какую-то опору.
оттенок любезности. Эта застывшая улыбка делала его лицо похожим на
уродливую маску. - Рано или поздно, все равно вам кто-нибудь расскажет об
этой проклятой реке, так почему бы мне не сделать это первому? Считается,
что если бросить в нее щепку, то эта щепка приплывет в Новый Орлеан. Но
если добрые люди в Новом Орлеане будут ждать щепок, приплывших к ним из
города Арджайла по реке Сэнэкенок, через озеро Юстис, еще по четырем
рекам, а затем по Миссисипи, то боюсь, что этим добрым людям просто некуда
девать время... Вот и все, что касается реки, - протянул он и негнущейся
походкой направился к своему креслу.
Сильно кося глазами, он долго надевал очки в серебряной оправе.
необходимо произвести вливание свежей крови. Или, по крайней мере, такой
старый вампир, как я, нуждается в перемене пищи. - Он сделал паузу, чтобы
оттенить собственную шутку, и снова изобразил на лице улыбку. Эрик видел,
что Риган разыгрывает из себя добродушного старого чудака. Но он играл эту
роль слишком явно и нарочито, как бы открыто насмехаясь над своими
посетителями.
моими порядками, но надеюсь, мы с вами поладим, - продолжал Риган. -
Доктор Траскер, ваши работы мне показались довольно серьезными. Мне
нравится, как вы сконструировали свой прибор - без лишних претензий и
всякой дребедени, солидно и прочно. Правда, - добавил он
издевательски-сокрушенным тоном, - я о вас почему-то ничего не слыхал,
пока старый Лич не назвал вашего имени, но я охотно допускаю, что это моя
вина, а не ваша. - Он ехидно взглянул на Траскера, как бы вызывая его на
ответ, затем хмыкнул и повернулся к Эрику. - Что до вас, дорогой юный
доктор Горин, то я просмотрел отчет о вашей работе с Хэвилендом в
Колумбийском университете. Что ж, работа проделана очень недурно, хотя не
могу сказать, чтобы я высоко ценил милейшего доктора Хэвиленда. - Слово
"милейший" было произнесено приторно сладким голосом, но тотчас же в нем
послышались резкие, злобные нотки. - В мое время существовало особое
прозвище для таких красивых щеголей, вроде него, но, как это ни
прискорбно, боюсь, что те времена прошли безвозвратно. - Вертящееся кресло
скрипнуло. Риган повернулся в сторону Фабермахера. Немного помолчав, он
обратился к нему, словно увещевая им же самим напуганного ребенка: -
Наконец, мы дошли и до вас, герр Фабермахер. Вы так тихонько и вежливо
сидите там в уголке! У вас хорошие манеры, герр Фабермахер, а я способен
ценить то, чего нет у меня самого. Теперь, mein Herr, относительно вашей
работы. Для меня это все - сплошная тарабарщина, но так как тарабарщина
нынче в моде, то я препятствовать не стану... Имейте в виду, если
кто-нибудь из вас обиделся на мои слова, то это просто глупо с вашей
стороны. Зла у меня на вас нет. А если будет, то вы это почувствуете.
Безусловно почувствуете... Вообще говоря, я уверен, что вам здесь
понравится, - продолжал Риган. - Благодаря, так сказать, несколько
старомодной постановке дела, вы трое будете вести только аспирантуру.
Таким образом, вам предоставляется возможность составить интересную
учебную программу, не требующую от вас особого труда. Единственное, чего я
прошу, - это чтобы знания физиков, которых мы будем выпускать в ближайшие
годы, удовлетворяли попечительский совет. Ну, вот, пожалуй, и все. Через
несколько минут у меня начинается лекция. Благодарю за то, что вы
проделали такой дальний путь ради нескольких минут беседы, и надеюсь, что
мы будем работать вместе, - он в упор посмотрел на Траскера и очень тихо
добавил, - еще много-много лет.
толстую тетрадь с выведенным на обложке словом "Лекции". Края ее страниц
пожелтели от времени. Опираясь одной рукой о тетрадь, другой о высокую
спинку кресла, он медленно поднялся, протянул каждому по очереди свою
холодную руку и вышел из комнаты.
