Чтение 55–й страницы книги ~Суровые времена~

разразившись грязной руганью. Был он огромен и Волосат.

Времени было - около полуночи. Единственным источником света был фонарь,
поставленный здоровяком на булыжники мостовой. Через улицу, над самой
землей, мерцали чьи-то глаза. На миг мне показалось, что за угол, во тьму,
скользнула огромная кошка.

Человек оказался одним из шадаритов-патрульных, нанятых Освободителем для
поддержания порядка на ночных улицах и надзора за чужаками сомнительного
происхождения.

С той стороны улицы донесся смех. Патрульный явно оплошал при исполнении
обязанностей: ведь это я - свой! А она - как раз из чужаков сомнительного
происхождения!

Я снова был в Таглиосе.

Запахло дымом. Фонарь?

Нет. Дымом тянуло с лестницы за моей спиной.

Я вспомнил, как уронил лампу. Вспомнил дикую мешанину мест и времен.

- Я в порядке. Просто голова закружилась.

Смех повторился. Шадарит оглянулся, но, похоже, остался к смеху
равнодушным. Он не хотел верить моим словам. Он желал найти некий непорядок
сию минуту и не сходя с места. Пришлых он не любил, а нас, северян, полагал
безумцами и пьянью. К несчастью, во Дворце мы были в большом фаворе...

Я поднялся. Надо двигаться. Сознание мало-помалу прояснялось.
Возвращалась память. Мне отчаянно нужно отыскать знакомый вход во Дворец,
так как я должен поскорее попасть домой...

Внезапно луна брызнула на мостовую холодным светом. Время - за полночь...
И я увидел женщину, стоявшую по ту сторону улицы. Я хотел было сказать об
этом шадариту, но издали, с той стороны, куда удалилось чудище, раздался
пронзительный свист. Другому патрульному нужна была помощь.

- Поостерегись, чужеземец. С этими словами шадар поспешил прочь. Я тоже
побежал, не тратя времени даже на то, чтобы захлопнуть за собою дверь.

Вскоре я добрался до знакомого входа, однако что-то было не так. Там
должны были стоять на часах гвардейцы Корди Махера...

Оружия при мне не было, кроме обычного ножа на поясе. Я обнажил его,
приняв вид отчаянного бойца. Отряд Махера ни при каких обстоятельствах не
должен был оставлять пост. И подкупить этих ребят было невозможно.

Я нашел часовых в караульном помещении. Они были задушены.

Нужды в дальнейшем допросе пленника не было. Но кто же им надобен?
Старик? Почти наверняка. Радиша? Возможно. Ну и прочие важные персоны, какие
под руку подвернутся.

Мне едва удалось одолеть страх и не помчаться сломя голову домой. Все
равно там Тай Дэй с дядюшкой Доем.

Сняв с одного из убитых рубашку, я обернул ею горло. Хоть какая-то защита
от шарфа Душилы. Затем я заскакал вверх по лестнице, словно горный козел,
уже много лет в этом не упражнявшийся. Достигнув своего этажа, я успел так
запыхаться, что пришлось перегнуться через перила лестницы и отдышаться,
стараясь сдержать тошноту. Ноги стали совсем ватными.

Во Дворце тем временем поднялась тревога. Малость отдышавшись, я
направился в коридор - и наткнулся на мертвеца.

Он был грязным и недокормленным. Клинок развалил его тело от левого плеча
до правого бедра. Правая рука, все еще сжимавшая черный румель, отлетела
футов на десять в сторону. Все вокруг было залито кровью, продолжавшей
вытекать из разрубленного тела.

Я взглянул на шарф. Покойный сгубил множество народу. Теперь Кина предала
его самого.

Предательство такого рода - одно из самых привлекательных качеств этой
богини.

Так чисто мог рубить только Бледный Жезл.

Еще один труп лежал возле моей двери. Третий - в дверном проеме, мешая
двери закрыться.

Кровь была свежа, и трупы до сих пор кровоточили. Даже мухи налететь не
успели.

Нехотя вошел я к себе, готовый вцепиться зубами во все, что шевельнется.

Потянуло незнакомым запахом.

Развернувшись, я столкнулся с кем-то тощим, смуглым и немытым. Меня
отшвырнули назад. Черный румель обвил мою шею, но из-за намотанной рубахи не
смог выполнить то, для чего предназначался.

Я ринулся к своему столу - и тут в затылке вспыхнула острая боль. -
Только не теперь! - мысленно вскрикнул я.

И тьма сомкнулась надо мной.

***

Очнуться заставила боль. Рука моя была в огне. Ударившись о стол, я
перевернул лампу. Горели мои бумаги, моя Летопись. Горел я сам. Я с визгом
вскочил и, едва потушив собственную руку, принялся спасать бумаги. Кроме
них, я ничего вокруг не замечал и ни о чем не думал - то ведь жизнь моя
обращалась в дым! За дымом ее ждали лишь обитель боли да суровые времена...

