Фонда должен был являться его полноправным членом (следовало, чтобы
родители его родителей были живы к моменту его вступления в брак) и при
этом заниматься предпринимательством. Если и были еще какие-то условия, то
мне о них неизвестно.
остался попечителем, но ему перевалило за девяносто, и он решил заняться
более легкой работой. Когда мы вернулись в Канзас-Сити, Джастин и Брайан
открыли в здании Скэррит фирму "Везерел и Смит, инвестиции". Контора фирмы
"Брайан Смит и компания" помещалась на том же этаже.
- не то время, когда хорошо быть богатым. Мы старались не выставлять свое
богатство напоказ. Вместо того чтобы покупать роскошный особняк в районе
Загородного клуба, мы купили за бесценок старый фермерский дом, в котором
жили, а потом преобразовали его в более комфортабельный: в то время
квалифицированные строители рвались работать за такую плату, за которую в
двадцать девятом и смотреть бы на нас не стали.
все, от чистильщика ботинок до банкира, предлагали свой способ выхода из
этой ситуации. Мистер Рузвельт заступил на свой пост в 1933 году и
действительно закрыл все банки, но Смиты и Везерелы хранили свои капиталы
под матрасом, и взятки с нас были гладки - банковские каникулы не
причинили нам вреда. Страна встрепенулась, воодушевленная энергичными
мерами "нового курса", как новый президент называл поток патентованных
средств, хлынувший из Вашингтона.
оживления экономики, но вряд ли стоит осуждать меры, предпринятые, чтобы
накормить обездоленных. Управление промышленно-строительных работ,
трудовые лагеря для безработных. Национальная администрация восстановления
промышленности и бесчисленные программы по борьбе с безработицей не
излечили экономику, а пожалуй, и навредили ей - зато удержали отчаявшийся
народ от голодных бунтов в тридцатые годы, в Канзас-Сити, по крайней мере,
наверняка.
нацистская Германия вторглась в Польшу. Два дня спустя Британия и Франция
объявили Германии войну. Началась вторая мировая война.
Мидвей, в восьмидесятиквартирном доме, принадлежавшем Фонду Говарда через
подставное лицо. Мы занимали так называемый "пентхауз" - восточное крыло
верхнего этажа: гостиная, балкон, кухня, четыре спальни и две ванных.
демократической партии. Целых две недели в нашей квартире, рассчитанной
максимум на восемь человек, ночевало от двенадцати до пятнадцати. Не
скажу, чтобы меня это устраивало. В квартире не было кондиционера, лето
стояло необычайно жаркое, а испарения озера Мичиган в нескольких сотнях
ярдов от нас превращали наше жилище в турецкие бани. Оставалось только
ходить нагишом, но при гостях я не могла этого делать. Великое благо, что
в Бундоке на наготу никто не обращает внимания.
поезд, но Брайни часто ездил туда без меня, а эта квартира служила для
заседания правления фонда Говарда - Фонд в 1929 году переехал из Толидо в
Виннипег. Джастин объяснил мне это так:
закон, запрещающий частное владение золотом. Теперь Фонд подчиняется
канадским законам, а его официальный секретарь - канадский юрист, тоже
говардовец и попечитель Фонда. Я лично не касаюсь золота даже в перчатках.
чувствовать себя виновным, нарушая его - он просто следует одиннадцатой
заповеди.
спекуляций на Чикагской товарной бирже в связи с войной в Европе. А я
приехала с ним просто так. Как ни хороша жизнь племенной кобылы, после
сорока лет такой деятельности и семнадцати детей мне хотелось посмотреть
на что-нибудь еще, кроме мокрых пеленок.
Вашингтон-парком и Джексон-парком тянулся зеленый бульвар Мидвей-Плезанс.
Когда я видела его в последний раз, это был торговый ряд, где имелось все
- от египетских танцев живота до розовой сахарной ваты. Теперь он
превратился в настоящий сад - с бесподобным "Фонтаном Времени" работы
Лорадо Тафта в одном конце и чудесным пляжем Пятьдесят седьмой улицы - в
другом. Вдоль северной стороны бульвара располагались серые готические
здания Чикагского университета. Университет был основан за год до того,
как я приехала сюда в детстве, но эти здания тогда еще не построили:
насколько я помню, в университетском городке стояло тогда несколько
главных выставочных павильонов. Ничего нельзя было узнать, так все
изменилось.
на паре. Внизу больше не ездила ни конка, ни даже вагоны на канатной тяге
- их сменил электрический трамвай. Лошади исчезли полностью - везде только
машины, бампер к бамперу, сомнительное достижение.
отъезда; из-за одной только выставленной на нем работы Мальвины Хофман
"Человеческие гонки" стоило посетить Город Ветров. Рядом был планетарий
Адлера - первый, в котором мне удалось побывать. Мне нравилось там - можно
было представить, что путешествуешь среди звезд, как Теодор, но я и
мечтать не могла, что когда-нибудь буду путешествовать так на самом деле.
Эта мечта вместе с моим сердцем была похоронена где-то во Франции.
одиннадцатилетней Морин Джонсон; от Чикаго сорокового года у Морин Смит,
официально сорока одного года, еще больше захватило дух - столько в нем
появилось новых чудес.
если меня случайно заставала на улице ночь, ни отец, ни я не беспокоились.
В сороковом я спешила вернуться домой засветло, если только меня не
сопровождал Брайан.
Франция пала. Шестого июня британцы эвакуировали остатки своей армии из
Дюнкерка, после чего была произнесена одна из величайших речей в истории:
"...мы будем драться на всех берегах, мы будем драться на улицах, но не
сдадимся".
Полевой Корпус.
говорят, слишком старый. А эти принимают медиков, которым армия отказала.
Мы нужны для полевых госпиталей - годится всякий, кто умеет отпилить ногу,
а стало быть, и я. Раз я могу драться с гуннами только так, буду делать
хотя бы это - я в долгу у Теодора Бронсона. Понимаешь меня?
детворой?
Лу, чтобы сменила тебя - так будет еще быстрее. В любом случае можешь
выполнять, что задумал. Только - отец, послушай меня. Ты будешь себя
беречь? Да?
Брайни призадумался.
слишком старый.
столетней давности.
возраст, хотя, по-моему, выгляжу не старше тех сорока шести, что
проставлены в моих водительских правах. Просто сознаюсь в маленькой
праведной лжи, которую позволил себе в 1898 году. В самом-то деле мне
тогда было четырнадцать, но я присягнул, что двадцать один, чтобы меня
взяли в армию.
восьмом я заканчивал колледж. Но в военном ведомстве не осталось никого,
кто бы это знал - и сказать им некому. Морин, полковника запаса пятидесяти
шести лет охотнее возьмут на службу, чем полковника шестидесяти трех.
Гораздо охотнее.
включается от звука моего голоса и спрятан в моем теле. Нет, нет, не в
туннеле любви - ведь агентки Корпуса не монашки, и никто не ждет от них
монашеского поведения. Он вживлен на том месте, где был раньше желчный
пузырь. Диктофон рассчитан на тысячу часов работы - надеюсь, он пишет как
Роллинс Джеймс
Березин Федор
Самойлова Елена
Корнев Павел
Лукин Евгений
Кервуд Оливер Дж.