кабинета, испытывая гнетущий страх. Тощий и длинный, он прошагал через
приемную, и секретарша сразу заметила на его лице уже знакомое ей
выражение; про себя она с трепетом называла его "взгляд убийцы". Бледный
рот Ригана с залегшими по краям глубокими морщинами был крепко сжат, глаза
пронзительно смотрели в одну точку, словно сейчас перед ним должен был
появиться человек, которого он ненавидел больше всего на свете.
Риган почти привык к нему. Он уже позабыл первоначальную причину этого
страха. Осталось только ощущение его и способность изливать его до полного
облегчения.
сталкивался с кем-либо, кто, как ему казалось, мог его превзойти. Всю свою
жизнь каждую новую встречу, каждое новое знакомство он рассматривал как
скрытый вызов. В семье он был младшим и самым низкорослым из шести
братьев, и в детстве его вечно оттирали в сторону, иногда ласково, но
всегда достаточно решительно; единственный раз он попытался отстоять свои
права, бросившись с кулаками на брата, старше его на двенадцать лет.
Окружающие смеялись над его бессильной яростью, но он надолго запомнил это
ощущение исступленной злобы. В ту минуту он был бы счастлив, если бы ему
удалось убить брата. Это было давно, братья его умерли, из всей семьи в
живых остался он один, но до сих пор всякий раз, когда возникала угроза,
что его могут оттеснить в сторону, Риган терзался страхом и злобой. Сейчас
ему казалось, что в этом смысле Траскер - самый опасный противник, какой
попадался ему на пути после того, как шестьдесят лет назад он покинул
родительский дом.
не мог заподозрить, что его внезапный уход - просто бегство. Все трое
некоторое время стояли молча, потом переглянулись, не зная, смеяться или
нет над кривляньем Ригана. Впрочем, никому из них не было смешно.
сухо заметил Эрик.
человеком я не стану работать.
солнцем, среди оживленной молодежи, им было трудно отделаться от
впечатления, которое произвел на них Риган. Фабермахер повторял "нет!
нет!" и ожесточенно качал головой.
который может разъяснить нам положение, - это Лич. Я позвоню ему и
постараюсь с ним повидаться.
минут и вышел из будки заметно повеселевший.
выстроенный из известняка, представлял собою точную копию старинного
рейнского замка с таким обилием зубчатых стен, башенок и стрельчатых окон
с цветными стеклами, что не казался смешным только благодаря присутствию
самого Лича - почтенного старца с волосами, белыми, как глазет, которым
обивают гробы, и таким же лицом. Личу было около восьмидесяти лет, он был
прикован болезнью к креслу, но, несмотря ни на что, в нем чувствовалась
огромная уверенность в себе. С террасы, где он принял посетителей,
открывался вид на весь город, на реку и на живописные университетские
здания за нею. В противоположной стороне, миль за двадцать, виднелась
серая пелена дыма - там находились сталелитейные заводы Лича.
подтверждает это. Он ведет арьергардные бои, постепенно сдавая позиции, и
надеется, что в конце концов как-нибудь сумеет выпутаться. Но это ему не
удастся. Даю вам слово.
двое сколько угодно воюют друг с другом, каждый сидя на вершине своего
холма, лишь бы они не впутывали в эту склоку его.
Риган, подать в отставку, если он этого не хочет?
ответил Лич, устремив взгляд на Эрика, и тот почувствовал, что его
поставили на место. - Мне всю жизнь приходилось укрощать упрямых людей.
Меня научил этому отец, а он в свою очередь научился у своего отца. Мой
отец уделял много внимания своему университету, и я тоже отношусь к своим
обязанностям чрезвычайно серьезно. Я начал присматриваться к Ригану всего
несколько лет назад, после случайного разговора с одним очень толковым
ученым, работающим в лаборатории на моем заводе. Я спросил, почему мы не
пополняем штат научных сотрудников питомцами Кемберлендского университета,
а тот в ответ только засмеялся. Просто засмеялся мне в лицо. И вот, я
спрашиваю вас, какой смысл надрываться, добывая для университета
ассигнования и пожертвования, если над его выпускниками смеются? Я хочу,
чтобы вы втроем наладили дело. Я прошу вас об этом. Пожалуйста, подпишите
контракты. Обещаю вам, что через полгода Ригана здесь не будет, и вы
сможете перестроить работу факультета по-новому.
Доставалов Александр
Лондон Джек
Шилова Юлия
Афанасьев Роман
Лукин Евгений
Куликов Роман