Где-то вдали, словно в конце длинного, страшного туннеля, я видел дядюшку
Доя, опустившегося на колени возле Тай Дэя. Меж ними и мной лежали три
мертвых тела. Двоих, судя по чистым, аккуратным разрубам, сразил Бледный
Жезл. Третий был явно убит во гневе. Похоже, противник его вовсе вышел из
себя.

Дядюшка Дой прижимал голову Тай Дэя к груди. Левая рука Тай Дэя свисала
так, словно была сломана. Правая - обнимала То Тана. Голова пятилетнего
мальчонки была как-то странно склонена в сторону. Лицо Тай Дэя было бледно.
Сознание - витало в каких-то иных Мирах.

Дядюшка Дой поднялся и пошел ко мне. Заглянув в глаза, покачал головой,
придвинулся ближе и обнял меня могучими ручищами.

- Их было слишком много. И все произошло слишком быстро, Я осел на пол.

То было, настоящее. То был сегодняшний день. То был новый ад, где мне ни
за что не хотелось оставаться.

...обрывки...

...почерневшие обрывки, со слабым хрустом крошащиеся в пальцах.

Побуревшие с углов страницы с полудюжиною начертанных неверною рукою
слов, содержание коих более неизвестно.

Все, что осталось от двух томов Летописи. Тысяча часов работы. Четыре
года нашей истории. Все это пропало навсегда...

Дядюшке Дою что-то требуется. А, хочет напоить меня каким-то странным
зельем нюень бао.

Обрывки...

...повсюду вокруг - обрывки моей работы, жизни моей, любви и боли,
разметанные суровым временем...

Тьма. И - лишь черепки времени во тьме... Эй, там! Добро пожаловать в
город мертвых...

Глава 86

В помещении было полно стражников. Что происходит? Мысли мои смешались. У
меня снова был припадок?

Дым. Кровь. Настоящее. Жестокое настоящее, пышущее болью, словно дракон -
огнем. Только тут я заметил присутствие капитана. Он, покачивая головой,
вышел из задней комнаты, с любопытством глядя на дядюшку Доя.

Ворвался Корди Махер, и вид у него был - словно перед лицом
наиужаснейшего ужаса за всю его долгую и безрадостную жизнь. Он направился
прямо к Старику. Я разобрал лишь:

- ..повсюду мертвые.

Ответа Костоправа я тоже не расслышал.

- ..за тобой? Костоправ пожал плечами.

- Ты просто прогнал последних... Вбежавший гвардеец что-то шепнул Махеру.

- Слушайте! - рявкнул тот. - Там еще остались живые! Всем соблюдать
осторожность! - Они со Стариком подошли поближе. - Они заплутали в
лабиринте. Чтобы всех разыскать, нужен Одноглазый.

- Ох-хо, когда же это кончится? Судя по всему, капитан ужасно устал.
Дядюшка Дой объявил, ни к кому в особенности не обращаясь:

- Они только начинают расплачиваться.

Таглианский его был великолепен, учитывая, что еще вчера он не знал на
нем ни слова.

Из задней комнаты, согнувшись, еле переставляя ноги, вышла матушка Гота.
Она, по обычаю женщины нюень бао перед лицом катастрофы, сварила нам чаю.
Наверняка то был худший день в ее жизни. Чай оказался хорошим.

Капитан снова испытующе взглянул на дядюшку Доя и опустился возле меня на
колени.

- Что здесь случилось, Мурген?

- Толком не знаю. Начало пропустил. Я заколол одного. Вон того. От толчка
упал на стол. Провалился вроде как в дыру во времени. Может быть. Проснулся
- все горело.

Вокруг были разбросаны обуглившиеся страницы. Рука болела ужасно.

- Повсюду были мертвые. Что и как, я не видел. Очнулся лишь недавно.

Костоправ переглянулся с Махером и правой рукой сделал жест, изображавший
дядюшку Доя.

Корди Махер на отличном нюень бао попросил дядюшку рассказать, как было
дело.

Поистине, ночь тысячи сюрпризов!

- Эти Обманники были умелы, - сказал дядюшка Дой. - Напали без
предупреждения. Я проснулся лишь на миг раньше, чем двое навалились на меня.

Он объяснил, как избежал смерти, сломав чей-то хребет и чью-то шею.
Содеянное он описывал цинично и даже критически.

Не пощадил ни Тай Дэя, ни себя самого. Себя он винил в том, что,
поддавшись гневу, пустился в погоню за бежавшими Обманниками, чье бегство
оказалось диверсией. Тай Дэй, которого еще не успели и унести, заслужил
критику тем, что поддался мимолетным колебаниям, стоившим ему сломанной