крови стечь, а затем вложил в ранку магический
камень, надеясь, что яд не успел распространиться далеко.
Такие камни хорошо помогали только от свежих укусов.
бурый, Эрвин выбросил его и зарастил ранку. Дак почувствовал
себя заметно лучше, страдальческое выражение сошло с его
морды. Полежав еще немного, он поднялся на ноги.
увидев, что скотина, с которой они уже попрощались,
вернулась к жизни.
даков. Ему вырезали тонкую и длинную палку - хворостины было
мало для толстой шкуры дака, - чтобы возвращать на дорогу
вздумавшую отлучиться за пучком травы скотину. Однако даки
редко проявляли подобную инициативу, поэтому обязанности
Эрвина свелись к тому, чтобы днем брести за стадом, а по
ночам караулить его поочередно с погонщиками, чтобы животные
не разбредались далеко.
ее в лицо и непонятным для Эрвина образом с первого взгляда
определяли наличие каждого дака в стаде. Если кто-то из
даков отбивался от стада, то и Даб, и Даз точно знали, что
это или большой светло-бурый, или серо-коричневый с редкой
шерстью, или коротконогий с рваной губой. У них не всегда
хватало слов, чтобы это высказать, но перед их маленькими,
глубоко посаженными глазками всегда имелся отчетливый образ
каждого животного. Эрвину было далеко до этого, и он в свое
дежурство постоянно пересчитывал даков, чтобы установить,
все ли они на месте.
проучился не в академии, а у хозяина стада даков, он с
неменьшей виртуозностью запоминал бы их. Он думал также,
зачем столько лет проучился сложному и тонкому искусству
магии, если на свете есть куда более простые и полезные
занятия, хотя бы та же пастьба даков. После одиноких
скитаний по местам, где непросто было выжить, ему было так
спокойно среди этих живых глыб, и разумных, и неразумных.
Пища дарнаров, правда, была слишком грубой для него, но к
любой пище в конце концов можно привыкнуть.
Даз, кажется, ничему не удивлялись. Они с полным
безразличием отнеслись и к его умению разводить костер
заклинаниями, и к кикиморе у него за пазухой. Примерно так
же, как они относились к погоде - кто ж ее спрашивает,
почему она такая? Не менее безразлично им было и то, что он
не принадлежит к их расе.